— Когти у него есть, но они убираются в подушечки, — я потрогала миниатюрную, точно у котёнка, лапку.
— Вы не понимаете: у химер может быть свёрнутый запас материи, который позволяет им в критических ситуациях мгновенно увеличиваться в несколько раз. А некоторые увеличиваются за счёт быстрого поглощения материалов из окружающей среды. И нет гарантии, что длор Лавентин в детстве был достаточно благоразумным, чтобы поставить ограничение на рост.
Представила бесконтрольно растущего с испуга дракончика.
— Постараемся его не нервировать, — тихо предложила я. — И для начала покормим — это очень успокаивает.
Следуя за Сарандой на кухню, я гладила химеру сквозь тонкую ткань сорочки, и от тепла зверька, от его курлыканья на душе становилось светлее. Поистине волшебное создание.
***
— Ваше императорское величество, это немыслимо, невозможно, недопустимо, — Хобл так разволновался, что на крыльце не заметил начала лестницы, его нога ухнула вниз.
Падая, он ухватился за моё плечо. Я едва устоял, застыл.
Император мчался дальше, ветер трепал его белые от седины волосы:
— Демонстрацию нужно остановить немедленно! И без военных. Люди должны понять, что их поведение недопустимо!
Хобл испуганно посмотрел на меня, но закричал императору:
— Мы не сможем обеспечить вам безопасность!
Император резко обернулся, его глаза гневно сверкали:
— Должны смочь. Я должен поговорить с моими подданными, успокоить. Их демонстрация не должна вылиться в бунт и погром столицы. — Он взмахнул рукой. — Нужно удержать ситуацию под контролем.
— Это толпа, — напомнил я, отцепляя судорожно сжимавшую лацкан руку Хобла. — Толпа и здравый смысл несовместимы.
— Но я должен до них достучаться, — всплеснул руками император. — Мы потерпели поражение. Чтобы пережить это, мы должны действовать вместе, а не грызться друг с другом.
— Вы не должны рисковать собой, — холодно напомнил с высоты лестницы Овелодри. — Вы император.
— Именно поэтому я надеюсь произвести на людей достаточно сильное впечатление, чтобы убедить их разойтись по домам, — его взгляд метнулся в сторону. — Давай, дорогая, быстрее.
Мы, высыпавшие на крыльцо участники внеочередного собрания, обернулись к парадному входу.
Императрица вышла в чёрном траурном одеянии. Выглядела она величественно и трагично, как мать, только что потерявшая дитя, но вынужденная держаться ради остальных детей.
Отличный образ. И покрасневшие глаза работали на него. Интересно, она оплакивала необходимость, рискуя собой, выступать перед толпой недовольных или действительно сожалела о погубленных войной людях?
Императрица лишь мельком глянула на меня, и я виновато опустил взгляд. Как министр внутренних дел я отвечаю за безопасность и спокойствие подданных, но известие о двигающейся к императорскому дворцу толпе стало для меня таким же неожиданным, как для других участников собрания.
Это я должен говорить с людьми, но я не представлял, как их успокоить: даже страх не развеял тумана усталости в моей голове.
У ворот собрались офицеры. Всего шесть. Остальные будут в штатском, и с этим решением я, в отличие от остальных министров, согласен: находясь в окружении множества солдат в красивой форме, он бы раздражал людей, а выступая под прикрытием шести телохранителей император будто проявлял доверие подданным, и это должно вызвать ответное доверие. Надеюсь.
Быстро спустившись с лестницы, я встал за правым плечом императора, императрица подошла с левой стороны.
— Сегодня я буду вашей тенью, — прошептал я и немного успокоился: если не успокоить людей, то хотя бы защитить императора я могу.
Ящеры с чёрными плюмажами и в чёрных попонах подвезли траурное ландо.
Император забрался первым, я подал руку императрице. Мы устроились втроём. Император окинул взглядом министров и прочих сановников, решая, кому ещё ехать увещевать разгневанных подданных.
Казалось, в воздухе уже звенят отдалённые возгласы. Или это гудело в ушах? Мир очень некстати стал смазываться и качаться. Хобл кусал губу и нервно теребил манжет, не решаясь снова предложить отправить военных усмирять толпу.
— Овелодри, — император нетерпеливо махнул на него.
— Мне кажется, — министр иностранных дел сцепил руки за спиной, — я дискредитировал себя перед населением, мне не следует сопровождать вас…
— Сюда, — коротко велел император.
Оглянувшись по сторонам, Овелодри забрался в ландо и уселся рядом с императрицей.
Ящеры рванули к воротам. Императрица поморщилась, но я понимал желание императора встретиться с толпой подальше от дворца, чтобы их выступление не походило на осаду.
Ворота отворились, ландо выкатилось на широкую дорогу между общественным императорским парком и широкой белой стеной, огораживающей дворец.
Сквозь деревья и кусты мелькали фигуры редких прохожих. Возможно, среди них были полицейские и военные в штатском. Шесть офицеров на ездовых ящерах окружили ландо.
Впереди к дороге выходили два хорошо одетых худых длора. Издалека бросалась в глаза бледность их лиц. Один нёс саквояж.
Ощущение опасности ударило по нервам, я приподнялся, вглядываясь в прохожих и не понимая, что не так…
***
Химера, хвостом и всеми крыльями упрямо держась за меня, жевала дольку жёлтого фрукта. Вот уж действительно обнимающая химера. Курлыканье перемежалось с чавканьем. Саранда смотрела на зверька с таким видом, словно готовилась свернуть ему шею.
— Саранда, меня пугает твой взгляд.
— Знаю, но даже опытные создатели не всегда могут точно задать их свойства.
— Возможно, имеет смысл уточнить её свойства у Лавентина? — я продолжала гладить химеру, наслаждаясь близостью живого тёплого существа. — Через Раввера, конечно. К тому же…
Холод охватил меня, стиснул льдом. Браслет потяжелел. Что-то чудовищно громко хрустнуло, и всё внутри передёрнулось и задрожало.
Я перевела взгляд на тянущий меня к полу браслет: по серебристому металлу, почти на всю высоту браслета, тянулась ветвистая трещина. У запястья разрыв металла был шириной с палец.
Волосы на голове зашевелились от ужаса.
— Х-хозяин, — пролепетала Саранда. Я посмотрела на неё. Она с ужасом следила за браслетом. — Трещина… трещина значит, что он умирает. Если она пройдёт через весь браслет…
Она совершенно по-человечески закрыла рот ладонями, словно боялась договорить.
А ведь срывавшиеся с Раввера чёрные сполохи — предвестники смерти.
Ноги подкосились. Рухнув на колени, я перехватила рукой браслет и развернула, уставилась на увеличивающуюся трещину.
— Только выживи, — беззвучно шептала я. — Только выживи.
Химера ползала по мне, обнимала, но я этого почти не чувствовала. Мысли сосредоточились на растущих трещинках…
Глава 42
В тот день, когда террорист швырнул в императорскую семью бомбу, а отец, выполняя роль тени, гасил её удар, я был с ними. В первых рядах.
Отчётливо, будто время специально замедлилось, видел каждое его действие, чувствовал движения магии.
Запомнил всё так остро, как не должен запоминать ребёнок пяти лет.
Но те события врезались в память.
Я часто прокручивал их в голове, пытаясь понять, допустил отец ошибку или его смерть была неизбежна.
Представлял себя на его месте.
Снова и снова проигрывал в мелочах знакомый сценарий, пытаясь найти решение, которое спасло бы всех.
И когда бледный длор в дорогом костюме перехватил саквояж и швырнул его в императора, время снова услужливо замедлило бег.
Другая расстановка жертв, другая траектория полёта, но брошенная в нас вещь так же несла смерть, и я так же не мог уничтожить её Тленом на расстоянии.
Внутри саквояжа сработала магия, воздух вокруг него дёрнулся. Под выделанной кожей запустилась чисто химическая, неуправляемая магией реакция. Бока саквояжа вздулись, с глухим «Буф!» лезвия шрапнели вспороли его, выпуская пламя.
Я выставил руку навстречу бомбе, концентрируя в ладони заклинание Тлена. Как и всякое родовое заклинание оно не требовало вливания магии в меняющие реальность силовые контуры, а действовало сразу.
Нужно было коснуться шрапнели, осколков, огня, чтобы запустить реакцию разрушения, развоплотить их раньше, чем они коснутся императора.
Металлический шарик обжёг кожу, я растворил его Тленом, его прах смешался с пламенем, запуская в него Тлен, пожирая его — весь огромный разрастающийся шар. Тлен охватывал его поверхность, замыкая пули и пламя внутри. Огонь вырывался, сопротивлялся. Пламя так трудно поглощать. Тело зазвенело от густого потока проходящей сквозь меня магии. Её сила разрушала естественный ход мира, сплющивала ревущий огненный шар и смертоносный металл.
Серая поверхность беспрерывно работавшего Тлена вспучивалась и покрывалась рябью. Суставы вскинутой руки выкручивало, мышцы тянули пальцы в кулак, и исходящая из пальцев сила концентрировалась, сжимала рвущуюся, летевшую в нас бомбу.
Сфера Тлена уменьшилась до метра… до полуметра… до тридцати сантиметров. Сердце почти не билось, в ушах ревело от напряжения. Огонь рвался из плющившей его ловушки, но чем больше вещества трансформировал Тлен, тем проще было управиться с остальным, ведь больше становилось самого Тлена, вместо меня касавшегося материи.
В замедленном мире я следил, как сжимающийся шар летит к императору и уже понимал: справляюсь, надо только вливать силу и давить, давить ещё.
Двадцать сантиметров до цели… десять…
Всеобъемлющий грохот покачнул меня.
Пуля взрезала пронизанный пороховым дымом воздух. Летела… в императора. Я дёрнул рукой. Внутри шара Тлена разросся огонь. Нужно было погасить его. Но пуля… я не успевал. Сжимая охваченную Тленом бомбу, дёрнулся вперёд, пытаясь подставить полотно Тлена под пулю. Она проскочила мимо и врезалась в моё запястье.