Иностранные боевики-террористы. Иногда они возвращаются — страница 9 из 34

По мнению большинства наиболее известных и авторитетных мусульманских богословов, джихадизм сам по себе базируется не на исламском вероучении, а на версии исламизма, специально приспособленной для целей политического насилия и психологической манипуляции, предполагающей фанатичное принятие идеологии.

Имеющиеся в докладах данные при всей недостаточности выборки, свидетельствуют о том, что идеологическое обоснование джихадизма является

далеко не единственным, а возможно даже не главным. Факторы, подпитывающие или провоцирующие радикализацию в форме джихадизма, могут быть вызваны и вызываются не только идеологическими, но и личными проблемами, а также социально-адаптационными факторами.

Определенную роль в радикализации сторонников ИГИЛ и других террористических организаций играют родственные связи. Полученные результаты совпадают с данными исследователей из Канады и Германии. Более чем в 1/4 случаев радикализация была спровоцирована либо семьей, либо ближайшими друзьями. Более чем в половине случаев, друзья джихадистов были либо причастны, либо хорошо знали об их террористической деятельности: хотя бы один член семьи террориста либо участвовал в террористической организации, либо содействовали террористу в его деятельности, не выходя на других членов его организации. Соответственно это означает, что как минимум в половине случаев джихадизма терроризм оказывается семейным занятием.

Фактически это означает, что подавляющая часть джихадистов была инфицирована радикальной версией ислама именно в родственно-семейной среде. По сути, их обращение произошло внутри диаспоры. В большинстве европейских стран в последние 20 лет наблюдается стремительный процесс самозамыкания этноконфессиональных групп в самодостаточные диаспоры, стремящиеся полностью сохранить свою культурную идентичность и существовать как фрагменты привычного мира в чуждой европейской реальности.

В противовес бытующему мнению об эффективности рекрутерской работы для вовлечения в джихад, данные исследования показывают иную картину. Лишь 8 % террористов-джихадистов стали таковыми в результате усилий активных рекрутеров, в том числе чуть более 5 % – в результате работы в мусульманских диаспорах в государствах ЕС, и всего менее Ъ% по итогам интернет-рекрутинга. Роль наставников, якобы оказывающих огромное влияние на радикализацию будущих джихадистов, подробно и детально была расписана в большом числе публикаций. Однако фактически это не так. Анализ показывают, что только каждый десятый европейский джихадист – это новообращенный в радикальный ислам, который стал таковым в результате разрыва своих прежних социальных связей и перехода в новое культурное поле. Каждый десятый – это на удивление малая доля. Радикальный ислам в государствах ЕС это, по-прежнему, в подавляющей части не результат обращения в радикальную идеологию граждан ЕС и особенно с рождения, а следствие существования замкнутых на себя радикальноисламистских общин, появившихся в Европе только в XXI веке в результате политики мультикультурализма. В этих общинах молодым людям практически невозможно отделить друг от друга друзей, родственников и старейшин. Диаспора, организованная вокруг мечетей, это – полностью замкнутый мир, который скорее представляется родосемейной структурой, нежели типичным европейским меньшинством.

В 45 % радикализация была спровоцирована жизнью в территориально локализованной общине, а не онлайн рекрутингом, который играл вспомогательную роль.

Наряду с соседской общиной, как уже отмечалось, второй точкой сбора и местом интоксикации стала тюрьма. Более 46 % лиц, которые находились в тюрьме, где установили контакты с радикальными экстремистами, поддерживали этот контакт и после выхода из тюрьмы. 54 % впервые познакомились с радикальной идеологией и заинтересовались ей именно в местах отбывания наказания. Не менее 30 % отметили, что стали разделять радикальную идеологию не по идейным, а по вполне материальным причинам. Исламисты в тюрьмах имели гораздо лучшую, чем другие заключенные систему поддержки с воли, включая не только продуктовые и табачные посылки, но и помощь родственникам попавших в заключение людей, и адвокатскую поддержку заключенным. При том, что ОПТ по возможности минимизирует любые контакты с джихадистами, именно тюрьмы по-прежнему продолжают играть заметную роль в качестве места, где преступники принимают для себя решение перейти к политическому насилию и присоединиться к джихадизму.

По крайней мере, с 2004 г., т. е. после мадридских взрывов, в Европе ведутся острые дебаты о происхождении джихадистского терроризма. В настоящее время общепринятым стало мнение, что подавляющее большинство европейских террористов являются доморощенными, т. е. гражданами той страны, где они совершают джихад, либо же являются гражданами ЕС.

Европейский кризис мигрантов 2014–2016 гг., а также сведения Европола о том, что ИГИЛ в рамках нелегального антропотока удалось контрабандой вернуть в Европу значительную часть европейских джихадистов, способствовали возобновлению острых дебатов о происхождении европейского джихада.

Выходя за рамки упрощенного, ошибочного и расистского заявления «все беженцы являются террористами» некоторые авторитетные исследователи и практики, а также офицеры правоохранительных органов различных стран сделали вывод, что происходит замещение доморощенных джихадистов радикальными исламистами с Ближнего и Среднего Востока. Более того, стала высказываться точка зрения, что процесс замещения доморощенных террористов импортными является не только европейской и более того, не только западной, чертой, а характерна для терроризма в целом, включая евразийское измерение.

Беспрецедентный рост глобальной транспортной доступности, превращение планеты в единую телекоммуникационную сеть, а также скачкообразный рост легальных и нелегальных антропотоков привел ряд исследователей и даже представителей официальных органов к позиции, согласно которой разделение терроризма на доморощенный и транснациональный больше невозможно. Согласно этой точке зрения, весь современный терроризм в форме экстремистского ислама или джихадизма носит трансграничный характер.

Действительно, следы такой трансконтинентальной взаимосвязи несложно найти при анализе современных сетей джихадизма. В них, как важный элемент, присутствуют люди, мотивированные на нанесение удара по Европе или США, как ответ на спровоцированный, по их мнению, извне конфликт на Ближнем Востоке.

Тем не менее авторы докладов, принимая во внимание транснациональный и трансконтинентальный аспекты европейского джихада, и признавая необходимость глобального видения, решили более тщательно изучить страны происхождения террористов в рамках того набора данных, который является на сегодняшний день единственной, достоверно подтвержденной базой данных по европейскому джихаду.

Имеющиеся данные показывают, что 73 % террористов провели большую часть жизни в рамках ЕС. Это позволяет сделать вывод, что терроризм в Европе не является побочным продуктом миграционного кризиса. Европейский джихадизм по-прежнему остается доморощенным явлением, так как террористы, арестованные, убитые или высланные из ЕС, жили в государствах Евросоюза задолго до того, как примкнули к террористическому подполью и начали экстремистскую карьеру.

Доля тех, кто провел большую часть жизни в ЕС, еще выше среди преступников, ставших террористами. Таковых 86 %. В общем и целом, 51 % джихадистов родились и всю жизнь прожили в странах ЕС. Еще больше – 72 % – являются гражданами ЕС и прожили в государствах ЕС не менее 10 лет. В эту группу входит подгруппа, составляющая 9 % лиц с двойным гражданством. Все они приходятся на французских алжирцев и марокканских испанцев. Данные также показывают, что 11 % джихадистов составляют натурализованные мигранты в первом поколении. Последняя большая категория – это граждане государств, не входящих в ЕС, не рожденных в ЕС, не получавших гражданства ЕС и не живших более 3 мес. в ЕС. Эта группа включает всего 17 %.

Опираясь на эти данные, авторы докладов приходят к выводу, что европейский джихад по своей природе является доморощенным, базирующимся на европейских маргиналах, людях с деструктивными наклонностями или биографией, а также проблемами в личной и профессиональной судьбе. При этом авторы докладов не отрицают вклада в джихад лиц, которые лишь недавно натурализовались в ЕС, а также иностранцев, прибывающих в ЕС исключительно для совершения терактов.

С 2015 г., когда началась гражданская война в Сирии, проблема иностранных боевиков или отдельных лиц, отправляющихся на ближневосточный театр боевых действий, стала одним из важнейших факторов, обуславливающих интенсивность этой гражданской войны. Практически все отправившиеся из государств ЕС на Ближний Восток джихадисты или сочувствующие радикальному исламу оказались, в конечном счете, либо в рядах ИГИЛ, либо Аль-Нусры – сирийского филиала Аль-Каиды.

Европейские исследователи и СМИ логично предположили, что рано или поздно значительная часть джихадистов, получивших боевое крещение в Сирии и Ираке, вернутся в ЕС и радикализируют джихадистское подполье и европейскую сеть сторонников радикального ислама. Эта сеть отличается отджихадистского подполья, легально существуя в государствах ЕС. Это существование обусловлено тем, что опорными точками сети являются мечети (хотя далеко не все), расположенные в государствах ЕС, и проповедующие там радикальные версии ислама муллы и шейхи.

Из общего числа изученных джихадистов 26 % до ареста, смерти в результате террористической атаки или высылки за пределы ЕС имели опыт участия в боевых действиях на Ближнем Востоке, прежде всего в Сирии и в меньшей степени – в Ираке. В основном это были мужчины. Их средний возраст составлял 26,4 года, что примерно на 4 года меньше, чем средний показатель по всем джихадистам. Самая большая когорта участников боевых действий в Сири