[306] По словам старосты села Тарутино: «По случаю нынешних военных действий, за расположением в означенном селении главной российской армии квартиры, все крестьяне…, а равно и их семейства из означенного села Тарутина и других окрестных деревень высланы…» в Тарусу, где ютились без жилья в условиях приближающейся зимы.[307]
Откровенные мнения Барклая о «беспорядках в делах, принявших необыкновенный ход», не нравились Кутузову. И в конце концов Барклай не выдержал и решил совсем оставить армию. А.П. Ермолов пишет: «Не стало терпения его, видел с досадою продолжающиеся беспорядки, негодовал за недоверчивое к нему расположение, невнимательность к его представлениям…Интриги были бесконечные; пролазы возвышались быстро; полного их падения не замечаемо было…Вместе с Барклаем-де-Толли уехал Директор собственной его Канцелярии, Флигель-Адъютант, гвардии Полковник, Закревский, офицер отлично благородных свойств».[308] Барклай прошел с русской армией весь ее горестный путь – от Вильно до Тарутина. Этот путь продолжался ровно сто дней. Он протянулся через Смоленск, Бородино и Москву, не став путем победы, но навсегда сохранившись в истории России как дорога чести и славы, что давало ему право сказать: «Я ввёз экипаж на гору, а вниз он скатится сам при малом руководстве».[309]
Император Александр, писал Барклаю: «Я был уверен, что вы весьма охотно останетесь в армии, чтобы вашими подвигами принудить к уважению вас даже ваших недоброжелателей, так, как вы это сделали в Бородине. Я вполне уверен, что вы неминуемо достигли бы этой цели, если бы остались в армии. По дружбе, которую не престану к вам сохранять, Я с беспредельным сожалением узнал о вашем отъезде. Вопреки всех неудовольствий, которые вы встречали, вам должно было остаться, потому, что есть случаи, когда надобно поставить себя выше всего в мире. Я никогда не забуду важных услуг, которые вы оказали Отечеству и Мне, и надеюсь, что вы окажете важнейшие… борьба ещё не кончена; она представит вам возможность ознаменовать ваши великие дарования, которым вообще начинают отдавать справедливость».[310]
Прощаясь со своим адъютантом, майором Владимиром Ивановичем Левенштерном, Барклай сказал: «Я должен уехать. Это необходимо, так как фельдмаршал не дает мне возможности делать то, что я считаю полезным. Притом главное дело сделано, остается пожинать плоды. Я слишком люблю Отечество и императора, чтобы не радоваться заранее успехам, коих можно ожидать в будущем. Потомство отдаст мне справедливость. На мою долю выпала неблагодарная часть кампании; на долю Кутузова выпадет часть более приятная и более полезная для его славы. Я бы остался, если бы я не предвидел, что это принесет армии больше зла. Фельдмаршал не хочет ни с кем разделить славу изгнания неприятеля со священной земли нашего Отечества. Я считал дело Наполеона проигранным с того момента, как он двинулся от Смоленска к столице. Это убеждение перешло во мне в уверенность с той минуты, как он вступил в Москву… К тому же император, коему я всегда говорил правду, сумеет поддержать меня против обвинений со стороны общественного мнения. Время сделает остальное: истина подобна солнцу, которое в конце концов всегда разгоняет тучи. Я сожалею единственно о том, что не могу быть полезен армии и лично всем вам, разделявшим со мною труды. Я передал фельдмаршалу армию сохраненную, хорошо одетую, вооруженную и не деморализованную. Это дает мне наибольшее право на признательность народа, который бросит теперь, может быть, в меня камень, но позже отдаст мне справедливость… Все генералы явились проститься с ним и провожали его до экипажа, – писал Левенштерн. – Все были растроганы. В эту минуту армия считала себя осиротевшею». В карету вместе с Барклаем сели флигель-адъютант А. А. Закревский, лечивший Михаила Богдановича врач Баталии и офицеры Вольцоген и Рейц. Всю дорогу Барклай был печален и мрачен. Немногословный вообще, в эти дни он за все путешествие не произнес ни единого слова.
…Заслуги Барклая перед Россией огромны. Поставленный во главе армии в дни тяжкого испытания, пережитые нашим Отечеством, он неуклонно вёл её по единственному пути, который мог привести к победе над врагом-исполином…Он сохранил армию до той минуты, когда она могла дать грозный отпор врагу. Прибыл Кутузов, и Барклай должен был стать во второй ряд. В своём великом патриотизме он сумел подчинить свои интересы интересам Отечества… Результатами, достигнутыми в Бородинской битве, мы многим обязаны Барклаю, а под Москвою для спасения армии и России он не поколебался пожертвовать своим именем».[311]
Глава № 5. Корпус Витгенштейна
«Наш Витгенштейн, вождь-герой,
Петрополя спаситель,
Хвала!.. Он щит стране родной,
Он хищных истребитель.
О, сколь величественный вид,
Когда перед рядами,
Один, склоняясь на твёрдый щит,
Он грозными очами
Блюдёт противников полки,
Им гибель устрояет
И вдруг… движением руки
Их сонмы рассыпает».
Витгенштейн Петр Христианович: «В 1806 г. воевал против турок, в 1807 г. против французов, зарекомендовав себя решительным военачальником. 12 декабря 1807 г. произведен в генерал-лейтенанты и назначен шефом л. – гв. Гусарского полка. В 1812 г. – командир 1-го отдельного пехотного корпуса, прикрывавшего Петербургское направление. В кампанию 1812 г. был дважды ранен и достиг вершины своих воинских успехов. В июле под Клястицами его войска остановили продвижение маршала Удино, за это Витгенштейн награжден орденом Св. Георгия 2-го кл. В августе произошли ожесточенные бои его войск под Полоцком с корпусами маршалов Удино и Сен-Сира. В октябре его части штурмом взяли Полоцк. Затем в сражении под Чашниками было нанесено поражение маршалу Виктору. В Березинской операции французским военачальникам удалось ввести в заблуждение Витгенштейна, и он не смог нанести решительный удар по незащищенной с фланга переправе войск Наполеона. В 1813 г. части под его командованием заняли Берлин, а после смерти М. И. Кутузова, пользуясь славой «защитника Петрополя», Витгенштейн занял его место. Но пост главнокомандующего оказался ему не по плечу, после неудач под Люценом и Бауценом он попросил заменить его Барклаем де Толли. Затем командовал корпусом. В 1814 г. в сражении при Бар-сюр-Обе был тяжело ранен». (С. 336)
Когда началась война, было ему «сорок четыре года от рода, бодрый, деятельный войн, не обладал многосторонними познаниями, но умел одушевлять войска личным примером, внушать преданность к Государю и Отечеству, в своих подчинённых и возбуждать их усердие на пользу общую. Ласковый, великодушный начальник, Витгенштейн отдавал полную справедливость заслугам своих сподвижников».[312]
Перейдя границу России, Наполеон поставил маршалу Удине задачу, отрезать корпус Витгенштейна от Вилькомира. Однако, «Удино не настиг Графа Витгенштейна, который за несколько часов прежде него успел пройти через Вилькомир, и занимал ещё этот город своим арриергардом, под начальством Кульнева, когда приблизился туда Удино».[313]
Кульнев Яков Петрович: «В 1810 г. сражался с турками под Шумлой и Батином. В 1811 г. получил назначение шефом Гродненского гусарского полка, который вошел в состав 1-го корпуса. В 1812 г. этот корпус прикрыл Петербургское направление. Отлично действовал в сражении под Клястицами 19 июля. На следующий день, преследуя противника его части наткнулись на главные силы французов. Это был его последний бой». (С. 439) Кульнев Яков Петрович (25.7.1763, Люцин, Речь Посполитая – 20.7.1812, деревня Сивошино Полоцкого уезда Витебской губернии), генерал-майор (12.12.1808). Из дворянского рода, ведущего свое начало от польского шляхтича, приехавшего в Россию в 1460 году.[314]
Его брат: Кульнев Иван Петрович: «В 1809–1810 гг. находился в Дунайской армии. В 1810 г. ранен под Рущуком. В 1812 г. командовал бригадой в корпусе П. Х. Витгенштейна, сражался под Полоцком, Чашниками и на Березине. В 1813 г. находился при осаде Данцига, в 1814 г. – при блокаде Гамбурга». (С. 438–439)
По прибытию 1-го корпуса в Вилькомиру, 15 июня, «граф Витгенштейн остановился там, чтобы дать отдых войскам, после трёх форсированных переходов, и соединиться с отрядом Властова отступавшим от Россиен». 16 июня «одна из поисковых партий, высланных генералом Кульневым, обнаружила неприятеля у местечка Шаты. Получив это сообщение, Кульнев отрядил Гродненского гусарского полка ротмистра Кемпферт, с вверенным ему эскадроном и сотнею казаков, чтобы разведать о силах неприятеля. Ротмистр Кемпферт удерживал частными атаками французскую кавалерию до прибытия к ней в помощь пехоты, а потом, по приказанию Кульнева, отступил через лес и присоединился к авангарду, причём был ранен пулею в ногу. Когда же неприятель, преследуя Кемпферта, вывел из леса несколько эскадронов и батальонов, тогда Кульнев… выдвинул вперёд два орудия, под прикрытием егерей и гусар, и, допустив неприятельскую кавалерийскую колонну, двигавшуюся по большой дороге, на близкий пушечный выстрел, приказал открыть огонь». Это сражение позволило главным силам корпуса Витгенштейна успешно переправиться через Свенту. Кульнев, «оставя при себе подполковника Сухозанета с 6-ю конными орудиями, приказал конно-артиллерийскому эшелону, стоявшему впереди города, уходить вслед за войсками графа Витгенштейна». На рассвете 17-го июня полковник Крейц подойдя к Ошмана, «нашёл город в руках Французов, ударил на них врасплох, вытеснил их вон, взял несколько пленных, освободил много наших, захваченных на виленской дороге, и, выставя посты к стороне Вильны, расположился с своими драгунами вне города, на пути ведущем в Сморгони».