На рассвете 20 августа главные силы наших армий «стали отходить к деревне Дурыкиной. 1-я Западная армия по Новой Смоленской дороге, 2-я – по Старой Смоленской дороге. Арьергарды армий, ведя все время боевые действия, отошли вслед за главными силами. Особенно упорными были бои центрального арьергарда у Гжатска. Только совместные действия войск под командованием генерал-лейтенанта П. П. Коновницына и генерал-майора К. А. Крейца спасли центральный арьергард от гибели».
Из рапорта генерал-лейтенанта Коновницина: «Главнокомандующий армиями светлейший князь Голенищев-Кутузов предписал мне, дабы с ариергардом держался долже и что для армии нужно 4 часа времени. Вследствие чего сделано от меня следующее распоряжение. Часть ариергарда с пехотою и кавалериею заняла позицию хотя не довольно выгодную при селении Полянинове, но будет держаться сколько можно. Другая часть отойдет за 3 или 4 версты и займет там другую позицию. Ежели с 1-й позиции буду сбит, перейду на вторую и стану там держаться до самой крайности. Согласно сему приказано было от меня и генерал-майору графу Сиверсу, дабы он, удерживая левой фланг ариергарда со всем усилием, держался с ариергардом моим на одной высоте. Получив повеление вашего сиятельства, дабы Сиверс согласно воли вашей удержал позицию при Колесниках, и сам буду при Поляниново держаться также. Я буду также, естли надобность потребует, подкреплять графа Сиверса».[185]
А.А. Свечин считает, что «после соединения обеих армий под Смоленском крупное сражение было уже политической необходимостью; оно состоялось под Бородиным, когда маневренная способность Великой армии уже сильно уменьшилась и в численности Наполеон уже лишь немногим превосходил войска Кутузова, объединившего командование 1-й и 2-й армиями».[186] Так как, из 450 тысяч французской армии перешедших границу России, пришлось «до 150 тысяч оставить для обеспечения тыла и флангов «великой армии»; часть из них направлена была против Риги и войск графа Витгенштейна; часть – на Волынь против Тормасова. Оставалось таким образом 300 тыс. человек; но к концу июля. В окрестностях Смоленска. Из них находилось на лицо уже менее 200 тыс. человек».[187]
Глава № 3. Бородино
«Ведь были ж схватки боевые?
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина».
Позиция для боя была выбрана под Бородином. «22 августа Кутузов лично ее объехал и одобрил».[188] Данную позицию, в 11О км перед Москвой, он рассматривал форпостом «спасения Москвы». Однако, не исключал возможность и успеха, и неудачи: «При счастливом отпоре неприятельских сил дам собственные повеления на преследование их. На случай неудачного дела несколько дорог открыто, по коим армии должны будут отступать».[189]
Кутузов по предложению Толя, «послал инженер-капитана Фелькнера, для приискания в лесах за левым крылом, на старой смоленской дороге, местности удобной для скрытного расположения частей армии…Капитан Фелькнер вскоре возвратился с донесением, что такая местность находится за Утицким курганом, в верхней части Семёновского оврага. Полковник Толь, найдя эту позицию совершенно соответствующею цели действий, перевёл туда, по приказанию Кутузова, из общего резерва 3-й пехотный корпус, за которым стали семь тысяч ратников Московского Ополчения».[190]
А сам полковник Толь, «большой знаток своего дела, тотчас пустился помогать природе искусством, укреплять позицию. По доверенности, которою пользовался от высшего начальства и по внутреннему своему достоинству, полковник Толь был далеко выше своего чина. В то время, о котором мы говорим, он пользовался двумя славами: славою храброго офицера и учёного военного человека».[191] Генерал Ермолов «высоко ценил Карла Фёдоровича Толя за его замечательные способности и большие знания, почерпнутые ещё в годы учёбы в одном из кадетских корпусов».[192]
Н.Н. Муравьёв пишет: «23-го августа поручено было полковнику Нейгарту 1-му (Павлу Ивановичу, офицеру квартирмейстерской части) укрепить правый фланг нашей позиции; меня же назначили к нему в помощь. Мы устроили на крутом берегу Колочи закрытые батареи,… и назначили сделать засеки в лесу, находившемся на оконечности нашего правого фланга».[193]
Распоряжение Барклая перед бородинским сражением: «Главнокомандующий 1-ю Западною армиею извещает господ генералов, командующих частями войск, что во время сражения будет он находиться или на правом армии фланге, или в центре, по большой дороге, между 4-м и 6-м корпусами, где могут находить его, имеющие приказание.
Главнокомандующий особенно поручает господам корпусным командирам, без особенной надобности не вводить в дело резервы свои, разумея о второй линии корпусов, но по надобности распоряжать ими по рассмотрению. Общей же армии резерв, иначе как по воле самого главнокомандующего, никуда не употреблять.
…По размещении артиллерии по батареям, остальная артиллерия в корпусах должна быть по бригадам в резерве. Во второй же линии состоящая остается в своем месте. Сею в резерве артиллериею распоряжает корпусной командир или начальник всей артиллерии в армии, который дает только знать только корпусному командиру, что употребил оную и где. Начальнику всей артиллерии не препятствовать в распоряжении его, ибо он действует по воле главнокомандующего или сообразно цели, ему объявленной.
Господа корпусные командиры особенное обратят внимание, дабы люди не занимались пустою стрельбою, и артиллерия, сколько возможно, щадила снаряды, ибо скорая, но безвредная, пальба с начала может только удивить неприятеля, но вскоре заставить потерять всякое уважение. Особенных прикрытий, вблизи самых батарей расположенных, не иметь, но учреждать оные по мере приближения неприятеля, или явного его на батарею покушения; иначе вдруг неприятелю даются две цели, и батарея сама по себе и ее прикрытие».[194]
Беннигсен предлагал занять «позиции по прямой линии, предлагая построить на выдающемся возвышении сильное сомкнутое укрепление с амбразурами кругом, на случай неприятельской атаки, с какой бы стороны она не последовала». Кутузов «предпочёл мнение Толя, и таким образом расположение наших армий было направлено от Горок к возвышению, а оттуда влево, под тупым исходящим углом, через Семёновсое к Утице». Рассматривая данные диспозиции, Богданович приходит к заключению: «Вместо-того, чтобы, ограничиваясь наблюдением течения Калочи и расположив войска между Горками и Утицею, поставить сильные резервы за левым крылом, мы растянули армию на две лишние версты вправо от Горок, и через то в самом начале сражения лишили себя содействия целой трети войск».[195]
А вот Л.Н. Толстой считает, что: «Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25-го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во-первых, то, что не только 25-го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25-го числа, они не были кончены и 26-го; во-вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла… В-третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25-го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте».[196]
Не будем вдаваться в подробности, кто из них прав, одно точно известно, что именно у Шевардино 24-го августа произошло первое сражение. В этот день «бригада Гогеля, усиленная 50-м Егерским полком, вошла в состав войск, порученных Князю Горчакову и долженствовавших занимать Шевардинский редут. Она расположилась левее укрепления, в селе Доронине и примыкавших к нему роще и кустарниках, до самой дороги в село Ельню».[197]
Впереди Бородинской позиции, «у селения Шевардина, по предложению Толя, был построен пяти-угольный редут на 12 орудий. Это укрепление служило опорою передовой позиции, которую мы намеревались занять не столько для задержания неприятеля, сколько для обозрения его сил и раскрытия первоначальных его распоряжений с господствующих высот Шевардинских».[198]
Если это так, то Л.Н. Толстой спрашивает: «Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24-го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было каз