Так уж повелось на Руси, что ещё при Иване III, увидев «искусство иностранных мастеров в строительном деле, то стали вызывать в Россию и других мастеров и знающих людей. Приглашали людей, которые бы умели добывать руду, приступать к городам, стрелять из пушек, литейщиков, серебряников, лекарей».[44] А как только, что-нибудь случалось, то виноваты всегда были «немцы» или чухонцы. Всегда находился «козёл отпущения». «Первым для удовлетворения гнева русских военачальников на заклание отдали К. Фуля, автора скандального Дрисского проекта. Вторым по счету для генеральского жертвоприношения был подготовлен разработчик и главный исполнитель плана отступления Барклай. Не исключено, что в запасе имелись и другие кандидатуры. Например, быстро восходившая звезда Ф. О. Паулуччи. Но штабные генералы буквально «съели» титулованного итальянца в течение нескольких дней, и он просто не успел стать «козлом отпущения».[45] Так будет и в Первую мировую войну, когда таким «козлом отпущения» назначат командующего 1-й армией Ренненкампфа, а в Великую Отечественную войну, этим «козлом» стал народ целой Автономной республики России и все жители страны немецкой национальности.[46]
Полагали, что Наполеон непременно пойдёт на Дриский лагерь, чтобы «купить себе вход в древние пределы России ценою сражения с нашими войсками; ибо как отважиться завоевать Государство, не разбив его войско? – Но дерзкий Наполеон, надеясь на неисчислимое воинство своё, ломится прямо в грудь Отечества нашего».[47] Однако он «не намеревался идти на Псков или Лифляндию; сделал на левом крыле своём один только вид нападения, а главную громаду сил обратил к правому крылу».[48] Поэтому, на военном совете постановили немедленно оставить Дрисский лагерь, так как главные силы Наполеона направлялись не на Петербургскую дорогу, а в разрез двух наших армий на Московскую, в данных условиях Дрисский лагерь мог превратиться в ловушку для армии, было решено отходить к Полоцку, куда должен был подойти Багратион со 2-й армией.
Мнение Н.А. Окунева: «Направление Армии на Дриссу было столь же ошибочно, как и пребывание ея в сем лагере могло быть опасно. Наполеон, двинувшись центром своим, Корпусом Сенсира и Гвардией на Глубокое; а правым крылом, Корпусом Вице-Короля, из Сморгон на Вилейку, принудил Генерала Барклая де Толли оставить занятое им положение и потянуться вверх Двины, для сохранения сообщений с Смоленском. Он выступил из лагеря 2 июля. Хотя устройство лагеря при Дриссе и движение к нему большой Армии были весьма ошибочны; но внезапный выход из него, с пожертвованием укреплений, стоивших больших сумм и времени драгоценного, делает большую честь соображениям Генерала Барклая де Толли: он понял опасность своего положения и вышел из него».[49] Барклай-де-Толли оставляет лагерь при Дриссе и ведёт армию, через Полоцк, к Витебску.
Александр принимает решение «отказаться от командования армией, временно поставить во главе всех войск генерала Барклая, сперва отправиться в Москву, а оттуда в Петербург, чтобы повсюду ускорить работу по усилению армии, позаботиться о снабжении ее продовольствием и другими запасами и организовать ополчение, в котором взялась бы за оружие значительная часть населения страны. Несомненно, что лучшего решения император принять не мог».[50] Покидая армию он сказал Барклаю-де-Толли: «Поручаю вам мою армию, Не забывайте, что у меня нет другой, и пусть мысль эта никогда вас не оставляет».[51]
Одновременно отдаёт приказание полковникам: Флигель-Адъютанту Чрнышеву, Мишо и Эйхену «ехать в Москву и отыскать в окрестностях её места, удобные для укреплённых лагерей, назначая их служить опорою для армий, в случае перенесения театра войны к Москве». Полковнику Мишо он добавил: «Может быть, не будете вы иметь времени приготовить лагери надлежащим образом, тогда поезжайте к Волге, даже дальше. Ежели судьба захочет испытать Мою твёрдость, то у Меня останется ещё много способов и пространства, и Я могу далеко завести неприятеля».[52]
Мишо Де Боретур Александр Францевич: «С 1809 г. воевал против турок в Молдавской армии. Участвовал во взятии крепостей Исакчи, Тульчи, Измаила, Браилова, Туртукая (награжден орденом Св. Георгия 4-го кл.), сражался под Рущуком, Шумлой, Батином и Ловчей. В 1811 г. произведен в полковники, в 1812 г. переведен в 1-ю Западную армию. Во время Военного совета в Дриссе дал критическую оценку укрепленного лагеря, построенного по предложению генерала К. Л. Фуля. По приказу Императора Александра I выбирал места для строительства укрепленного лагеря у Москвы и на Волге. По возвращении в армию дважды посылался М. И. Кутузовым к Императору с сообщениями о сдаче Москвы и о Тарутинском сражении, за что 20 сентября 1812 г. был пожалован в флигель-адъютанты. В 1813 г. сражался при Люцене, Бауцене, Дрездене, Кульме, Лейпциге». (С. 476–477)
Фёдор (Фридрих-Август) Яковлевич Эйхен 2-й В 1801–1805 гг. Эйхен находился при цесаревиче Константине Павловиче. В 1805–1806 гг. Эйхен состоял при корпусе генерал-лейтенанта Эссена 1-го и был прикомандирован к армии графа Буксгевдена, расположенной в Моравии. За боевое отличие в битве при Прйсиш-Эйлау он 22 апреля 1807 года был награждён орденом св. Георгия 4-й степени. В мае Эйхен находился при изгнании неприятеля с Гуттштадтской позиции, в битвах при деревне Анкендорфе и при Гейльсберге, и 2 июня – в сражении при Фридланде. В 1811 г. Эйхен в чине полковника, по особому Высочайшему повелению, находился в Витебской губернии. Во время Отечественной войны 1812 года и в Прусской кампании 1813 года он участвовал в сражениях с французами.[53]
Пока Император находился в первой армии, лве другие армии подчинялись его распоряжениям, но как только он покинул её, «Барклай-де-Толли, Багратион и Тормасов становились вполне самостоятельными, и согласование их действий зависело всецело от взаимного их соглашения, достигнуть которого именно в данном случае оказывалось весьма трудным».[54] Такая ситуация ставила Барклая «в положение крайне двусмысленное, создав, если можно так сказать, военно-юридические предпосылки развязывания борьбы против него в верхах армии… С одной стороны, в глазах множества военных и гражданских лиц Барклай представал в роли предводителя всех русских армий на театре военных действий, а с другой, – не имея на то от царя официальных полномочий, был предельно скован в своих полководческих усилиях, будучи к тому же обречен проводить непопулярную в армии и обществе стратегическую линию».[55]
Не имея полномочий верховного главнокомандующего, Барклай-де-Толли не мог отдавать приказы другим главнокомандующим и даже в разгар военных событий, «видя необходимость действовать согласованно, – как он писал в письме к царю от 26 июля, – мог выразить генералу Тормасову токмо частным письмом мое желание, чтобы он поддался, насколько возможно, вперед».[56]
О взаимоотношениях с Багратионом, Барклай писал: «Я должен был льстить его самолюбию и уступать ему в разных случаях против собственного своего удостоверения, дабы произвести с большим успехом важнейшия; словом, мне следовало исполнить обязанность для меня непонятную и совершенно противную характеру и чувствам моим. Несмотря на то, думал я, что в полной мере достиг своей цели; но впоследствии удостоверили меня в противном, ибо дух происков и пристрастия скоро открылся; обидныя суждения и неблагопристойные слухи…»[57]
Князю Багратиону, он писал: «Глас Отечества призывает нас к согласию. Оно есть вернейший залог наших побед и полезнейших от них последствий, ибо от единого недостатка в согласии славнейшие даже герои не могли предохранить от поражения. Соединимся и сразим врага России. Отечество благословит согласие наше!».[58]
После трудного и опасного перехода армия Барклая 11 июля вступает в Витебск «Переправя через Двину большую часть своей Армии, он стал пред Витебском и послал сильный отряд на Бабиновичи. Сия мера осторожности достигала двух важных целей: прикрывая точку Лиосны. Отряд сей составлял уступ, соприкосновенный с Армиею Князя Багратиона, которого Генерал Барклай де Толли полагал пробившимся уже к Орше».[59]
13 июля состоялось сражение в Островне, 14 – го близ корчмы Печонка. Авангардом, принявшим сражение командовал Граф Петр Пален «Многочисленный неприятель приблизился к нему и сразу развернул свои силы. Бой был продолжительный и кровопролитный, наши войска, сохраняя хороший порядок, отступили до оврага. Там, будучи преследуем только кавалерией, граф Пален сосредоточил свою конницу в одном месте и атаковал с такой стремительностью, что отброшенный неприятель, опрокинутый на свою пехоту, не осмелился продолжать движение. Обе армии стали лагерем на виду друг у друга на расстоянии 3–4 верст».[60]
В сражении 13 июля при местечке Островне, 14 июля при селениях Какувячине и Комарах (близ города Витебска). Были убиты: Селенгинского пехотного полка лекарь 12 класса Гаст, лейб-гвардии Драгунского полка капитан Глазенап 1-й. Умерли от ран: Ревельского пехотного полка капитан Петерсон, 20-го егерского полка майор Нейдгардт. Ранены: Начальник артиллерии 1-й Занадной армии генерал-майор граф Кутайсов, Лейб-гвардии Драгунского полка капитан Линденер 3-й, Нежинского драгунского полка поручик Вичфинский, штабс-капитан Сакен 1-й, Ревельского пехотного полка майор Швенцен, капитан Миллер 1-й (контужен), поручик фон Шредер 1-й. Штабс-капитаны Бер 1-й, Цытович, поручики Бер 2-й, Гун 1-й, подпоручики Вагнер, Гейкинг, прапорщики Бистром, Глушков 2-й, Троян. Черниговского – капитан Эйхлер; Копорского – штабс-капитан Рейхель, поручик Рапен-Детоар.