Она ненавидела.
Она презирала.
Но больше всего — она боялась Эриха Ноймана.
Этот страх никак не был связан с теми подозрениями, которые мужчина зародил в ней недавно. Нет, все было намного запутаннее: этот страх распустился в ее сердце терновыми ветками в момент, когда София впервые увидела немца. Это был нелогичный, необоснованный страх. И это было хуже всего, ведь как можно побороть страх, причины которого не до конца понятны?
Глава пятая: Эрих Нойман на её территории
О нем не было ни слуху, ни духу два дня. С девушками из агентства он не встречался, София тщательно за этим следила.
София надеялась, что методы ее «друзей» таки подействовали, и немец покинул страну. Она надеялась, что они его не убили, но мало ли…
И все же, пружина все никак не разжималась — ей казалось, что она видит Ноймана на каждом шагу. Что он следит… выжидает.
Его тень однажды померещилась ей у дома, она увидела его из окна, а потом несколько часов не могла уснуть. Когда уснула — ей приснился кошмар, в котором ее кто-то преследовал, она убегала, а в голове взрывалась мысль: «Не позволь найти, не позволь найти…».
Она видела мужчину, что привязывал женщину к высокому постаменту, затем она падала в темные воды, слышала кваканье жаб и понимала, что мертва.
София проснулась с криком. Почему кричала, она так и не вспомнила. Сон, просто сон…
Во вторник она получила сообщение от Вики. Та написала, что ей уже лучше, но врачи до сих пор не разобрались в причинах болезни. В ответном сообщении, София пообещала навестить Вику вечером.
В ответ же на это сообщение, девушка ей позвонила, расплакалась в трубку и сердечно поблагодарила Софию за такую заботу. Сказала, что не может рассказать всю правду, так как боится.
— Ты боишься Ноймана? — спросила София прямо.
— Вы не понимаете, кто он… — в трубке послышался надрывный плач.
София, не мешкая, поехала к Вике в больницу. Она должна была узнать правду!
Вика обрадовалась её приезду. Она выглядела намного лучше, чем в прошлый раз. Как только все апельсины были переданы и все «больничные» новости услышаны, София постаралась мягко свернуть разговор к «немецкой» теме.
— Ты написала на него заявление?
Вика, которая в тот момент пила сок через трубочку из маленького бумажного стаканчика, посмотрела на Софию растерянно.
— Я рассказала врачам все, что было. Полиция ко мне не приезжала, если ты спрашиваешь об этом.
София выдохнула.
— А что было, Вик?
Пауза.
Вика отложила стаканчик в сторону. Она делала это медленно, будто пытаясь урвать для себя еще хоть немного времени.
— У нас было свидание… Он мне еще на первой встрече понравился, я очень ждала нашей встречи.
— Понимаю, — кивнула София. — Что было дальше?
— Второе свидание было… необычным. Мы пошли в хороший ресторан, кажется, «Аляска»… там все было так красиво… и он был такой…
— Какой? — София присела рядом с Викой.
— Красивый. Он был такой… как я в детстве мечтала. Принц!
Лицо Вики озарила добрая ласковая улыбка.
— Сначала все было очень хорошо. Мы разговаривали, он шутил… Но потом… его вопросы становились все более необычными.
— Например?
— Он спрашивал… бывали ли у меня эмоциональные всплески, легко ли меня разозлить. Какие места в Киеве мне нравятся, какие — нет. Получаю ли оргазм. Почему до сих пор не замужем.
— Это достаточно типичные вопросы, — вынуждена была признать София. — Ничего необычного я в них не вижу.
— Да, но… я не знаю, он ТАК их задавал… Еще он спрашивал, что я делала в определенные дни. Ну, вот, например, семнадцатого августа. — Вика всхлипнула. — Он разозлился, когда я не смогла вспомнить. А потом сказал, что мы едем ко мне домой. Понимаешь, просто взял и сказал— едем к тебе.
Девушка разразилась слезами. София начала ее успокаивать.
— Ну все, все, только не плачь… Но зачем же ты согласилась?! Если тебе было с ним плохо, зачем ты поехала с ним?!
— Я надеялась, что… что потом будет лучше…
София не нашлась с ответом. Ей всегда было непонятно, почему женщины думают, что дальше будет лучше. Если все плохо в самом начале, святые угодники, ну почему дальше должно быть лучше?! Если на первых свиданиях неуютно, неприятно, унизительно, то потом будет только хуже, ведь мужчина привыкнет, что его скотское поведение — это норма!
С другой стороны, что ей вообще известно о нормальных человечески чувствах? Ей даже отношения с любящими родителями не удавалось наладить!
— София, но ведь ты же его видела! — выдала Вика последний аргумент. — С ним невозможно не поехать! То, как он говорит, как себя ведет. Манеры, внешность, одежда, статус! Любая с ним поедет!
Оттого-то он так себя ведет, подумала София. Знает, что любая с ним поедет.
— Что было дальше?
Вика закрыла лицо руками. Вздохнула, вытерла слезы, и лишь тогда ответила:
— Он был очень агрессивен. Начал меня раздевать прямо у порога. И потом… потом было как в тумане.
— Что ты помнишь?
— Ты подумаешь, что я сумасшедшая, но… я была снизу, а он — сверху… и когда смотрела на него… мне казалось, что у него две пары рук. Одни — обычные, а вторые как будто из тумана. И эти вторые руки… они меня лапали… я ощущала те, вторые руки, так четко… Но… я как будто в каком-то сне была, не могла и пошевелиться. А потом …
По ее лицу катились слезы — крупные мутные бусины отчаяния.
— Что, Вик? — осторожно спросила София. — Что было потом?
— Мне стало плохо, как-то очень резко стало плохо. А дальше какой-то провал. Проснулась я в кровати, укутанная одеялом. Эриха нигде не было. Голова кружилась, и тяжесть во всем теле… потом приехала ты, я пошла открывать тебе дверь.
Девушка громко всхлипнула и разразилась истерикой. София погладила ее по спине.
— Ты… ты с ним разговаривала после той ночи?
Девушка всхлипывала.
— Нет… его номер не отвечает… я думаю, он не хочет со мной разговаривать.
— Постой… а как же ты с ним разговаривала? Он ведь только английский и немецкий знает! А ты — только русский!
Вика застыла. На ее лице выразительно читался мыслительный процесс.
— Я… я не знаю.
— Он разговаривал с тобой на русском?! — предположила София.
— Нет, — подумав, ответила Вика. — Не разговаривал.
— Тогда как?
Девушка растерянно замотала головой.
— Не знаю… не знаю я, не знаю!
— Вика, как ты можешь не знать?! Как ты можешь не знать, если вы всю ночь вместе провели?!
София поняла, что была слишком резка, когда глаза девушки вновь наполнились слезами.
— Извини меня, Вик… я не хотела тебя напугать… не переживай так…
София снова принялась успокаивать девушку. Она гладила ее по голове, позволила девушке выплакаться и ушла только тогда, когда время посещения закончилось, и медсестра выпроводила ее прочь.
Мысли о Вике не давали Софии покоя весь вечер. На душе было тяжко.
Чтобы чуть-чуть развеяться, женщина решила навестить свой любимый «Барман Диктат», — заведение в самом центре столицы, о котором из-за непритязательного входа знали в основном местные. Там она заказала себе коктейль… и еще один.
— Скучаешь, красавица? — добрый официант пододвинул к ней нечто красное, в большом бокале. — За счет заведения!
— Спасибо… Дима, а что ты делал семнадцатого августа?
— Хм… это какой-то новый подкат?
— Да нет, не он.
Софию не покидала мысль о том, что немец не зря спрашивал у Вики про семнадцатое августа. Почему ему так важно знать, что делали девушки в тот день? В день, когда София организовывала для иноземцев романтический вечер.
После третьего коктейля ей полегчало, и София решила, что готова возвращаться домой. Попрощалась с милашкой Димой, и направилась в свою уютную квартиру.
Это было неправильно решение!
Войдя в квартиру, она каким-то шестым чувством сразу поняла, что рядом — чужой!
Опасность! Каждая деталь в её уютной, до мелочей знакомой квартире вещала об опасности! От потолка, от стен, и даже от полки для обуви разило опасностью.
И концентрировалась эта опасность в гостиной.
Эрих Нойман! В ее квартире был Эрих Нойман!
•• • ••
Он сидел на диване, и гладил ее кота, ее капризного, ненавидящего чужих Ари.
Расслаблен, вальяжен, немец будто окутал пространство вокруг некой дымкой собственного всевластия. И эта дымка медленно подбиралась к Софии.
Увидев напряженно застывшую в прихожей женщину (наверняка он давно знал, что она там), немец медленно опустил кота на пол.
— Что ж вы застыли, Софья Петровна, как будто не к себе домой пришли. Проходите, располагайтесь.
Ей в нос ударил запах страха, сильный, концентрированный. Она не знала, что это был страх, и с чего она взяла, что страх имеет запах. Но желание закрыть нос и убежать было таким сильным, что ноги подкашивались.
— Что… что вы здесь делаете? — задала она глупый вопрос.
Мысленно София просчитывала, сколько времени ей понадобится, чтобы добежать до двери.
— Садись поближе, Софья Петровна, будем с тобой разговаривать, — резко сказал немец. — Бежать не вздумай, это чревато… последствиями.
Он медленно подошел к Софии. Насильно снял с ее плеча сумку, затем — пальто. Опустился перед ней на колени (ох, что это было за мгновение!) и снял с нее сапоги, сначала правый сапог, потом — левый. И посмотрел снизу — вверх.
— Какая непривычная позиция, — пошутил, резко поднимаясь.
Выпрямившись, он снова был выше её на голову.
— Ну вот, готово! — сказал довольно, ставя ее сапоги в угол. — Теперь можем разговаривать.
У Софии из глаз брызнули слезы. Она не смела пошевелиться — страх парализовал. Как же она боялась!
— Чего ты хочешь? — спросила женщина, стараясь, чтобы голос звучал, чтобы не скатывался в жалкий писк.
Немец взял Софию за руку, и подвел к дивану. Бережно усадил ее туда.
Наверное, именно так себя вели добрые внуки со своими старыми немощными бабушками. Вот только немец не тянул на доброго внука, совершенно не тянул.