Либгарт Антон Иванович: «В 1806–1807 гг. участвовал в военных действиях против турок, командуя батальоном. В 1807 г. назначен шефом Полтавского пехотного полка, во главе которого начал кампанию 1812 г. в составе 2-й Западной армии. 11 июля в сражении при Дашковке был ранен пулей навылет в правую руку и отправлен на излечение». (С. 454)
Е.Н. Щепкин отмечает, что «неудача Багратиона и его отступление за Днепр к Смоленску разъяснили первой армии ее положение под Витебском. Получив донесение о наступлении значительных сил неприятеля вдоль левого берега З. Двины, Барклай в ночь с 12 на 13 июля (ст. ст.) двинул там же по дороге на Бешенковичи пехотный корпус Остермана, усиленный драгунами, гусарами и конной артиллерией. Высылкой этого арьергарда он надеялся задержать противника и выиграть время, чтобы облегчить сближение и соединение со 2-ой армией. Так возник 13 июля бой под местечком Островно между французским авангардом Мюрата и отрядом Остермана, задержавший на целый день наступление неаполитанского короля, но кончившийся все-таки отступлением русских на новую позицию. Убедившись из боя при Островне в приближении значительных сил противника по дороге из Бешенковичей, Барклай отказался от опасного при таких условиях движения на Оршу. Чтобы отвлечь, однако, внимание противника от 2-ой армии, которую он сам настоятельно призывал ускорить движение к Орше, Барклай готов был даже принять сражение под Витебском…К тому же в ночь на 15 июля адъютант Багратиона привез известие о неудавшейся попытке 2-ой армии боем открыть себе дорогу для соединения с Барклаем. Эта новость освобождала 1-ую армию от необходимости выжидать Багратиона у Витебска под страхом битвы в плохо защищенной от природы местности с превосходными силами противника. Поручив Палену составить арьергард армии и выдвинуть его на левый берег речки Лучосы, Барклай после совещания старших начальников 15 июля решил продолжать отступление на Смоленск тремя колоннами через Поречье и Рудню».[62]
Участник военного совета под Витебском Ермолов, записал в своём дневнике: «Уступивши Витебск, мы прибавим одним городом более ко многим потерянным Губерниям, и легче пожертвовать им, нежели другими удобствами, которых сохранение гораздо важнее, Главнокомандующий изъявил согласие, но готовился дать сражение, и приказал избрать место за городом на дороге к Смоленску…Я осмотрел её с началом дня, когда в неё вступили уже войска…Толь, вопреки мнению многих, утверждал, что позиция соединяет все выгоды, что должно принять сражение. Генерал Тучков 1-й, видя необходимость отступления, об исполнении его рассуждал не без робости. Решительность не была его свойством: он предлагал отойти ночью. Генерал-Адъютант Барон Корф был моего мнения,… Я боялся непреклонности Главнокомандующего, боялся и его согласия. Наконец он даёт мне повеление об отступлении. Пал жребий, и судьба исхитила у неприятеля лавр победы!».[63] Барклай заявил: «Я принужден против собственной воли сего числа оставить Витебск».[64]
Тем более, что находясь возле Витебска, Барклай узнаёт, что Багратион не может пробиться к Могилёву. «Тогда Главнокомандующий решился отступить к городу Поречью, чтобы предупредить Наполеона у Смоленска; умолял Князя Багратиона, именем Отечества, поспешить к этому городу, от которого он твёрдо решился не отступать дальше, хотя и чувствует невозможность устоять, без подкрепления, против всех соединённых сил неприятельских».[65]
Взгляд на эту ситуацию Л.Н. Толстого: «Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но в этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2-й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю».[66]
В связи с этим, В.Д. Мелентьев, пишет: «Грубую ошибку нaчaльного периодa войны пришлось испрaвлять очередным отходом – в ущерб полководческой репутaции Бaрклaя де Толли. Остaвление Витебскa было подчинено глaвной цели – соединению aрмий. Между тем «витебский мaневр» Бaрклaя понят был дaлеко не всеми, в том числе и цaрским двором, поэтому, кaк бы опрaвдывaясь зa содеянное, Бaрклaй доносил цaрю: «Нaпрaвление, принятое aрмией князя Бaгрaтионa… привело меня в отчaяние. Чтобы не остaвить мaршaлу Дaву открытую прямую дорогу от Могилевa к сердцу России, мне не остaвaлось иного решения, кaк идти к Смоленску форсировaнным мaршем».[67]
Как пишет Н.А. Окунев: «Генерал Барклай – де-Толли, весьма справедливо не хотел дать решительной битвы до соединения обеих Армий; но по их обоюдному положению, направление, взятое первою Армиею и движение неприятеля, делали соединение сие возможным только на Днепре и не иначе как после больших поворотных движений».[68]
В последствии, в своих записках Барклай поясняет, «не было никакой цели сражаться под Витебском: самая победа не принесла бы нам пользы, если бы, между тем, Даву занял Смоленск. Вступив в сражение, я, без всякой пользы, пожертвовал бы 20-ю или 25-ю тысячами человек, не имея способа, даже по одержании победы, преследовать неприятеля; ибо Даву, заняв Смоленск, пошёл бы в тыл 1-й армии; а если бы я решился на него напасть, то Наполеон последовал бы за мною и я был бы окружён неприятельскими войсками. Единственное моё отступление, даже после победы, было бы направлено через Сурж к Велижу, и, следовательно – я ещё более отдалился бы от 2-й армии. По всем сим соображениям, решился я немедленно следовать к Смоленску. Все обозы и артиллерийские резервы, отправленные в Сурж, получили повеление идти к Поречью и Смоленску; а попечение о продовольствии армии поручено тамошним губернатору и предводителю дворянства».[69] Губернатором Витебской губернии 1812–1813 гг. был Лешерн Иван Францевич
Мнение Карла фон Клаузевица: «Под Витебском действительно намеревались дождаться Багратиона, который, как предполагали, находился в направлении на Оршу, и в случае необходимости имелось в виду даже принять здесь сражение. Эта мысль являлась в высшей степени нелепой, и мы назвали бы ее безумной, если бы спокойный Барклай был способен на нечто подобное. Русская армия, не считая казаков, насчитывала приблизительно 75 000 человек. Двести тысяч неприятеля могли каждую минуту подойти и атаковать ее. По самой скромной оценке, силы противника достигали 150 000. Если бы позиция русских оказалась обойденной с левого фланга, а это можно было наперед предсказать с математической точностью, то для них почти не оставалось никакого отступления и армия не только была бы отброшена от дороги на Москву, но и оказалась бы под угрозой полной гибели».[70]
В Витебске, по мнению П. Ниве, Барклаю было рискованно дожидаться, «присоединения 2-й армии, так как при неизбежно-кружном движении последней Наполеон неминуемо успел бы разгромить 1-ю армию отдельно. Уходить от Витебска на соединение к Багратиону – приводило бы к опасному фланговому маршу в виду превосходного противника, а также, весьма возможно, и к обнажению путей на Москву. Наконец, продолжение отступления 1-й армии к Смоленску, – обрекало Багратиона на неминуемый разгром, так как в этом случае основному замыслу Наполеона – раздвинуть могучим клином наши обе армии, – несомненно суждено было бы окончательно и блестяще осуществиться. В виду таких соображений Барклай, в конце концов, остановился на решении среднем; он намерен был остановиться за Лучесой, задержать французов сколько будет можно не ввязываясь отнюдь в решительный бой, после чего уже начать отход к Смоленску».[71]
Н.А. Окунев, считает, что «…следуя нападательному движению около Витебска, он мог быть отрезан от Смоленска Корпусами Генералов: Даву, Князя Понятовскаго, Вандама и Груши, которые вместе составляли более 90 000 человек».[72] Троицкий Н.А. подчёркивает, что «обстановка резко изменилась, Барклай уже не мог рассчитывать под Витебском на Багратиона. Между тем к Наполеону подходили всё новые и новые силы. Опять возникла угроза разъединения русских армий и окружения одной из них. Надо было отвести эту угрозу и успеть к Смоленску раньше Даву».[73]
Желая скрыть отход армии от Витебска, Барклай «поручил отряду графа Палена, усиленному посланными к нему подкреплениями до 14-ти батальонов, 32-х эскадронов и 2-х казачьих полков с 40 орудиями, задержать неприятеля на пути к Витебску… во всех 14-ти батальонах было не более 4-х тысяч человек…».[74]
Мненме француза Лабома: «Все были изумлены превосходным порядком, с которым князь Барклай-де-Толли отступил с своих позиций. При этом трудном отступлении генерал-майор граф фон-Пален блестяще проявил свою прозорливость и военное искусство; на наших глазах он маневрировал с арьергардом и так хорошо прикрыл остатки армии, что мы не нашли на ея пути никаких следов ея прохода; ни одной брошенной повозки, ни одной павшей лошади, даже ни одного отсталого – ничего, что бы могло нам указать ея направление».