Иностранные войска, созданные Советским Союзом для борьбы с нацизмом. Политика. Дипломатия. Военное строительство. 1941—1945 — страница 26 из 59

Чехословацкие воинские формирования (1941–1945)

Чехословацкие легионеры на территории СССР в предвоенный период

В предвоенный период СССР придавал взаимодействию с Чехословакией чрезвычайно важное значение[858]. Хотя дипломатические отношения между двумя странами были установлены только в 1934 г., уже 16 мая 1935 г. был заключен советско-чехословацкий договор о взаимной помощи, в том числе в военной сфере. Политическую значимость этого договора трудно переоценить. Первый заместитель наркома иностранных дел СССР В.П. Потемкин в мае 1938 г. отметил, что «этот договор не только явился крупным шагом в развитии дружественных советско-чехословацких отношений. Он был ценным вкладом в дело всеобщего мира и коллективной безопасности в Европе»[859]. Закономерно, что заключение договора главные недруги Советского Союза и Чехословакии того времени – Германия и Польша – восприняли весьма негативно[860].

Однако советско-чехословацкое взаимодействие осложнял внешний, «французский» фактор: стороны условились, что «обязательства взаимной помощи будут действовать» в том случае, если «помощь жертве нападения будет оказана со стороны Франции». С одной стороны, это не противоречило целям СССР, власти которого имели все основания опасаться втягивания в войну с Германией без поддержки Великобритании и Франции[861], а также соответствовало осторожному подходу Чехословакии в установлении отношений с Советским Союзом[862] и ее определенной политической зависимости от Франции[863].

С другой стороны, наличие «французского фактора» изначально ставило под сомнение эффективность советско-чехословацкого договора в военном плане. Кроме того, препятствием для оказания взаимной помощи было отсутствие общей границы между двумя странами[864]. По этим причинам президент Чехословакии Э. Бенеш, а также, например, польский посол в Москве Ю. Лукасевич рассматривали советско-чехословацкий договор как «подвешенный в воздухе»[865]. В годы войны чехословацкие политики прямо говорили об «ослабленной эффективности» договора[866] и даже называли его «ничего не стоившим»[867].

«Французский фактор» на практике сыграл негативную роль в период «мюнхенского сговора» 1938 г., когда Франция не только отказалась предоставлять Чехословакии военную помощь, но и приняла непосредственное участие в этом «сговоре», который привел к уничтожению Чехословацкого государства. В свою очередь, Советский Союз остерегался от того, чтобы предоставить Чехословакии одностороннюю военную помощь против Третьего рейха[868]. Как показал опыт гражданской войны в Испании, такая акция была обречена на провал. Проявилась здесь и «географическая» проблема – даже если бы СССР решил направить военные силы на помощь Чехословакии, это было невозможно сделать, так как Польша и Румыния не разрешили бы проход советских войск через свою территорию[869].

Еще одной причиной того, почему в 1938 г. не получилось защитить Чехословакию, несмотря на серьезную военную мощь этой страны, был отказ ее руководства и от самостоятельного сопротивления, и от помощи СССР. В итоге в сентябре 1938 г. Чехословакия потеряла значительные территории, а в марте следующего года была ликвидирована как единое суверенное государство. Бенеш подал в отставку и покинул страну.

В любом случае следует высоко оценить роль СССР, который оказался самым надежным союзником Чехословакии и сделал все, что мог, чтобы помочь этой стране[870]. Это признавали Э. Бенеш[871] и министр иностранных дел Чехословакии К. Крофта[872]. Советский Союз стоял на позициях непризнания ликвидации Чехословакии как государства. В Москве продолжало функционировать посольство этой страны во главе с З. Фирлингером. Без ответа осталось полученное по почте из Братиславы официальное уведомление о создании независимого (фактически – марионеточного) Словацкого государства[873].

Ситуация изменилась в связи с поворотом в советской внешней политике и подписанием советско-германского пакта о ненападении 23 августа 1939 г.[874] В сентябре 1939 г. СССР полностью признал Словацкое государство. В декабре того же года З. Фирлингер был лишен дипломатического статуса[875] и затем покинул СССР[876]. Тем не менее, хотя установление дипотношений со Словакией может выглядеть как «темное пятно» в советской внешней политике 1939–1941 гг.[877], для такого шага были веские практические причины: к осени 1939 г. СССР лишился своих посольств в Вене, Праге, Варшаве, и поэтому создание его официального представительства в Словакии облегчало задачу получения информации о положении дел в этой части Европы, а также давало возможность прямых (хотя и тайных) контактов с коммунистическим подпольем[878].

После ликвидации Чехословацкого государства и аннексии Чехии гитлеровской Германией часть ее жителей, в том числе военнослужащих бывшей армии Чехословакии, бежала из страны. Одним из главных мест назначения стала Польша, где в итоге оказалось до 10 тыс. чехословацких беженцев[879]. Польская сторона не имела четкого видения того, как поступить с ними. Беженцев часто арестовывали за незаконное пересечение границы или передавали германским органам безопасности[880]. В июле 1939 г. лидеры чехословацкой эмиграции констатировали, что в Польше отсутствуют благоприятные условия для воссоздания большого чехословацкого военного подразделения[881]. По этой причине большинство военных эмигрантов было перевезено во Францию[882].

К моменту нападения Германии на Польшу на польской территории оставалось около 900 чехословацких военнослужащих[883]. После начала войны отношение к ним со стороны польских властей резко изменилось. 3 сентября 1939 г. декретом президента Польши И. Мосцицкого было официально утверждено создание Чешского и словацкого легиона в рамках Польской армии[884]. Однако невооруженный легион, предоставленный сам себе, не мог принять значимого участия в войне. К 14 сентября 1939 г. легион находился около Тарнополя[885]. Его командир генерал Л. Прхала отбыл в Румынию (всего в эту страну перешли 115 чехословацких военнослужащих[886]), а заместитель Прхалы подполковник Л. Свобода, принявший командование большей частью легиона, решил перейти с вверенными ему войсками на территорию СССР. С согласия чехословацкого посла в Польше Ю. Славика он договорился об этом с советским военным атташе в Польше полковником П.С. Рыбалко[887].

В итоге на территорию СССР перешли до 803 чехословацких военнослужащих. Этнический состав их был таким: чехи – 75 %, евреи – 15 %, словаки – 10 %[888]. Немцев и венгров среди перешедших в СССР легионеров не было, русин – практически тоже (в апреле 1940 г. в Оранском лагере для интернированных (Горьковская область) было учтено всего два украинца, то есть русина)[889].

В СССР воины Чешского и словацкого легиона были отделены от основной массы интернированных польских военнослужащих. Им были предоставлены более благоприятные условия содержания, чем полякам[890]. Легионеры имели возможность уехать из Советского Союза, а те, кто хотел остаться, могли поселиться в различных регионах страны, где им предоставляли работу[891]. Несмотря на предложения советских органов госбезопасности об изоляции антисоветски настроенного чехословацкого офицерского состава[892], этого сделано не было.

Так как до сентября 1939 г. советские нормативно-правовые акты непосредственно не регулировали правовое положение интернированных лиц, теперь эти акты были скорректированы с учетом специфики нового «контингента»[893]. Тем не менее неясность со статусом чехословаков сохранялась – ввиду отсутствия официальных отношений между СССР и эмигрантским правительством Чехословакии интернированные не знали, санкционировано ли их пребывание в Советском Союзе этим правительством[894].

Чехословацкие легионеры в СССР сохраняли свою структуру как воинское формирование. В Оранском лагере, где находились чехословаки, при подполковнике Л. Свободе работал штаб, ежедневно издававший распоряжения и приказы, которые зачитывались офицерами на поверке. По мнению руководства лагеря, у чехословаков шла «подготовка и сколачивание боевой единицы»[895].

Чехословацкое командование старалось поддерживать среди интернированных патриотические настроения, к чему советские власти относились достаточно лояльно. Так, в ноябре 1940 г. было дано указание, что «исходя из общей установки взаимоотношений с интернированными» в вывешивании чехословацких флагов и портретов президентов Т.Г. Масарика и Э. Бенеша в комнатах, где жили интернированные, «нет ничего предосудительного с политической точки зрения и с точки зрения ущемления их национальных чувств»[896].

Для массы интернированных чехословаков была характерна атмосфера безнадежности, неизвестности относительно своей дальнейшей судьбы[897]. Постепенно среди них возникло расслоение по политическому признаку на три основные группы: прозападно настроенные «французы» (около 60 % личного состава), просоветские «звездари» (20–30 %) и остальные, занявшие выжидательную позицию. Рядовой состав в целом был настроен более просоветски, из-за чего конфликтовал с офицерами[898]. Офицеры открыто выражали антисоветские настроения[899]. Имелись также проявления этнического шовинизма, антисемитизма, религиозные трения и другие «нездоровые явления»[900].

В течение первых месяцев пребывания чехословаков в СССР советские власти не проводили среди них политической работы[901], но в январе 1940 г. она была развернута с целью улучшить отношение чехословаков к СССР. «Легионеров» стали регулярно снабжать советскими газетами; в лагерь также была направлена литература на чешском и других иностранных языках. Среди интернированных проводили «разъяснение вопросов международного положения и внешней политики советского правительства». Кроме того, были ограничены политико-пропагандистские полномочия чехословацкого командования и запрещено слушание зарубежного радио. Эта деятельность имела положительный эффект, особенно среди рядового состава. Реакция же офицерского состава была резко негативной, так как оно пыталось сохранить среди интернированных принятую в Чехословацкой армии аполитичность[902].

Со временем настроение интернированных несколько улучшилось, особенно у рядового состава, в том числе из-за начатой отправки во Францию и на Ближний Восток. Положительное отношение к этому было обусловлено выраженным у значительной части чехословаков намерением отъезда из СССР, чтобы воевать против Германии за свою республику[903]. К 6 мая 1941 г. за границу было отправлено 639 человек[904], то есть 80 % личного состава интернированных.

В 1940 г. началось неофициальное восстановление отношений между СССР и чехословацким правительством в изгнании[905], которое находилось в Лондоне во главе с вернувшимся в политику Э. Бенешем. В том числе было возобновлено сотрудничество в сфере разведки: разведслужбы в условиях отсутствия дипотношений играли важную политико-дипломатическую роль[906]. В апреле 1941 г. в Москву прибыла неофициальная чехословацкая военная миссия во главе с полковником Г. Пикой. Хотя она имела неофициальный характер, это был значительный шаг вперед[907].

Одновременно в недрах НКВД возникли, хотя пока и не были реализованы, идеи о создании на территории СССР чехословацких воинских формирований. Эти планы поддерживал Л. Свобода[908]. Однако в этом вопросе позиция советского руководства была противоречивой. Оно, наоборот, стимулировало чехословацких «легионеров» к выезду из СССР, причем это касалось даже тех, кто выражал намерение остаться в Советском Союзе[909]. Возможной причиной такого подхода было то, что И.В. Сталин стремился ослабить нараставшую в советско-германских отношениях напряженность. Поэтому в СССР не было места иностранным воинским формированиям, которые создавались бы с ведома эмигрантских правительств и потенциально были нацелены на участие в борьбе с Германией[910].

В итоге к началу Великой Отечественной войны в Советском Союзе остался всего 91 чехословацкий военнослужащий[911]. Безусловно, отправка чехословацких солдат и офицеров за границу была ошибочным решением советского руководства. Многие чехословаки были готовы воевать против Германии. Так, в сентябре 1940 г. в Суздальском лагере, куда были переведены интернированные чехословаки, пытался покончить жизнь самоубийством командир взвода В. Куринек. Он оставил записку, в которой заявил, что не желает быть бесполезным для борьбы против Гитлера: «Здесь только по лагерю шляюсь, когда в это время наши доTма ожидают от нас работу за освобождение. Друзья и представители СССР, прошу вас извинить меня»[912].

Формирование Отдельного чехословацкого пехотного батальона (1942–1943)

Новый этап советско-чехословацких отношений начался 22 июня 1941 г. Нападение нацистской Германии на СССР резко изменило политико-правовое положение оставшихся на территории Советского Союза чехословацких военнослужащих. 18 июля 1941 г. СССР и Чехословакия в лице эмигрантского правительства восстановили дипломатические отношения и подписали соглашение, на основании которого на территории Советского Союза началось формирование чехословацких воинских частей. Это соглашение имело большое значение и для укрепления международных позиций Чехословацкого государства[913]. СССР стал первой страной, которая без всяких условий признала независимость и целостность Чехословакии в ее «домюнхенских» границах[914]. Чехословакия вновь стала полноправным субъектом мировой политики[915]. В августе 1941 г. З. Фирлингер вновь занял пост чехословацкого посла в Москве[916], а уже находившаяся в СССР чехословацкая военная миссия стала еще одним официальным представителем эмигрантского правительства. 3 августа 1941 г. Г. Пика был официально назначен главой этой миссии и получил статус военного атташе. Его заместителями стали подполковник Л. Свобода и полковник Ф. Стой[917].

29 июня 1941 г. Г. Пика был принят народным комиссаром государственной безопасности Л.П. Берией. Во время этой встречи стороны пришли к согласию по вопросу о необходимости создания в СССР чехословацкой воинской части[918]. 19 июля того же года Э. Бенеш и министр национальной обороны Чехословакии С. Ингр направили Пике телеграмму, в которой излагались принципы переговоров с советским правительством относительно воинских формирований, являвшихся «составной частью единой самостоятельной чехословацкой армии за границей»[919]. Основная деятельность З. Фирлингера также была направлена на решение вопроса о формировании в СССР чехословацкой воинской части.

Для правовой оценки создания чехословацких частей необходимо отметить, что легитимность чехословацкого эмигрантского правительства имела определенные проблемы. Во-первых, на территории Чехословакии с марта 1939 г. существовали новые государственные образования – «Протекторат Богемии и Моравии», включенный в состав Третьего рейха, и марионеточная Словацкая республика. Во-вторых, «тонким моментом» был вопрос о преемственности правительства Э. Бенеша с предвоенными органами власти Чехословакии[920], ведь в октябре 1938 г. Бенеш лично подал в отставку с поста президента этой страны. Тем не менее советское правительство объявило все изменения, произошедшие в политическом статусе Чехословакии после 29 сентября 1938 г., не имеющими силы, тем самым полностью признав и континуитет власти Бенеша. Во время визитов в Москву его принимали с официальными почестями[921], положенными главе союзной державы (и это было важно, так как во многих странах – например, в нейтральной Швейцарии – Бенеша рассматривали лишь как «бывшего президента» Чехословакии[922]). В СССР расценивали Э. Бенеша как необходимого, благожелательного союзника. В ходе всей войны советские власти не делали никаких попыток создать в противовес ему прокоммунистическое чехословацкое правительство в Москве или в освобожденной части Чехословакии[923] (в отличие, например, от политики в отношении Польши).

В свою очередь, Э. Бенеш взял твердый курс на сотрудничество с СССР[924]. В декабре 1940 г. на заседании Государственного совета Чехословакии он сказал, что верит в возможность дружественных отношений с Советским Союзом, и отметил, что «нельзя ни в чем идти против России»[925]. (Разумеется, при этом чехословацкое правительство старалось дипломатически лавировать между СССР и Западом.)

Создание чехословацких воинских частей в СССР базировалось на их принадлежности к Чехословакии как суверенному государству. Эти формирования являлись частью чехословацких вооруженных сил и подчинялись эмигрантскому правительству. В оперативном и военно-техническом вопросах они находились под советским Верховным командованием, что было абсолютно обосновано. Все эти аспекты были обозначены в военном соглашении, заключенном между Верховными командованиями СССР и Чехословакии 27 сентября 1941 г., а также подчеркивались в дальнейшем. Так, 14 октября 1943 г. З. Фирлингер сообщил в телеграмме Э. Бенешу, что власти СССР «советуют нам снабдить наши части форменной одеждой нашей армии и готовы немедленно принять необходимые меры для этого. Они предупреждают о том неблагоприятном впечатлении, которое произвела бы наша армия, если бы она пришла в Чехословакию в чужой форме»[926].

Правовые основы создания чехословацких воинских частей в Советском Союзе имели и сходства, и отличия от подходов других стран, где были созданы подобные формирования. Чехословацкие части во Франции и Великобритании так же, как и в СССР, были частью «Чехословацкой заграничной армии» и подчинялись своему правительству, а в военном аспекте – французскому или британскому верховному военному командованию[927]. В отличие от этого, Чешский и словацкий легион, сформированный в сентябре 1939 г. в Польше, являлся частью армии этой страны.

В деятельности чехословацкого эмигрантского правительства по формированию «заграничной армии» превалировали политические цели[928]. Армия в условиях раздела и оккупации страны была наиболее значимым символом сохранения чехословацкой государственности[929]. Э. Бенеш хотел, чтобы Чехословакия вошла в число стран-победительниц, для чего, как он говорил, было необходимо «прийти в Прагу и Берлин вместе с Красной армией»[930]. Очевидно, понимая, что небольшая «заграничная армия» будет воевать, фактически «растворившись» в рядах вооруженных сил других стран-союзниц, чехословацкое эмигрантское правительство пыталось обеспечить ее полное политическое подчинение себе.

Значимость военных целей для сехословацкого правительства при создании «заграничной армии» является весьма дискуссионным вопросом. Во многих публикациях, особенно советского периода, присутствуют утверждения, что правительство Э. Бенеша всеми силами старалось сдерживать создание и боевое применение чехословацких частей в СССР[931]. С одной стороны, действительно, в действиях представителей эмигрантского правительства наблюдалось стремление сберечь военные силы для освобождения Чехословакии, что выглядит вполне закономерным, ввиду ограниченности имевшегося в наличии за границей чехословацкого мобилизационного ресурса. Кроме того, как пишет В.В. Марьина, Э. Бенеш и Г. Пика были «типичными выразителями представлений западных политиков и военных: побеждать, максимально сберегая человеческие жизни, что, несомненно, правильно, но зачастую невыполнимо во время войны»[932]. С другой стороны, в противоречие с этим подходом, чехословацкое правительство и лично Бенеш неоднократно не только проявляли заинтересованность в быстрейшем возникновении на территории Советского Союза чехословацких формирований, но и поддерживали их отправку на фронт[933]. Кроме того, они не последовали совету британских властей, предлагавших вывести чехословацкую часть из СССР на Ближний Восток[934] (как это было сделано польским правительством в отношении армии В. Андерса).

В планах советского руководства при создании чехословацких воинских формирований превалировали политические цели. Само наличие таких частей на территории СССР имело большую политическую важность. Об этом говорит, например, то, что решения обеспечить всем необходимым чехословацкий батальон были приняты в октябре и ноябре 1941 г., то есть в чрезвычайно сложной для СССР обстановке[935]. Военные цели имели вторичное значение. По воспоминаниям генерала армии С.М. Штеменко, И.В. Сталин «склонялся к тому, чтобы не бросать чехословацкий батальон в бой против опытных и хорошо вооруженных немецко-фашистских войск, полагая, что в этом случае он неминуемо понесет большие потери»[936]. Такое видение ситуации в определенной мере совпадало с позицией чехословацкого эмигрантского правительства. В дальнейшем политическая важность чехословацких частей еще более возросла в условиях неудачи с формированием польской армии В. Андерса, а также в связи с тем, что на их основе власти СССР и чехословацкие коммунисты поставили задачу создать новую армию послевоенной Чехословакии.

В связи с государственной принадлежностью чехословацких воинских частей, созданных в СССР, к Чехословакии в процессе комплектования этих частей показал высокую значимость вопрос гражданской принадлежности их личного состава, который часто так или иначе коррелировался с этническим аспектом. Г. Пика предложил руководству СССР разрешить прием в эти части «чехословацких граждан или… советских граждан чехословацкой национальности». В октябре 1941 г. Пика сообщил Л.П. Берии, что «чехословацкими гражданами надо полагать все лица, которые ими были перед Мюнхенским диктатом (1 октября 1938 г.)»[937]. Таким образом, закономерно не признавались все последующие акции по разделу Чехословакии, в рамках которых ее жители получили новый статус граждан «Протектората Богемии и Моравии», Словакии, Германии, Венгрии и Польши.

Однако в связи с этими перипетиями судьбы Чехословакии некоторые коллизии в отношении гражданского статуса жителей ее бывших территорий были неизбежны. Так, много русин, бежавших в СССР после марта 1939 г., не было выпущено из советских лагерей потому, что их считали венгерскими, а не чехословацкими подданными. Поэтому 12 февраля 1942 г. Г. Пика попросил советское правительство выпустить русин, как и всех остальных, кто по состоянию на 30 сентября 1938 г. имел чехословацкое гражданство[938]. Оно, согласно указанию Главного управления формирования Красной армии, устанавливалось при наличии паспорта или «действующего вида на жительство иностранцев, выдаваемых управлениями милиции»[939].

В дальнейшем это правило формально сохранялось. Так, в январе 1945 г. было дано указание откомандировывать военнослужащих в чехословацкие части «при подтверждении документами, что лицо… действительно является чехом по национальности [или] чехословацким подданным до 1939 года»[940] (очевидно, к «чехам» относили словаков и представителей других этносов Чехословакии). С другой стороны, на практике набор добровольцев иногда проводился без тщательной проверки этнической и государственной принадлежности, например, так было в Северной Буковине в 1944 г.[941]

Проявлялась и некоторая путаница между гражданской и этнической принадлежностью, а также их «совмещение». Так, в постановлении ГКО, принятом 3 января 1942 г., было указано «освободить чехословацких граждан (Здесь и далее – курсив автора), содержащихся… в заключении на советской территории в качестве военнопленных, интернированных или на других достаточных основаниях». При этом оговаривалось, что «освобождению не подлежат лица чехословацкой национальности, подозреваемые в шпионаже против Советского Союза»[942]. Еще одной проблемой, обусловленной приемом в чехословацкие части граждан других стран, было то, что, например, по состоянию на апрель 1942 г. некоторые военнослужащие чехословацкого батальона не знали ни чешского, ни словацкого языка, что затрудняло его формирование[943]. В то же время граждан других стран было не так много – так, в 1943 г. в чехословацкой пехотной бригаде состояло 2320 граждан Чехословакии, 91 – Советского Союза и 30 – Польши[944] (то есть всего 5,2 %).

Как и эмигрантское правительство Чехословакии, советская сторона стремилась держать в своих руках контроль за ситуацией в чехословацких формированиях[945], что сочеталось с недоверием руководства СССР к чехословацким чиновникам, ответственным за создание воинских частей[946]. Безусловно, это недоверие было подогрето неудачей с формированием в СССР польской армии В. Андерса[947].

Еще одним актором процесса создания чехословацких частей на территории СССР была Коммунистическая партия Чехословакии (КПЧ). С ноября 1938 г. большая часть ее руководства во главе с К. Готвальдом находилась в Москве. До начала Великой Отечественной войны КПЧ имела мало влияния на чехословацких военнослужащих, находившихся в СССР[948]. После 22 июня 1941 г. ситуация изменилась. Компартия поддержала создание чехословацких воинских частей и приняла в этом начинании самое активное участие, что полностью соответствовало целям, поставленным руководством партии, по завоеванию ведущей роли в борьбе за освобождение Чехословакии.

Итак, 27 сентября 1941 г. было подписано советско-чехословацкое соглашение, согласно которому создаваемые в СССР чехословацкие воинские формирования как «часть вооруженных сил суверенной Чехословацкой Республики» предназначались «для совместной с войсками СССР и иных союзных держав борьбы против Германии»[949]. Вначале была поставлена задача создать батальон. Его командиром был назначен подполковник Л. Свобода, начальником штаба – капитан Б. Ломский. Местом формирования стал г. Бузулук (Чкаловская, ныне – Оренбургская область), где к декабрю 1941 г. был изыскан казарменный фонд для размещения чехословацких воинов[950].

19 ноября 1941 г. Уполномоченным Верховного командования СССР по связи с чехословацкой военной миссией и по реализации военного соглашения был назначен генерал-майор А.П. Панфилов[951], его заместителем – майор госбезопасности Г.С. Жуков. Начала действовать возглавляемая Панфиловым и Г. Пикой смешанная советско-чехословацкая комиссия, решавшая конкретные вопросы. Первое ее заседание состоялось в Куйбышеве 8 декабря 1941 г., второе – 10 января 1942 г.[952]

Согласно постановлению ГКО от 3 января 1942 г., была поставлена задача создания чехословацкой бригады численностью 2350 человек. Однако на первом этапе формировался только один батальон и запасная рота[953] со штатной численностью 802 человек (из них 141 офицер)[954]. Причиной сокращения задачи была острая нехватка людского контингента.

Закономерно, что по этой причине сомнения в возможности создания на советской территории чехословацкой воинской части присутствовали с самого начала. Г. Пика в августе 1941 г. справедливо отметил, что «организация чехословацкого формирования в СССР столкнется с непреодолимой проблемой: недостатком добровольцев»[955]. Действительно, чехословацкие воины в своем большинстве покинули СССР, а собственное чешское население Советского Союза – от 27 тыс.[956] до 45 тыс.[957] волынских чехов, проживавших на Западной Украине, – уже в первые дни войны попало под оккупацию.

Ограниченность мобилизационных возможностей обусловила низкие темпы формирования чехословацкой воинской части[958], несмотря на то что Г. Пика пытался выявить всех чехов, словаков и русин, которые находились на неоккупированной территории СССР, и обеспечить их призыв. 29 июня 1941 г. он во время встречи с Л.П. Берией просил об освобождении граждан Чехословакии, находившихся в лагерях для интернированных и других подведомственных НКВД учреждениях, а также о разрешении вести пропаганду по радио, в печати и посредством листовок для набора добровольцев[959].

В СССР был развернут поиск людей, имеющих хотя бы какое-то отношение к Чехословакии. В состав батальона были включены чехословацкие политэмигранты[960], технические специалисты с заводов «Шкода», которые работали на строительстве завода в Новосибирске[961], а также выявленные по всей стране граждане СССР «чехословацкой национальности», в том числе уже призванные в Красную армию (согласно постановлению ГКО от 3 января 1942 г., «гражданам СССР чехословацкой национальности» было разрешено вступать в воинское формирование на добровольных началах)[962]. 5 февраля 1942 г. в Бузулук прибыли первые 88 человек[963], к 1 мая того же года в батальоне было уже 680 человек[964].

К этому времени для чехословацкого воинского формирования в СССР был обнаружен достаточно большой мобилизационный контингент – около 10 тыс. русин – беженцев из оккупированного Венгрией в марте 1939 г. Закарпатья[965]. В СССР к ним отнеслись с подозрением, не зная их политических взглядов и отношения к советской власти. Как уже говорилось, закарпатцы были интернированы, как и другие граждане Чехословакии, которые прибыли в Советский Союз без паспортов и виз[966].

В мае 1942 г. Г. Пика, Л. Свобода, посол Чехословакии в СССР З. Фирлингер и генеральный секретарь Компартии Чехословакии К. Готвальд[967] развернули деятельность по освобождению русин из лагерей[968]. 8 июня того же года министр национальной обороны чехословацкого эмигрантского правительства С. Ингр в докладе президенту Чехословакии Э. Бенешу сообщил, что заместители наркома иностранных дел СССР А.Я. Вышинский и С.А. Лозовский обещали «поддержать… требования о переброске подкарпатских русин из лагерей для интернированных в воинскую часть». Двумя неделями позже З. Фирлингер известил МИД Чехословакии, что «вопрос о наборе карпаторусин решен положительно»[969]. К концу 1942 г. освобожденные из лагерей русины начали прибывать в Бузулук[970]. В итоге через 11 месяцев после начала формирования батальон достиг штатной численности[971].

С этого момента этническая ситуация в чехословацких формированиях, созданных в СССР, стала характеризоваться доминированием русин[972]. Их роль в комплектовании была настолько важной, что в декабре 1942 г. сотрудники Управления инспектирования Красной армии выдвигали идею о формировании «отдельной бригады из прикарпатских русин»[973]. К февралю 1943 г. русины составляли 47 % воинов чехословацкого батальона, в октябре того же года – 66 %[974].

Проблема нехватки кадров закономерно дала о себе знать при комплектовании батальона офицерским составом. В этой сфере также проявилось столкновение интересов советского и чехословацкого руководства относительно контроля за воинской частью. Г. Пика настаивал на вызове чехословацких офицеров из Великобритании, очевидно в своем большинстве лояльных эмигрантскому правительству. Однако советская сторона отказала в этом. Решением проблемы комплектования офицерским составом была избрана подготовка офицеров «на месте» и – позднее – производство в офицеры отличившихся в боях унтер-офицеров[975]. 9 марта 1942 г. в Бузулуке открылись офицерские курсы[976]. В ответ представители эмигрантского правительства отказали в автоматическом признании офицерских чинов выпускников этих курсов[977].

Штатной численности офицерского состава батальон так и не достиг – к февралю 1943 г. он имел всего 36 офицеров[978]. Тем не менее уровень подготовки имевшегося офицерского и унтер-офицерского состава был достаточно высоким. К началу 1943 г. подавляющее большинство их были из числа кадровых, окончивших школы в чехословацкой армии или полковые школы в Красной армии. По оценке советских инспектирующих органов, офицерский состав знал «природу современного боя» и был готов к управлению своими подразделениями. Младший комсостав также был «подготовлен хорошо»[979].

Одной из сфер, в которых наиболее ярко проявилась проблема контроля над чехословацкими частями, была политико-воспитательная работа. Эмигрантское правительство стремилось поддерживать аполитичность чехословацких формирований и разрешало вести среди их воинов только культурно-просветительную деятельность[980]. В своей пропаганде представители чехословацких властей делали упор на единство «заграничной армии», воюющей на разных фронтах Второй мировой войны[981] (то есть и в составе британской армии), в чем также проявилось стремление сохранить «политический баланс».

Советская пропаганда, направленная на чехословаков, в основном базировалась не на «коммунистическом», а на национальном факторе – идее «славянской общности»[982]. В этом руководству СССР помогал Всеславянский антифашистский комитет (ВСАК), который осуществлял информационно-пропагандистскую поддержку чехословацких частей[983]. «Славянское» направление советской пропаганды и соответствующая деятельность ВСАК нашли широкую поддержку со стороны чехословацкого эмигрантского правительства, в том числе лично Э. Бенеша[984].

Однако политико-пропагандистская деятельность еще одного актора – Компартии Чехословакии – вошла в противоречие с политическими интересами эмигрантского правительства. КПЧ поставила своей целью взять чехословацкие воинские формирования, созданные в СССР, под свой идеологический контроль[985]. (Хотя чехословацкие коммунисты действовали самостоятельно, в целом это соответствовало политическим интересам Советского Союза.)

В начале 1942 г. КПЧ начала борьбу за «идеологическое овладение» чехословацким батальоном. Поскольку политическая деятельность в батальоне была запрещена, коммунистам приходилось вести свою работу фактически подпольно. 8 марта того же года К. Готвальд издал инструкцию о работе коммунистов в чехословацкой бригаде: они должны были действовать не как члены партии, а как «чешские и словацкие патриоты» и стать «душой всей жизни» чехословацкого воинского формирования[986]. Такой «национально-патриотический» подход соответствовал курсу советской политики.

Прикрытием для политической деятельности КПЧ была культурно-воспитательная работа. Большим успехом партии стало назначение коммуниста Я. Прохазки заместителем командира батальона по вопросам просвещения и воспитания[987]. Он проживал в СССР с 1931 г., работал в ИККИ и Издательстве литературы на иностранных языках, состоял в ВКП(б)[988]. Кроме исполнения должностных обязанностей Прохазка считал своей задачей осуществлять «политический надзор» за чехословацкими формированиями – так, например, в 1942 г. он предостерегал советское руководство, что «Свободе, равно как всем остальным [офицерам], нельзя верить и что они должны быть под непрерывным наблюдением»[989].

Из 52 воинов, вызвавшихся участвовать в культурно-просветительной работе батальона, более 80 % были членами КПЧ[990]. Под негласным руководством коммунистов издавалась газета «Наше войско в СССР»[991]. В библиотеку, созданную при чехословацкой части, поступали советские газеты и журналы[992]. Кроме того, влияние КПЧ осуществлялось через деятельность ВСАК: одним из заместителей председателя комитета был назначен чехословацкий ученый, коммунист З. Неедлы. В октябре 1943 г. в состав ВСАК были введены чехословацкие коммунисты Я. Шверма и И. Туряница[993].

Чехословацкое эмигрантское правительство и военная миссия в СССР ощущали угрозу укрепления в воинской части коммунистического влияния[994]. 11 апреля 1942 г. Г. Пика сообщил в Лондон, что «Коминтерн… хочет красное чехословацкое формирование»[995]. Однако в итоге руководство миссии смирилось с этим[996], как и командующий Я. Кратохвил[997]. Посол З. Фирлингер фактически поддерживал КПЧ или, как минимум, не мешал ее деятельности в чехословацких частях. Советский Союз, в свою очередь, официально держался в стороне от политической работы в чехословацкой части и старался сглаживать «острые углы», если они появлялись в отношениях между чехословацкими политическими силами[998]. Непосредственное участие СССР в политико-воспитательной работе, направленной на чехословацких воинов, проявилось только в советских военных училищах, где обучались чехословаки, а также в антифашистских школах, организованных в лагерях военнопленных.

В морально-политическом состоянии воинов чехословацкого батальона сначала сохранялись те же мотивы, что и в период интернирования, – ощущение неопределенности положения, обусловленное тем, что часть долго находилась в стадии формирования, а также военными неудачами Красной армии[999]. К концу 1942 г., настроение чехословаков значительно улучшилось, так как батальон получил вооружение и стал готовиться к отправке на фронт.

Хотя в июне 1942 г. министр национальной обороны чехословацкого эмигрантского правительства С. Ингр в своем докладе Э. Бенешу о поездке в СССР сообщал, что «в части не было партийно-политических конфликтов – сосуществование хорошее»[1000], политическое разделение среди чехословацких воинов сохранялось. Присутствовали «нейтральные», просоветские и антисоветские настроения (особенно среди офицеров, прибывших из Великобритании или ранее служивших в словацкой армии). Некоторые чехословаки открыто заявляли, что в военных вопросах они «с Советским Союзом – единомышленники, но в части политических убеждений… сами по себе»[1001].

Выявились и новые проблемы, которых не было в период интернирования, – в частности, античешские настроения некоторых словаков, обусловленные их идеологической обработкой в словацкой армии[1002]. Кроме того, проявился «польский фактор», так как создание чехословацких частей происходило на фоне неудачи с формированием в СССР польской армии В. Андерса. В 1942 г. среди чехословаков ходили разговоры: «Оружие нам не доверяют, на фронт не пошлют – так же как и поляков»[1003].

9 марта 1942 г. в батальоне начались плановые занятия по боевой подготовке – приближенно к фронтовым условиям, хотя и с учебным оружием[1004]. В основу обучения были положены уставы, наставления и приказы, действовавшие в Красной армии, а также использовался ее боевой опыт[1005]. Обучение проходило с переменным успехом – весной 1942 г. продуктивно[1006], однако летом – на низком уровне[1007]. В августе в батальон прибыли советские офицеры-инструкторы[1008]. В октябре он получил боевое оружие и от одиночной подготовки перешел к сколачиванию подразделений[1009]. После этого качество боевой подготовки резко повысилось[1010].

Согласно советско-чехословацким договоренностям, вооружение, снаряжение и обмундирование для чехословацких частей должны были поставляться эмигрантским правительством Чехословакии[1011]. Однако сразу же возникли трудности с решением этой задачи. Чехословацкое правительство рассчитывало на помощь Великобритании, однако последняя ее предоставить отказалась. Поэтому в октябре 1941 г. эмигрантское правительство попросило СССР обеспечить чехословацкие части всем необходимым[1012]. Реакция советских властей была положительной[1013]. Было развернуто снабжение, и, кроме того, для этих частей был разрешен беспошлинный ввоз благотворительных грузов из-за границы. 22 января 1942 г. СССР и Чехословакия подписали соглашение о беспроцентном займе в размере 5 млн руб. В его рамках в первом полугодии 1942 г. СССР ассигновал около 3,5 млн руб.[1014]

К началу 1943 г. личный состав батальона включал 974 человека. Батальон был полностью обеспечен вооружением, имуществом связи, инженерным, химическим имуществом, зимним обмундированием и боеприпасами. Он имел более 900 единиц стрелкового оружия, 16 противотанковых ружей, 2 артиллерийских орудия и 18 минометов, а также 4 автомашины[1015].

Спецификой этого этапа истории чехословацких частей было затягивание их отправки на фронт. Батальон был готов к бою фактически уже весной 1942 г.[1016], однако советская сторона не спешила отправлять батальон на войну, стремясь сберечь его силы. В условиях длительного пребывания в тылу воинов батальона фактически не знали, чем занять, и за десять месяцев они несколько раз прошли одну и ту же учебную программу[1017].

Намерение Чехословацкого эмигрантского правительства сберечь воинские силы (фактически поддержанное руководством СССР) вошло в противоречие с планами руководства КПЧ и Л. Свободы, которые выступали за максимально возможное участие чехословаков в боевых действиях на территории Советского Союза. Л. Свобода регулярно настаивал на отправке батальона в бой, о чем писал лично И.В. Сталину. Такое же мнение разделяли многие чехословацкие военнослужащие, а также посол З. Фирлингер[1018].

Наконец в декабре 1942 г. советская комиссия сделала вывод, что «батальон сколочен и готов к выполнению боевых задач» и его «дальнейшее пребывание… в тылу может отрицательно отразиться на… боеспособности» и «размагнитить личный состав». Однако стремление сохранить силы чехословацких частей по-прежнему превалировало, в связи с чем было рекомендовано батальон отправить на войну, чтобы «не размагнитить» его личный состав, но «через некоторое время» его с фронта снять[1019].

22 января 1943 г. И.В. Сталин приказал отправить чехословацкий батальон в распоряжение командующего войсками Воронежского фронта[1020]. 30 января воинская часть выехала из Бузулука[1021]. В Острогожске ее встретил лично командующий фронтом Ф.И. Голиков[1022]. 17 февраля батальон был принят в состав войск фронта с формулировкой «К бою готов» и отправлен на одно из решающих в военном плане направлений[1023].

Совершив 350-километровый пеший переход[1024], батальон 1 марта 1943 г. прибыл в район Харькова[1025]. Он был включен в состав 3-й танковой армии Воронежского фронта, передан в оперативное подчинение 25-й гвардейской стрелковой дивизии и направлен на один из наиболее ответственных участков фронта на юго-западных подступах к Харькову[1026]. 8 марта чехословацкие воины приняли свой первый бой у с. Соколово с 60 танками противника и автоматчиками. На следующий день батальон совместно с частями 25-й стрелковой дивизии перешел в атаку на Соколово, а затем держал оборону против германских войск. 13 марта был получен приказ отойти на Волчанск из-за возможности окружения[1027].

Хотя впоследствии со стороны некоторых чехословацких чиновников звучали упреки в «преждевременной и безрассудной отправке на фронт»[1028], батальон выполнил свою боевую задачу[1029], помогая выиграть несколько дней, чтобы войска советского Центрального фронта и 60-й армии смогли подойти к Северскому Донцу[1030]. Прибывший в начале апреля 1943 г. из Великобритании представитель чехословацкого правительства полковник Я. Кратохвил признал, что введение батальона в бой было целесообразным[1031].

За участие в боях у Соколово надпоручик О. Ярош получил звание Героя Советского Союза (посмертно), Л. Свобода был награжден орденом Ленина (они были первыми иностранцами, удостоенными этих наград). Советские ордена и медали получили еще 85 воинов батальона[1032]. В боях за Соколово погибли 112 воинов батальона, в том числе 3 командира рот, 10 командиров взводов, 106 человек было ранено. 11 чехословацких солдат были зверски убиты гитлеровцами 13 марта 1943 г. в 1-й военной больнице Харькова, вместе с ранеными советскими военнослужащими[1033]. Всего потери за время марша, боев и выхода из боя составили убитыми – 153, ранеными – 92, пропавшими без вести – 122, больными – 33 человека[1034], то есть 25 % личного состава[1035]. Вермахт потерял около 300 солдат и офицеров, 22 танка и 6 бронетранспортеров[1036].

Боевое выступление чехословацкого батальона имело широкий международный резонанс. 2 апреля 1943 г. Совинформбюро передало сообщение об успешных действиях чехословацкой воинской части на фронте[1037]. Выступая в Overseas Press Club в Нью-Йорке 26 мая 1943 г., Э. Бенеш отметил, что «на русском фронте… чехословак, погибший на поле боя, стал первым нерусским, удостоенным звания Героя Советского Союза»[1038].

После боев под Харьковом вновь проявила себя конфликтная ситуация внутри чехословацких политических и военных деятелей по вопросу участия батальона в боевых действиях[1039]. Сторонники участия чехословаков в войне одержали верх, и создание чехословацких частей в СССР было продолжено.

От бригады к корпусу (1943–1944)

В апреле 1943 г. ГКО принял решение о формировании на базе батальона 1-й чехословацкой пехотной бригады штатной численностью 2581 человек с доведением общей численности чехословацких частей до 4,5 тыс. человек[1040] (фактически были подтверждены и «усилены» решения, уже однажды принятые в январе и ноябре 1942 г.). Новое место дислокации бригады было выбрано намного ближе к фронту – в г. Новохоперске (Воронежская область).

Главной причиной такого решения были открывшиеся возможности изыскания людских ресурсов: как уже говорилось, для комплектования чехословацких частей наконец-то было разрешено привлечь около 10 тыс. русин – интернированных беженцев из Закарпатья. Другим новым контингентом стали военнопленные. 27 июня 1943 г. советские власти сообщили Г. Пике о согласии освободить из плена чехов и словаков, если они пожелают вступить в ряды чехословацких частей в СССР[1041]. В их числе были судетские чехи, призванные в вермахт, а также военнослужащие словацкой армии, добровольный переход которых на советскую сторону стал массовым после зимы 1942/43 г.[1042] Курс на привлечение военнопленных, а также взятых в плен чехов – рабочих военно-строительной организации Тодта – был еще раз подтвержден в постановлении ГКО от 30 декабря 1943 г.[1043]

Основной задачей стало быстрое укомплектование бригады до полной штатной численности. Данные о личном составе бригады противоречивы: в июле 1943 г. его численность составляла от 2958[1044] до 3130 человек, к 30 сентября того же года – от 3309[1045] до 3517 человек[1046]. В любом случае бригада достаточно быстро достигла штатной численности.

Бригада состояла из двух пехотных и одного танкового батальонов, двух артиллерийских отделений, одно из которых было оснащено противотанковыми пушками, и роты крупнокалиберных зенитных пулеметов[1047]. Запасной полк в январе 1944 г. был передислоцирован из Бузулука в г. Ефремов (Тульская область)[1048].

Спецификой этого этапа стало излишнее усложнение структуры командования чехословацкими частями в СССР, обусловленное борьбой за контроль над ними. Эмигрантское правительство на должность командира бригады предназначило полковника Я. Кратохвила. Однако с советской стороны на эту же должность прочили Л. Свободу. В связи с этим чехословацкая сторона предложила Кратохвила командиром бригады не назначать, а ввести для него новую должность – «командующего чехословацкими частями в СССР», в чем и был найден компромисс, закрепленный постановлением ГКО от 11 мая 1943 г.[1049] Таким образом, Свобода сохранил пост командира бригады, а Кратохвил получил «титул, но без командирских прав»[1050]. Советское руководство продолжало отдавать приоритет Свободе, в том числе в декабре 1943 г. ходатайствовало перед эмигрантским правительством о присвоении ему звания генерала[1051].

Чехословацкие формирования по-прежнему испытывали нехватку офицерского состава: к 16 июня 1943 г. в бригаде из положенных по штату 195 офицеров имелось только 69[1052], к 30 сентября – 105[1053]. В марте 1943 г. при запасном полку была создана унтер-офицерская школа (225 курсантов), а 1 апреля начала деятельность офицерская школа (180 человек)[1054]. Новым явлением стало обучение чехословацких военнослужащих в советских военных училищах. 30 мая 1943 г. в Тамбов было направлено 37 офицеров, унтер-офицеров и рядовых для подготовки в качестве танкистов, и 63 человека проходили обучение в 127-м учебно-автомобильном батальоне[1055]. 3 июля 1943 г. по ходатайству Чехословацкой военной миссии в СССР в бригаду прибыли 90 офицеров из Палестины[1056].

Боевая подготовка бригады, которая была развернута в Новохоперске с 12 июня 1943 г.[1057], проводилась более интенсивно, чем в Бузулуке[1058]. В августе 1943 г. были проведены бригадные учения, показавшие хорошие результаты[1059]. Численность советских инструкторов и специалистов к октябрю того же года достигла 174 человек[1060].

На этом этапе власти СССР начали снабжать чехословацкие части имуществом на безвозмездной основе, согласно постановлению ГКО от 29 апреля 1943 г. 28 мая того же года советско-чехословацкое соглашение о займе было значительно расширено, и общая сумма займа превысила 5 млн руб.[1061] В сентябре 1943 г. бригада получила новейшее советское вооружение, в том числе 10 средних и 10 тяжелых танков, 212 тягачей, легковых, транспортных и специальных автомашин[1062]. Снабжение бригады получило высокую оценку чехословацкой стороны в лице посла З. Фирлингера[1063]. Кроме того, практиковалось строительство танков за счет средств самих чехословацких военнослужащих, а также представителей чехословацкой диаспоры в других странах (в частности, в Иране)[1064].

16 сентября 1943 г. воины бригады приняли торжественную присягу. Через четыре дня Генштаб Красной армии издал директиву об отправке бригады на фронт. Л. Свобода докладывал, что моральное состояние воинов бригады – «очень хорошее»[1065]. В октябре 1943 г. министр национальной обороны Чехословакии С. Ингр и Г. Пика, с одной стороны, и И.В. Сталин – с другой, обменялись телеграммами. Чехословацкое правительство выразило «благодарность Советскому Союзу и Главному командованию Красной армии за помощь, оказанную в деле формирования чехословацких военных частей». Со своей стороны Сталин заявил, что «советское правительство и впредь будет оказывать всяческую помощь и поддержку братским народам Чехословакии в их борьбе за освобождение своей родины от ига гитлеровских захватчиков»[1066].

В октябре 1943 г. чехословацкая бригада была отправлена на фронт. Она была включена в состав 51-го корпуса 38-й армии 1-го Украинского фронта[1067] и 22 октября заняла позицию в районе Лютежа (примерно в 30 км к северу от Киева). В сражение за Киев бригада вступила 5 ноября 1943 г. Ее задачей было прорвать гитлеровскую оборону и продвинуться через центр города к его южным пригородам, что и было достигнуто утром следующего дня[1068].

После нескольких недель строительства оборонительных сооружений в суровых зимних условиях у Василькова и Фастова чехословацкая бригада в январе 1944 г. участвовала в боях у Руды и Белой Церкви и затем заняла оборонительные позиции юго-западнее г. Жашков (Черкасская область). С 16 по 28 января чехословацкие воины в ходе ожесточенных боев отражали тяжелые атаки вермахта на берегах верхнего течения реки Тикич в районе населенного пункта Бузовка. В марте 1944 г. чехословацкие части выдвинулись на освобожденную Волынь[1069].

В период с 30 сентября по 6 ноября 1943 г. потери бригады составили 232 человека убитых и раненых[1070] (около 7 % ее личного состава). В январе 1944 г. бригада потеряла 571 человек[1071] (18,3 %). Противнику был нанесен значительный урон – в указанный выше период воины бригады сбили 1 самолет, уничтожили 4 танка, 2 САУ «Фердинанд», 7 автомашин с солдатами и грузом, 4 артиллерийские батареи, ликвидировали 22 дота и 31 дзот с личным составом, уничтожили 630 германских солдат и офицеров, взяли в плен 11 человек[1072].

В приказе Верховного главнокомандующего от 6 ноября 1943 г. по случаю взятия Киева наряду со многими советскими частями была отмечена и чехословацкая бригада. Президиум Верховного Совета СССР наградил бригаду и ее командира орденом Суворова 2-й степени, 139 чехословацких солдат и офицеров – различными орденами и медалями. Три офицера получили звание Героя Советского Союза. За участие в боях за Белую Церковь бригада получила еще одну награду – орден Богдана Хмельницкого 1-й степени[1073]. 14 декабря 1943 г. о боевой деятельности чехословацкой бригады написала газета «Правда». В беседе с Э. Бенешем уполномоченный СНК СССР по иностранным формированиям Г.С. Жуков 18 декабря 1943 г. отметил, что в битве за Киев «бригада выполнила свою задачу очень хорошо»[1074].

Однако после битвы за Киев вновь произошло столкновение позиций разных сторон по вопросу боевого применения чехословацких формирований. 9 ноября 1943 г. Г. Пика выдвинул свой план: сосредоточить бригаду в тылу действующей армии, переформировать ее в три пехотных батальона, вооруженных автоматическим и противотанковым оружием, и меньшее подразделение легких танков обучить их по типу «коммандос». Он считал, что бригаду более не следует «использовать на Восточном фронте, а [следует] подготовить ее с запасным батальоном для выступления на востоке Словакии». Однако в декабре того же года Э. Бенеш на переговорах с руководством КПЧ в Москве согласился, что чехословаки должны «на поле боя с оккупантами… наверстать то, что было упущено»[1075] за предыдущие годы. После этого вопрос был решен в пользу максимизации боевого применения чехословацких частей. Немалую роль в этом сыграли чехословацкие коммунисты, которые считали, что «будущее международное положение Чехословакии будет в значительной мере зависеть от того, каким будет ее собственный вклад в совместное военное усилие Объединенных наций»[1076].

Целью визита Э. Бенеша в Москву в декабре 1943 г. было в первую очередь подписание нового договора с Советским Союзом. Еще 20 марта 1943 г. в ходе встречи с советским послом А.Е. Богомоловым Бенеш выступил с инициативой заключения пакта о взаимопомощи с СССР на время войны и послевоенный период по типу советско-британского договора 1942 г.[1077] Чехословацкая сторона была очень заинтересована в заключении такого договора[1078]. В августе 1943 г. советское правительство предложило расширить пункты о взаимных обязательствах в послевоенный период на случай нападения любого государства, а не только Германии, и установить двадцатилетний срок договора с возможностью продления[1079]. Взаимная выгода советско-чехословацкого сотрудничества была очевидна. Так, в сентябре 1943 г. в швейцарской газете «Трибюн де Женев» был сделан справедливый вывод, что «подписание русско-чешского договора… будет… удовлетворять не только чехов, но и Советский Союз»[1080].

Советско-чехословацкий договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве был подписан В.М. Молотовым и З. Фирлингером в Москве 12 декабря 1943 г. сроком на 20 лет. Он заменил договор 1935 г. и соглашение 1941 г. Стороны взаимно обязались оказывать друг другу военную и иную помощь и поддержку. При этом в договоре была устранена оговорка насчет помощи со стороны Франции[1081]. 22 декабря 1943 г. в Кремле был произведен обмен ратификационными грамотами[1082]. Заключение договора стало триумфом внешней политики чехословацкого правительства в изгнании[1083]. Договор стал твердой основой для дальнейшего создания чехословацких воинских формирований в Советском Союзе[1084].

К 1 января 1944 г. в составе 1-й чехословацкой пехотной бригады было 2645 человек. Они имели 6 средних и 9 легких танков, 10 бронемашин, 27 легковых, 195 грузовых и 33 специальные автомашины, 391 единицу конского состава, 6 122-мм гаубиц, 16 107-мм пушек, 4 57-мм пушки, 6 45-мм пушек, 31 пулемет, 42 противотанковых ружья и 30 минометов[1085].

3 апреля 1944 г. ранг чехословацких формирований был существенно повышен – был издан приказ И.В. Сталина о создании 1-го чехословацкого армейского корпуса (ЧАК). В командование армейским корпусом в апреле 1944 г. вступил Я. Кратохвил, наконец получив реальные командные полномочия, тогда как лояльный Советскому Союзу Л. Свобода остался по-прежнему командиром 1-й пехотной бригады (в составе корпуса). Ответственный секретарь чехословацкой секции Всеславянского комитета С.А. Шмераль, посетившая корпус в период с 13 июля по 5 августа 1944 г., отмечала популярность Кратохвила: «Это не близкий нам человек, но солдаты любят его за демократизм, за то, что он бывает в частях, знаком со многими солдатами, запросто с ними разговаривает»[1086].

Местом дислокации корпуса был назначен Ровно – для того чтобы не отводить чехословацкие части далеко от фронта, но также и по причинам, связанным с комплектованием, спецификой которого на этом этапе стал упор на привлечение в чехословацкие формирования чешского населения Волыни[1087].

В середине марта 1944 г. бригада прибыла на Волынь. 19 марта в Ровно был открыт призывной пункт, куда в течение нескольких дней пришли тысячи добровольцев-чехов. Личный состав 1-й чехословацкой бригады резко вырос: если 18 марта 1944 г. он составлял 2905 человек, то 21 марта – уже 5082 человека, 26 апреля – 6917 человек[1088]. К 10 июля 1944 г. по Киевскому военному округу было мобилизовано и отправлено до 5812 чехословаков[1089]. В итоге на Волыни всего было призвано до 12 тыс. человек[1090]. Небольшой контингент чехов также был изыскан в Северной Буковине. Кроме того, как и прежде, в чехословацкие части вливались бывшие военнопленные и добровольцы «чехословацкой национальности» из «внутренних» регионов СССР[1091].

Последствием быстрой мобилизации, проведенной на Волыни, стало изменение этнической структуры чехословацких формирований, связанное с ростом числа этнических чехов. К 30 июня 1944 г. они стали составлять 50 % личного состава корпуса. Важным моментом для боеспособности корпуса было то, что часть волынских чехов служила в межвоенный период в польской армии, довольно большая группа – в Чехословацком легионе в годы Первой мировой войны. Некоторые унтер-офицеры из их числа ранее были воинами Русской армии[1092].

Русины с марта 1944 г. и до перехода Красной армией границы с Чехословакией в октябре того же года составляли 30,7 % личного состава чехословацкого корпуса. Затем, вплоть до окончания войны, их доля снизилась до 12,8 %[1093]. Тем не менее процент русин в чехословацких частях по-прежнему значительно превышал их долю в населении довоенной Чехословакии.

Следует отметить наличие корреляции между этнорегиональным происхождением воинов чехословацких формирований и их политическими настроениями. Так, некоторые волынские чехи, пережив горький опыт противостояния с украинскими националистами в годы войны, считали своим главным врагом не гитлеровцев, а бандеровцев[1094]. Как известно, последние устроили в 1943 г. «Волынскую резню» – геноцид польского населения, и эти события не могли не повлиять на чешское население региона.

С 8 апреля 1944 г. штатная численность 1-го чехословацкого армейского корпуса была увеличена до 13 863 человек[1095], затем – до 19 255 человек[1096]. К 1 июня 1944 г. в составе корпуса находились 12 771 человек[1097], к сентябрю 1944 г. – 16 678 человек (вместе со слушателями офицерских курсов)[1098]. Таким образом, установленной штатной численности корпус не достиг.

Проблемой оставался большой недостаток офицерского состава. К 1 января 1944 г. в 1-й чехословацкой бригаде было 103 офицера[1099]. На 30 мая 1944 г. 1-й чехословацкий армейский корпус имел 329 офицеров. На этом этапе существенно расширилось обучение чехословацких военнослужащих в советских военных учебных заведениях. 4 апреля 1944 г. было дано указание подготовить 400 человек – в том числе в Московском инженерном, Рязанском пехотном, Смоленском артиллерийском (г. Ирбит), 1-м Саратовском танковом училищах, Муромском училище связи, Вязниковской школе пилотов, 21-й авиашколе первоначального обучения (г. Телави), Вольской школе авиамехаников и Курсах усовершенствования медицинского состава (Киев). Так, по распоряжению Главного организационного управления Генштаба Красной армии от 8 мая 1944 г. в Рязанское пехотное училище было направлено 89 чехословаков[1100].

Командные кадры в советских военных училищах готовились практически для всех родов чехословацких войск – в том числе стрелки, пулеметчики, минометчики, летчики, летные техники, танкисты, артиллеристы, связисты. Возникавшие проблемы – например, слабое знание русского языка и отсев части курсантов – не были критическими. К концу 1944 г. обучение успешно завершили 425 человек[1101], то есть план был даже перевыполнен.

Инструментом решения «офицерской проблемы» оставалось присвоение офицерских званий отличившимся унтер-офицерам и ротмистрам. Однако в 1943 г. эмигрантское правительство запретило это делать для военнослужащих, не имеющих аттестата зрелости[1102]. Кроме того, курсанты, окончившие советские военные училища, направлялись в строевые части в прежнем звании и становились офицерами только через определенное время практической службы[1103]. Эти обстоятельства сдерживали пополнение офицерского состава.

Лондонское правительство по-прежнему настаивало на переезде в СССР чехословацких офицеров из-за рубежа[1104]. Советские власти формально давали на это свое согласие[1105]. Однако приезд затягивался[1106] – к 27 мая 1944 г. только 105 офицеров имели визы для переезда из Великобритании в СССР, что явно было недостаточно.

По причине неискоренимой нехватки офицеров в чехословацких частях было увеличено число советских инструкторов[1107], которые выполняли также командные и иные должностные функции[1108]. К концу апреля 1944 г. в ЧАК находились 350 советских офицеров и сержантов[1109], в июле – 470, в сентябре – 623[1110].

Спецификой формирования чехословацких частей на этом этапе стало существенное расширение родов войск, имевшихся в их составе. 30 декабря 1943 г. ГКО издал приказ о формировании отдельной чехословацкой воздушно-десантной бригады со штатом 4282 человека[1111]. Ее командиром был назначен полковник В. Пржикрыл. Воздушно-десантная бригада была первым и единственным соединением подобного рода в составе иностранных войск, созданных на территории СССР в годы войны[1112]. В перспективе бригада была предназначена для высадки на территории Чехословакии[1113].

К 15 февраля 1944 г. в составе бригады находились 2922 человека. Однако трудности комплектования привели к тому, что к 13 июня 1944 г. ее штат был снижен до 2816 человек, и бригада состояла только из двух батальонов вместо четырех планировавшихся[1114]. К началу сентября 1944 г. личный состав бригады был примерно таким же, как в начале года, – 2933 человека[1115]. Ее достоинством был молодой возраст воинов – в среднем 23 года[1116].

Бригада комплектовалась в основном бывшими пленными словаками[1117]. Всего этнические словаки составляли 80 % ее личного состава. До августа 1944 г. все официальные документы в бригаде писались на чешском и словацком языках поочередно. Затем Г. Пика приказал перейти исключительно на чешский язык[1118], как было принято во всех чехословацких частях. Кроме того, в бригаду были направлены наиболее физически подготовленные призывники из числа волынских чехов[1119].

В военно-воздушной бригаде, как и в остальных чехословацких формированиях, имелась проблема с офицерскими кадрами. К 25 января 1944 г. начальствующий состав по штату составлял 389 человек, а налицо было лишь 69 человек, к 15 февраля – 71 человек[1120]. Незначительное число чехословацких офицеров, прибывших из Великобритании, было направлено в основном в эту бригаду[1121].

Согласно директиве Генштаба Красной армии от 7 ноября 1943 г., была также создана 128-я отдельная чехословацкая истребительная авиаэскадрилья 10-самолетного состава, численностью 71 человек. Резерв пилотов и авиамехаников для эскадрильи готовили в советских военных училищах и непосредственно на месте формирования в Иваново. Кроме того, в начале апреля 1944 г. из Великобритании прибыли 20 чехословацких летчиков под командованием капитана Ф. Файтла. 30 мая эскадрилья закончила учебу. На 1 июня она имела 78 человек личного состава и 22 боевых самолета[1122].

Затем было принято решение к 15 июня 1944 г. переформировать эскадрилью в 1-й отдельный истребительный авиаполк 32-самолетного состава, численностью 180 человек. Все летные должности в полку были укомплектованы чехословацкими летчиками, а технические – военнослужащими Красной армии. Командиром полка был назначен Ф. Файтл. В июле 1944 г. полк был передан в состав 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта. На 1 августа 1944 г. укомплектованность полка личным составом была следующей: офицеры – по штату – 62 человека, по списку – 44 человека, сержанты – 95 и 65 человек, солдаты – 18 и 12 человек, итого – 175 и 121 человек соответственно (по специальностям: летчики-пилоты – 36 и 25 человек, инженеры – 3 и 3 человека, авиатехники – 16 и 13 человек, механики – 46 и 29 человек, авиамотористы – 26 и 18 человек соответственно). Таким образом, штатной численности полк не достиг. Тем не менее в сентябре 1944 г. он был переведен на повышенный штат численностью 241 человек (на 40 самолетах Ла-5). В состав полка также была включена резервная авиационная эскадрилья. Полк был доукомплектован также техническим составом из числа советских военнослужащих[1123].

Постановлением ГКО от 30 декабря 1943 г. был создан отдельный чехословацкий танковый батальон штатной численностью 179 человек. К 15 февраля 1944 г. личный состав батальона составлял 89 человек. После создания 1-го чехословацкого корпуса его танковые части были расширены, и к концу мая 1944 г. в них имелось 881 человек (50 танковых экипажей Т-34), рота технического обеспечения и батальон автоматчиков. 27 мая 1944 г. командование ЧАК попросило советское командование объединить имевшиеся в составе корпуса танковые части, «чтобы иметь возможность сосредоточения их на главном направлении» наступления[1124].

25 июля 1944 г. началось формирование 1-й отдельной чехословацкой танковой бригады штатной численностью 1346 человек и 65 танков[1125]. Командиром бригады был назначен надпоручик В. Янко[1126]. К 5 сентября 1944 г. в бригаде было 654 человека, к 1 января 1945 г. – 1215 человек[1127].

Регулярно происходило пополнение чехословацкого запасного пехотного батальона (штатом 838 человек, из них начальствующий состав – 35 человек). На 25 января 1944 г. в батальоне было налицо 363 человека, к 1 февраля – 407 человек, к 25 февраля – 627 человек. Согласно директиве Генштаба Красной армии от 10 апреля 1944 г., запасной батальон был переформирован в запасной пехотный полк штатной численностью 3 тыс. человек. К 27 мая 1944 г. личный состав запасного полка составлял 2553 человека, в том числе 57 офицеров и ротмистров. Воинов из запасных частей постепенно отправляли в действующие части. На должности инструкторов в запасной полк были направлены 40 офицеров Красной армии[1128].

23 мая 1944 г. командование 1-го Украинского фронта выпустило приказ о формировании 3-й отдельной чехословацкой пехотной бригады. 27 мая штаб ЧАК сообщил командованию фронта, что для этого имеются 4158 человек, в том числе контингент запасного полка, 500 человек «чехословацкой национальности» в лагерях для военнопленных 1-го Украинского фронта («по непроверенным данным»), 1 тыс. «граждан чехословацкой национальности, еще не призванных из регионов Западной Украины», и 105 офицеров, готовых к переезду из Великобритании в СССР[1129].

3-я бригада была сформирована в районе местечка Сад-гора (Садагура) около Черновцов[1130]. Для ее комплектования была направлена подавляющая часть призванных на Волыни чехов[1131]. К 10 июня в бригаде было 1869 человек. Я. Кратохвил сообщал советскому командованию, что «мобилизация в Зап[адной] Украине продолжается». Кроме того, был призван 31 человек из Черновицкой области[1132].

К 10 июня 1944 г. в бригаде было всего 38 офицеров. Я. Кратохвил сообщал советскому командованию, что «большую нехватку офицеров нельзя никак пополнить». Кроме 105 офицеров, которые должны были прибыть из Великобритании, к 15 августа 1944 г. ожидалось пополнение в количестве 290 человек, которые обучались в советских военных училищах. Поэтому Кратохвил запросил, «чтобы некоторые офицеры-инстр[укторы] Красной армии могли выполнять с согласия ГУК НКО некоторые командные функции при 3-й чехословацкой отд[ельной] бригаде». К 10 июня 1944 г. в бригаде находилось 173 советских инструктора[1133].

В составе ЧАК были также созданы батальоны связи и саперные батальоны, роты химической защиты, учреждены полевой суд, военный трибунал и военная прокуратура, военно-полевая почта и полевое отделение советского Госбанка[1134].

Постановлением ГКО от 30 декабря 1943 г. было еще раз подтверждено, что все имущество для чехословацких частей отпускается советской стороной бесплатно[1135]. К 1 июня 1944 г. чехословацкие войска имели 7 танков, 94 пушки и гаубицы, 16 зенитных орудий, 146 минометов, 28 боевых самолетов, 820 коней[1136]. В течение 1944 г. СССР передал чехословацким войскам 410 орудий и минометов, 9187 винтовок и карабинов, 5065 автоматов, 520 пулеметов, 258 противотанковых ружей, 1453 т горюче-смазочных материалов и пр.[1137] В то же время корпусу, согласно штатному расписанию, не хватало 65 средних танков и 340 автомобилей[1138].

К концу июля 1944 г. ЧАК был дислоцирован в районе Черновцов, Проскурова и Снятына, в августе – сосредоточился в районе Самбора. К 8 сентября в составе корпуса было 28 войсковых единиц, в том числе пехотные бригады, отдельные стрелковые батальоны, артиллерийский полк, истребительно-противотанковый артполк, танковая отдельная бригада, танковые отдельные батальоны, авиаполк, отдельный батальон связи, отдельный саперный батальон, запасной полк и пр. Боевая подготовка частей ЧАК проходила в тылу 1-го Украинского фронта по ускоренной программе и весьма интенсивно – каждый день по 10 часов занятий и 2 часа подготовки к занятиям следующего дня[1139].

1-й чехословацкий армейский корпус в освобождении Чехословакии (1944–1945)

Красная армия вышла к границам Чехословакии 11 апреля 1944 г., после чего участие чехословацких частей в освобождении страны как главная цель их создания приблизилось к своему воплощению в жизнь. К августу 1944 г. планы освобождения страны обрели конкретику – было решено поднять восстание в Словакии силами 18 тыс. находившихся в этом регионе партизан, а также частей словацкой армии, которые решили перейти на сторону антигитлеровской коалиции, – это давало возможность рассчитывать еще на 18 тыс. солдат и офицеров (36 % словацкой армии)[1140].

Еще на рубеже февраля и марта 1944 г. в Москве состоялась встреча представителей советских властей и органов госбезопасности с чехословацкими военными руководителями, обсуждались возможные формы помощи восстанию. Чехословацкая сторона выдвинула предложение о высадке в Словакии 2-й чехословацкой воздушно-десантной бригады (причем еще до начала военных действий), а также двух советских стрелковых дивизий[1141].

1 марта 1944 г. Уполномоченный Ставки ВГК по иностранным формированиям в СССР Г.С. Жуков доложил И.В. Сталину, что руководство Генштаба Красной армии считает план восстания, предложенный чехословацкой стороной, нереальным и полагает «целесообразным рассматривать операцию в Словакии только как возможность создания большого плацдарма активной партизанской борьбы… так как он свяжет известные силы немцев». Первый заместитель начальника Генштаба РККА генерал А.И. Антонов и заместитель наркома обороны генерал Ф.И. Голиков считали, что можно обещать чехословацкому правительству помощь вооружением и людьми – переброской одной чехословацкой и одной советской воздушно-десантных бригад[1142].

Советские власти осуществляли подготовку людей для работы на оккупированной территории Чехословакии, в том числе из числа воинов ЧАК, а также военнопленных словаков. В Словакию были направлены советские организаторы партизанского движения, и был создан Словацкий штаб партизанского движения под руководством видного деятеля КПЧ К. Шмидке. Военным советником при штабе был назначен полковник А.Н. Асмолов. Первые партизанские отряды на территории Словакии начали действовать в июле 1944 г.[1143]

Н. Камбря (слева) и старший инструктор Красной армии при 1-й румынской добровольческой дивизии полковник А.С. Новиков

Штаб 1-й румынской добровольческой дивизии

Начальник штаба дивизии подполковник Я. Теклу и инструктор Красной армии майор Танасевский

Румынский противотанковый расчет

Построение румынских подразделений у землянок

Автоматчики 1-й румынской добровольческой дивизии

В офицерской столовой обедают румынские и советские офицеры

Раздача пищи румынским добровольцам из полевой кухни

Болгарские военнослужащие и отряды партизан отправляются на фронт для оказания поддержки войскам Красной армии и НОАЮ. София, сентябрь 1944 г.

Мотоциклисты болгарской армии. Октябрь 1944 г.

Части и соединения 1-й болгарской армии переправляются через Дунай.

Январь 1945 г.

Бойцы 1-й болгарской армии в атаке. 12 марта 1945 г.

Боец 44-го пехотного полка болгарской армии во время боев в Венгрии. Февраль 1945 г.

Танкисты 1-й болгарской армии на трофейном немецком среднем танке Pz.Kpfw. IV, переданном 3-м Украинским фронтом. Венгрия, март 1945 г.

Командующий 1-й болгарской армией В. Стойчев целует полковое знамя при встрече войск в Софии. 1945 г.

Венгерские военнопленные в районе Воронежа. 1943 г.

Красноармеец с группой пленных венгерских солдат и офицеров на улице Кинижи в Будапеште

В начале августа 1944 г. Г. Пика представил примерный план занятия Словакии Красной армией, которое должно было осуществляться при опоре на ЧАК (включая переброску 2-й чехословацкой воздушно-десантной бригады) и части словацкой армии[1144].

Попутно из Словакии поступали позитивные сведения. Партизанское командование сообщало о просоветских и антигерманских настроениях в словацкой армии, переходе ее военнослужащих на сторону партизан. Такие же позитивные ожидания содержались в плане, представленном Ф. Чатлошем – министром национальной обороны марионеточного правительства Словакии[1145], который в начале сентября 1944 г. перешел к партизанам и был переправлен в СССР. Однако советская сторона не торопилась поощрять заговорщиков из словацкой армии к организации вооруженного сопротивления, так как Генштаб Красной армии располагал достоверными и далеко не столь радужными сведениями об оперативной обстановке и германских силах[1146].

Словацкое национальное восстание началось в последнюю неделю августа 1944 г. 2 сентября 1944 г. Словацкий национальный совет (один из организаторов восстания) запросил у Э. Бенеша срочную отправку чехословацкой воинской части. В этот же день Г. Димитров попросил В.М. Молотова «ускорить решение о возможной помощи восставшим чехословакам». Руководство КПЧ сообщало, что в Словакии «развертывается мощная вооруженная народная борьба против вторгшихся немецких войск»[1147] и также запрашивало оказание срочной помощи восстанию[1148].

Советская сторона была поставлена перед необходимостью оказать восстанию помощь. При этом СССР был практически единственной страной, оказывавшей такую помощь, хотя снабжение повстанцев было сопряжено с большими трудностями[1149]. Им было доставлено не менее 365 т военных материалов (по некоторым данным – до 650 т, включая вес личного состава 2-й воздушно-десантной бригады). По подсчетам чехословацкой стороны, это составляло только пятую часть требовавшихся восставшим грузов. Однако СССР большего дать не мог, прежде всего из-за условий местности и технических трудностей. Чехословаки признавали, что «действия советской авиации, учитывая неблагоприятные атмосферные условия над Карпатами, заслуживают высокой оценки»[1150]. Как отмечал З. Фирлингер в своей телеграмме на имя министра иностранных дел Чехословакии Я. Масарика, отправленной 8 октября 1944 г., «Советы сделали для Словакии все, что было в их силах»[1151].

Главной формой советской помощи стала Восточно-Карпатская (Карпато-Дуклинская) военная операция, которую СССР срочно решил провести по просьбе чехословацкой стороны[1152]. Для этого советское командование изменило свои стратегические планы[1153], полагаясь на встречные вспомогательные действия словацких дивизий, обещанные руководителями восстания[1154]. В этой операции военные цели были подчинены политическим, однако, разумеется, был и расчет на военный успех – советское командование планировало, что Чехословацкий корпус уже на пятый день достигнет района Прешова[1155].

Операция на карпатском перевале Дукла была начата 8 сентября 1944 г. ЧАК, находившийся во втором эшелоне наступавших советских войск, был введен в бой утром 9 сентября 1944 г., а 2-я чехословацкая парашютно-десантная бригада – на следующий день. Хотя первоначально ее планировалось высадить в Словакии в тылу германских войск, бригада в качестве пехотной сражалась вместе с наступавшими войсками до 19 сентября[1156].

С самого начала боевые действия разворачивались неудачно. Германское командование бросило на Дукле против советских и чехословацких частей 60 % войск, противостоявших всему 1-му Украинскому фронту. Уже утром первого дня наступления ЧАК понес значительные потери: 80 убитых и до 300 раненых. В ночь с 9 на 10 сентября 1941 г. приказом И.С. Конева Я. Кратохвил был снят с поста командира корпуса и заменен на Л. Свободу. Корпус продолжил наступление, однако настроение личного состава, потерявшего уверенность в успехе, было подавленным. Всю вторую половину сентября в Карпатах продолжались упорные кровопролитные бои за каждую высоту и населенный пункт, в ходе которых они по несколько раз переходили из рук в руки[1157].

Комплектование и снабжение корпуса пришлось усиливать «на ходу». Еще 11 сентября 1944 г. прибыли и в тот же день были введены в бой 83 офицера из Великобритании, 20 сентября – 640 человек из лагеря военнопленных в Станиславе. Кроме того, из антифашистских школ прибыли 30 человек. 2-я чехословацкая танковая бригада получила 11 отремонтированных танков[1158].

20 сентября 1944 г. первые части советских войск и ЧАК вступили на чехословацкую землю. 6 октября 1944 г. наступавшие советские и чехословацкие войска наконец овладели Дуклинским перевалом. Карпато-Дуклинская операция Красной армии продолжалась до 28 октября 1944 г., то есть до времени военного поражения Словацкого национального восстания.

Потери советских и чехословацких войск в ходе операции были огромны. ЧАК потерял от 5,3 тыс. до 6,5 тыс. человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести[1159], главным образом в пехоте и командных кадрах (90 %)[1160]. К 15 сентября 1944 г. в составе чехословацких формирований оставалось 13 773 человека[1161], к 22 сентября – 12 910 человек, к 6 октября – лишь 8530 человек[1162].

Причинами неудач в ходе операции были серьезные ошибки, допущенные советским и чехословацким командованием, в том числе неподготовленность, нехватка личного состава и техники. Неэффективным было использование сил корпуса – в частности, 2-й воздушно-десантной бригады, которая была отправлена в бой как обычная пехота[1163]. Кроме того, на «той стороне» подвели словацкие части[1164], о чем будет подробнее сказано ниже.

Тем не менее нельзя согласиться с мнением А. Бинара, что «в военном отношении операция стала полным провалом»[1165]. Во-первых, поставленные задачи в итоге были выполнены. Во-вторых, советские и чехословацкие войска стянули на себя практически всю боевую мощь германской группы армий «Северная Украина»[1166] на севере и востоке повстанческой территории[1167]. Операция причинила вермахту серьезные потери в людской силе, технике и материалах[1168], в том числе более 70 тыс. человек убитыми и 30 тыс. – пленными[1169]. Чехословацкие войска уничтожили не менее 1750 солдат вермахта, 4 самолета, 4 танка, 28 грузовых автомобилей[1170].

Карпато-Дуклинская операция имела огромный политический эффект, вселив в сражавшихся словацких патриотов веру в идущую с востока помощь[1171]. Бои на Дукле стали сильнейшим испытанием моральных и боевых качеств чехословацких воинов, которые в ходе этой операции доказали свой героизм[1172]. По мнению Л. Свободы, эта операция для чехословацких воинских частей, сформированных в СССР, явилась вершиной их боевого пути[1173].

Как и планировалось, чехословацкие части были также направлены на территорию Словакии для помощи восстанию «изнутри». 17–18 сентября 1944 г. 1-й чехословацкий истребительный авиаполк в полном составе был перебазирован на контролируемый повстанцами аэродром «Три дуба»[1174].

Затем в Словакии была высажена 2-я воздушно-десантная бригада. В ходе Карпато-Дуклинской операции, к середине сентября 1944 г., она была сильно ослаблена[1175], потеряв 781 человека[1176], то есть почти 27 % личного состава. 19 сентября бригада была отправлена на переформирование и до-вооружение, и в том числе поэтому переброска бригады в Словакию затянулась и проходила в несколько приемов[1177]. Первая небольшая группа прибыла в ночь на 27 сентября 1944 г. Повстанцы ждали бригаду с нетерпением. 6 октября К. Готвальд сообщил К. Шмидке и Я. Шверме, что «со стороны советских властей делается все для того, чтобы была осуществлена посылка второй десантной бригады и другой помощи. Причиной задержки является плохая погода, затрудняющая транспорт». С ночи 6–7 октября высадка продолжилась[1178]. К 24 октября на повстанческую территорию было переброшено 1928 военнослужащих бригады[1179]. Кроме того, советская авиация вывезла более 700 раненых в госпитали Красной армии[1180].

В итоге на занятой повстанцами территории возникло «гибридное» воинское формирование под названием 1-я чехословацкая армия, которая включала 2-ю воздушно-десантную бригаду, 1-й авиаполк и части словацкой армии, перешедшие на сторону восставших. У командования этой армией стояли генерал Р. Виест, направленный в Словакию через СССР эмигрантским правительством, и генерал словацкой армии Я. Голиан – организатор восстания. Его план предполагал значительный упор на участие словацкой армии в восстании и «борьбе за освобождение остальной части территории Чехословакии»[1181].

К 20–27 октября 1944 г. в рядах 1-й чехословацкой армии находилось, по разным данным, от 50 тыс. до 65 тыс. человек, включая от 12 тыс. до 17 тыс. партизан, которые подчинялись Словацкому штабу партизан и штабу партизанского движения, созданному при командовании 1-го Украинского фронта (в состав штаба также входил уполномоченный КПЧ А. Шрамм)[1182]. Командование Красной армии направило в Словакию официальную военную миссию во главе с майором И.И. Скрипкой (действовал под псевдонимом Студенский)[1183].

Однако военные потенции 1-й чехословацкой армии были ослаблены, во-первых, тем, что ее штаб, во многом унаследованный от словацкой армии, был не способен к ведению серьезных боевых операций. Во-вторых, в армии не было единства: словацкие офицеры не допускали «в штаб никого нового, особенно из чехов». Трудно было согласовать действия еще вчерашних врагов, у которых имелись также межэтнические трения (на наличие среди словаков «античешских настроений» и даже «ненависти к чехам» обращал внимание заместитель председателя Компартии Словакии Г. Гусак[1184] в своем докладе о политической ситуации в Словакии к концу 1944 г.)[1185].

Не было единства и с партизанскими силами. В начале октября 1944 г. по приказу И.С. Конева действовавшие в Словакии партизаны были переданы в оперативное подчинение командующему 1-й чехословацкой армией генералу Р. Виесту. Однако коммунистическое руководство партизан рассматривало Виеста как представителя «буржуазных кругов» (то есть эмигрантского правительства) и поэтому в письме Г. Димитрову от 10 октября 1944 г. заявило, что считает «приказ Конева неправильным». По согласованию с советскими властями генеральный секретарь КПЧ К. Готвальд дал партизанскому руководству разъяснение, что в районах восстания «партизанский штаб должен действовать по одному общему плану вместе с Первой чехословацкой армией и считаться с оперативными указаниями, даваемыми [ее] командующим»[1186].

Однако проблемы взаимодействия сохранялись. Направленный в Словакию Г. Пикой подполковник Перникарж 20–25 октября 1944 г. сообщал, что «взаимодействие партизан с войсками – не на должной высоте, главным образом по вине некоторых партизанских отрядов, которые взаимодействия не проводят». Кроме того, «партизаны часто насильно вымогали от местных воинских чиновников, отбирали присланное из СССР для армии вооружение». 31 октября 1944 г. руководство КПЧ еще раз подчеркнуло необходимость «тесного политического и военного сотрудничества между 1-й чехословацкой армией и партизанскими отрядами». Для этого предлагалось создать их совместное военное руководство во главе с Р. Виестом и включающее руководителей партизан, представителей КПЧ, находившихся в Словакии, и полковника А.Н. Асмолова[1187] (однако делать это было уже поздно).

В-третьих, военнослужащих, перешедших на сторону восстания из словацкой армии, отличала слабая «идейность», засоренность коллаборационистами и другими «скомпрометированными» людьми[1188]. Очевидно, в том числе поэтому генерал Я. Голиан требовал от Г. Пики «прислать хотя бы 5 офицеров для штаба командования вооруженных сил в Словакии». Среди них был упомянутый ранее подполковник Перникарж, отправленный к восставшим «с назначением руководить в штабе на месте боевыми операциями 1-го чехословацкого авиаполка». Однако присланных извне офицеров из штаба выживали – так, «из офицеров – чехов, данных генералу Виест из СССР для его штаба, [были] отправлены обратно во 2-ю [воздушно-десантную] бригаду: штабн[ой] капитан Гласны и штабн[ой] капитан Срп»[1189].

Глава Компартии Чехословакии К. Готвальд предлагал восставшим вести боевые действия в Словакии по примеру Югославской народно-освободительной армии, однако этого сделать не удалось. После начавшегося в середине октября 1944 г. наступления германской армии повстанческие части, созданные на основе бывших подразделений словацкой армии, фактически разбежались, показав низкую боеспособность. Оказалось, что «ни офицеры, ни солдаты были не подготовлены к тяжелым партизанским условиям. Офицеры дали своим подчиненным указание, чтобы [они] бросили оружие и разошлись по домам»[1190].

Восстание пришлось вытягивать на себе чехословацким частям, прибывшим из СССР, и партизанам. Подполковник Перникарж докладывал Г. Пике, что «с прибытием 2-й чехословацкой бригады обстановка в значительной степени улучшилась». Бригада была введена в действие в критический момент и смогла отстоять от захвата противником аэродром «Три дуба» и г. Зволен[1191], а также отсрочить на 18 дней захват центра восстания – г. Банска-Бистрица[1192]. 1-й чехословацкий авиаполк действовал в Словакии до 25 октября 1944 г., совершив 573 боевых вылета[1193]. Героически сражались партизанские бригады, хотя подавляющее большинство партизан были словацкими добровольцами, не обученными обороне долговременных позиций. Германские войска в ходе своего наступления на повстанческие районы несли тяжелые потери. В течение двух месяцев повстанцы сковывали германские части и не давали гитлеровцам использовать две крайне важные для них железные дороги. По оценке чехословацкого руководства, повстанцам «удалось при… плохом материальном снаряжении… долго удерживать территорию против немецких войск, обладавших абсолютным превосходством в танках, артиллерии и авиации». При этом чехословацкие части, принимавшие участие в восстании, не утратили свой моральный дух и уступили лишь «грубому материальному превосходству» со стороны германских войск[1194].

Словацкое восстание все же было подавлено, и 28 октября 1944 г. повстанцы полностью перешли на «партизанское положение». Часть воинов 2-й воздушно-десантной бригады попала в плен, остальные – отступили в горы. Туда же ушла незначительная группа словацких офицеров со своими солдатами. Штаб восстания был окружен, генералы Р. Виест и Я. Голиан попали в плен, где оба погибли. Бои на словацкой территории продолжались, но без какого-либо значительного успеха[1195].

Остатки 2-й воздушно-десантной бригады продолжали боевую деятельность – теперь как партизанское формирование. Однако они претерпевали большие трудности со снабжением. В декабре 1944 г. руководство КПЧ призвало обеспечить действовавших в Словакии партизан и 2-ю бригаду «необходимым вооружением, амуницией, продовольствием, обмундированием и обувью». 3 января 1945 г. А. Шрамм сообщил К. Готвальду, что Словацкий штаб партизанского движения имеет связь с 23 партизанскими бригадами и отрядами, численность которых составляет 5899 человек. Однако при этом «очень плохо дело обстоит с обещанной помощью. Пока что ничего не было выполнено». Наконец, к началу февраля 1945 г. Г. Пика направил Л. Свободе распоряжение обеспечить партизанские отряды и бригады обмундированием из фондов ЧАК[1196]. В процессе освобождения Чехословакии многие партизанские формирования, включая остатки 2-й бригады, вливались в состав чехословацких воинских формирований.

В период Карпато-Дуклинской операции и после нее 1-й чехословацкий армейский корпус оказался в кризисной ситуации, которая имела несколько аспектов. Во-первых, был неожиданно сменен командир корпуса. Официально причиной такого решения было объявлено, что Я. Кратохвил «не справился с командованием». Споры историков относительно того, насколько справедливым и правильным было это решение, идут до сих пор[1197], и реальная подоплека этой кадровой перестановки не совсем ясна – или действительно военные ошибки[1198], или политические причины. Кратохвил был креатурой эмигрантского правительства, тогда как Л. Свобода смог найти общий язык с советским командованием и представителями КПЧ[1199]. На наш взгляд, присутствовала совокупность этих факторов. Нельзя считать, что сам факт принадлежности к лондонскому эмигрантскому правительству был «черной меткой» с точки зрения советского руководства – так, в те же дни Карпато-Дуклинской операции, 21 сентября 1944 г., командующим 1-й бригадой ЧАК был назначен генерал Я. Сазавский, а 3-й бригадой – генерал К. Клапалек, которые прибыли из Великобритании[1200].

В любом случае законность этого решения была сомнительной, так как по договору от 27 сентября 1941 г. командующий чехословацкой воинской частью назначался с согласия между советским и чехословацким правительствами[1201]. Однако в итоге чехословацкое правительство утвердило решение И.С. Конева, в том числе благодаря позиции Г. Пики, который постарался «спустить инцидент на тормозах»[1202].

Вторым, более серьезным аспектом кризиса стало то, что после Карпато-Дуклинской операции сама судьба ЧАК оказалась под угрозой: под предлогом понесенных им значительных потерь эмигрантское правительство решило ликвидировать корпус как самостоятельное воинское формирование[1203]. Характерно, что при этом правительство пыталось «отстраниться» от ответственности за отправку ЧАК на эту операцию. 8 октября 1944 г. министр иностранных дел Я. Масарик, выражая СССР благодарность за помощь, сообщил З. Фирлингеру, что правительства высказывало только просьбу «исключительно о поставках оружия, и… лишь в рамках советской стратегии»[1204].

28 октября 1944 г. эмигрантское правительство направило Г. Пике указание из «остатков» ЧАК сформировать три-четыре пехотных батальона, сведя их в отдельную бригаду, а танковую бригаду и артиллерийский полк – расформировать[1205]. Одновременно в только что освобожденном советскими войсками самом восточном регионе Чехословакии – Закарпатье – было начато создание другой, «альтернативной» воинской части, не подчиняющейся командованию ЧАК[1206], а полностью подконтрольной эмигрантскому правительству[1207]. 28 октября в закарпатском городе Хуст был создан Административный штаб делегата Чехословацкого эмигрантского правительства Ф. Немеца[1208]. 5 ноября туда прибыли чехословацкие высшие офицеры во главе с генералом А. Гасалом, которые начали мобилизацию военнообязанных жителей региона[1209], однако не в Чехословацкий корпус, созданный в СССР, а в новую – «альтернативную»[1210], полностью подконтрольную эмигрантскому правительству армию, которая должна была стать его верной опорой при обретении власти на всей территории Чехословакии[1211]. Гасал создал в Закарпатье учебный центр для пехотинцев, артиллеристов, связистов и саперов[1212].

В этой деятельности открыто проявилось недоверие эмигрантского правительства Чехословацкому корпусу как «политическому инструменту» в руках Советского Союза и Компартии Чехословакии, а также желание окончательно взять контроль над созданием чехословацких воинских частей в свои руки, что казалось возможным в условиях начавшегося освобождения территории Чехословакии. Со своей стороны руководство СССР, чехословацкие коммунисты и многие воины ЧАК во главе с Л. Свободой с расформированием корпуса согласиться не могли. Между делегацией чехословацкого правительства в Закарпатье и советскими военными властями возник конфликт.

С «делом армии А. Гасала» переплелась еще и политическая проблема принадлежности Закарпатья. К этому региону, который с 1919 г. входил в состав Чехословакии, в годы войны проявил свой интерес Советский Союз. Со своей стороны, Э. Бенеш не возражал и даже сам предлагал передать Закарпатье в состав СССР[1213]. Однако до конца войны этот регион оставался в составе Чехословакии. Тем не менее население Закарпатья уже рассматривалось советским командованием как потенциальный контингент для Красной армии. После освобождения региона был развернут прием закарпатских добровольцев в Красную армию. Интересно, что в ходе этой акции возникли проблемы, обусловленные слабостью политико-разъяснительной работы. Местная молодежь иногда воспринимала призыв добровольцев за обязательную мобилизацию. Те, кто опасался мобилизации, не ночевали дома или уходили в чехословацкую армию, объясняя это тем, что «уйти в Красную армию опасно. Советский Союз большой, могут и во Владивосток послать, а если я буду в чешской армии, то я буду дома». Вместе с тем из разговоров с председателями окружных комитетов, а также с местным населением было ясно, что если бы Красная армия официально «объявила мобилизацию, то она была бы встречена положительно»[1214].

Советское командование не принимало во внимание, что Закарпатье юридически пока еще оставалось составной частью Чехословакии, согласно законодательству которой вступление граждан страны в иностранную армию могло быть разрешено только президентом республики. В связи с этим действия советских органов вызвали протест со стороны эмигрантского правительства, в том числе лично Э. Бенеша[1215].

Однако уже нельзя было остановить ни реализацию советских планов в отношении Закарпатья, где при поддержке советских властей развернулось народное движение за вхождение в состав СССР[1216], ни твердое намерение сохранить Чехословацкий корпус. Командование 4-го Украинского фронта стало препятствовать мобилизации, развернутой штабом А. Гасала, объявив, что основой для дальнейшего создания чехословацкой армии советская сторона считает только ЧАК[1217]. 27 декабря 1944 г. командующий фронтом генерал армии И.Е. Петров заявил Гасалу, что «считает формирование каких бы то ни было чехословацких частей на освобожденной территории – без особого соглашения с Москвой – незаконным» и настаивает, чтобы все созданные Гасалом учебные части были переданы в состав ЧАК, а штабная рота – распущена. Кроме того, Г. Пика получил отказ на свою просьбу передислоцировать в Закарпатье чехословацкий запасной полк[1218].

Эмигрантское правительство было вынуждено уступить. В начале декабря 1944 г. Ф. Немец уехал в Москву, а 26 декабря он, З. Фирлингер и представители Словацкого национального совета на встрече с А.Я. Вышинским выразили согласие с набором добровольцев в ряды Красной армии из числа жителей Закарпатья украинской и русской национальности. А. Гасал в начале января 1945 г. переехал со своим штабом на освобожденную территорию Восточной Словакии[1219].

После неудачи с созданием новой армии в Закарпатье эмигрантское правительство вновь пыталось сформировать новую армию на освобожденной территории Словакии. Был запланирован набор как минимум пяти дивизий, которые должны были стать вооруженной силой, превосходящей ЧАК и партизанские отряды, подчинявшиеся КПЧ[1220]. Советские власти, разумеется, вновь выступили против этого и не позволили формирование «альтернативной армии».

Руководство СССР взяло курс на максимальное усиление Чехословацкого корпуса. Л. Свободе было дано указание к 20 января 1945 г. укомплектовать бригады корпуса до полного штата (с переводом 2-й воздушно-десантной бригады в пехоту), а также сформировать дорожно-строительный батальон. В конце января 1945 г. НКО разрешил сформировать еще одну, 4-ю пехотную бригаду общей численностью 5756 человек[1221].

1-я танковая бригада, численность личного состава которой к 2 ноября 1944 г. сократилась до 660 человек, а количество танков – до трех, была доукомплектована и к концу февраля 1945 г. имела в своем составе 1512 человек и 65 танков[1222].

6 декабря 1944 г. И.В. Сталин приказал сформировать 1-ю чехословацкую смешанную авиадивизию в составе двух истребительных и одного штурмового авиаполков, на новых советских истребителях Ла-5 и Ла-7 и штурмовике Ил-2. Командиром авиадивизии был назначен подполковник Л. Будин. В состав дивизии вошли уже имевшийся 1-й отдельный истребительный авиаполк и вновь формируемые 2-й истребительный и 3-й штурмовой авиаполки. К 1 января 1945 г. личный состав дивизии включал 317 человек, она имела 69 боевых самолетов. К 20 марта в дивизии было уже 1003 человека. Некоторые штабные и инженерно-технические должности в управлении дивизии были укомплектованы советскими офицерами. Всего к 20 марта 1945 г. в дивизии числился 381 военнослужащий Красной армии[1223].

В конце марта 1945 г. 3-й авиаполк закончил подготовку и был включен в состав 8-й воздушной армии 4-го Украинского фронта. 2-й авиаполк продолжал учебно-боевую подготовку согласно программе и фактически участия в боевых действиях дивизии не принимал. К 1 мая 1945 г. в составе дивизии было 824 человека, она имела 64 боевых самолета и 16 автомашин[1224].

В феврале 1945 г. командование ЧАК также сформировало штабную батарею командующего артиллерией, расширило тылы, из авторот сформировало автобатальон, а из бригадных санитарных рот – санитарные батальоны[1225]. Кроме того, в корпусе, а затем и в других подразделениях были созданы отделы контрразведки[1226]. К окончанию войны в составе ЧАК было 4 пехотные бригады, авиадивизия, танковая бригада, 9 артиллерийских и запасной пехотный полк, 5 батальонов связи, 5 инженерных, 5 автомобильных, 4 саперных батальона, полевой госпиталь, а также тыловые подразделения обслуживания[1227].

С началом освобождения территории Чехословакии появилась возможность мобилизовать на ее территории большой контингент военнослужащих[1228] (на такое «пополнение на ходу» и делался расчет, когда были утверждены штаты новых частей корпуса в конце 1944 г.). Сначала был развернут набор добровольцев в ЧАК на территории Словакии (в возрасте от 18 до 40 лет). 22 ноября 1944 г. Л. Свобода запросил разрешение штаба 4-го Украинского фронта на набор добровольцев в районе городов Гуменне и Михаловце. Его просьба была выполнена, и запасной полк ЧАК переместился из района Кросно (Польша) в район Гуменне – Снина. С 1 ноября 1944 г. до 15 января 1945 г. удалось найти 8070 добровольцев, пригодных для службы в армии, в том числе из лагерей военнопленных – 3070 человек, из Закарпатья – 2991 человек, из Словакии – 1602 словака и 4 француза, которые до того воевали в партизанских отрядах. Как важный контингент рассматривались также чехословацкие партизаны: с 1 ноября 1944 г. до 15 января 1945 г. в ЧАК вступили от 400 до 500 партизан. Продолжались поиски добровольцев внутри СССР, которых с января 1945 г. направляли в г. Гуменне (Словакия) в распоряжение командира запасного полка[1229].

Затем командование ЧАК с согласия руководства 4-го Украинского фронта начало частичную мобилизацию на освобожденной территории Словакии. К началу апреля 1945 г. было призвано 500 офицеров и около 10 тыс. солдат[1230]. Однако этот процесс шел непросто, поскольку население Словакии зачастую без воодушевления воспринимало приказ о мобилизации. Имелись факты уклонения и дезертирства[1231]. Боевой уровень мобилизованных часто был низким. Очевидно, сказывался морально-политический отрыв Словакии от чехословацкого единства после 1939 г. (как считал Г. Гусак, словацкий народ «идею возрождения совместного государства с чехами… встретил довольно холодно»)[1232].

В начале 1945 г. проявил себя политически сложный вопрос создания отдельной словацкой армии. С точки зрения восстановления единства Чехословакии это было крайне нежелательным. Недаром Г. Пика в своем письме, направленном в адрес советского правительства еще в конце июня 1941 г., указывал на необходимость не допустить создания самостоятельных словацких, немецких и прочих этнических воинских формирований в рамках чехословацких вооруженных сил[1233] (тем более что нацистская Германия и ее сателлит – Словакия, созданная в марте 1939 г., в тот момент были противниками СССР в войне). Однако на словацкой стороне считали по-другому. Так, бывший военный министр Ф. Чатлош считал необходимым, «чтобы словацкая армия сохранила свою самостоятельность… и сотрудничала с чешскими частями на принципах полного равноправия». Словацкий национальный совет считал, что «после освобождения Словакии… словацкая армия, пополненная новыми мобилизованными контингентами, станет составной частью новой чехословацкой армии»[1234]. Тем не менее в итоге отдельная словацкая армия создана не была, и мобилизованные словаки были направлены на переформирование 2-й парашютно-десантной бригады и формирование новой, 4-й бригады[1235].

На заключительном этапе войны словаки стали подавляющим по численности контингентом ЧАК. Если до перехода Красной армией границы Чехословакии словаки составляли в корпусе около 20 % личного состава, то в числе призванных к 15 мая 1945 г. на территории республики 74 148 человек словаки были в подавляющем большинстве – 91,4 %. Так, 4-я чехословацкая бригада с этнической точки зрения была почти полностью словацкой, а также являлась первым чехословацким формированием, созданным на советской стороне, где высшие командирские и штабные должности в большинстве занимали представители нечешской национальности. Это был также первый случай, когда командиром был назначен словак[1236].

Особенностью чехословацких воинских формирований с середины 1942 г. и до конца войны оставалась низкая доля чехов – уроженцев Чехословацкой республики (ЧСР). До перехода границы страны Красной армией чехи из ЧСР составляли 11,5 % личного состава ЧАК. После перехода границы и до мая 1945 г. в числе призванных на территории Чехословакии воинов чехи составляли всего 1,4 %, а в личном составе корпуса – 3,8 %. При этом командные должности в корпусе занимали в основном этнические чехи. (Большинство воинов-чехов – уроженцев Чехословакии, оказавшихся за пределами страны в годы войны, находилось в формированиях, созданных в странах Запада. Там сложилась принципиально иная этническая картина, чем в аналогичных частях, сформированных в СССР. Так, по состоянию на 15 февраля 1944 г. в созданной в Великобритании чехословацкой отдельной бригаде (4042 человека) чехи составляли 64 %, словаки – 18 %, русины и украинцы – 1 %, немцы – 11 %, венгры – 3 %, евреи – 2 %.)[1237]

Особая ситуация сложилась с участием этнических немцев и венгров в чехословацких формированиях, сформированных в СССР. По состоянию на 30 июня 1944 г. в рядах 1-го чехословацкого корпуса состояло 589 немцев и 5 венгров, то есть всего 4,3 % его воинов, что было гораздо меньше доли этих этносов в населении довоенной Чехословакии. Как пишет чешский историк З. Маршалек, опыт вовлечения бывших немецких военнопленных в чехословацкие части часто не был удачным. Так, в боях на Дуклинском перевале в сентябре-ктябре 1944 г. некоторые военнослужащие немецкой национальности (ранее они служили в вермахте) переходили к неприятелю. В январе 1945 г. военнослужащий – немец по родному языку – был осужден за трусость и казнен. С другой стороны, другие немцы воевали очень храбро, несколько из них были убиты и тяжело ранены в боях[1238].

В свою очередь, эмигрантское правительство Чехословакии взяло курс на исключение немцев и венгров из числа лояльных этносов. Уже в первые годы войны была запланирована депортация немецкого и венгерского населения из Чехословакии после победы над гитлеровской Германией. Такой курс проявился в том, что после освобождения Закарпатья осенью 1944 г. объявленная чехословацкими властями мобилизация касалась только «граждан чешской, словацкой и карпатоукраинской национальности», а немцы и венгры в число мобилизуемых не были включены. В феврале 1945 г. из Чехословацкого корпуса было изъято и отправлено назад в лагеря военнопленных некоторое число «неблагонадежных» военнослужащих, и одним из критериев «неблагонадежности» был родной язык – немецкий или венгерский[1239].

В последние месяцы войны закономерным образом росла численность личного состава Чехословацкого корпуса – на 1 января 1945 г. в нем состояло 18 785 человек, в начале апреля – 31 725 человек (из них на фронте – 18 097 человек), к 1 мая 1945 г. – 47 570 человек[1240].

Постепенно решалась проблема офицерских кадров. 22 декабря 1944 г. в ЧАК была создана офицерская школа, а также школы для унтер-офицеров[1241]. На 1 января 1945 г. в корпусе состояли 1258 офицеров (по штату – 1515 человек)[1242]. Накануне окончания войны в корпусе было 7 офицерских училищ и столько же учебных центров рядового и младшего командного состава[1243]. Продолжалось также прибытие офицеров из-за границы. К 15 мая 1945 г. число офицеров в ЧАК составляло 2433 человек[1244]. В свою очередь, число советских инструкторов сокращалось: в январе 1945 г. их было 502, в апреле – 450[1245].

На заключительном этапе войны у корпуса вновь произошла смена командования. 4 апреля 1945 г. генерал Л. Свобода занял пост министра национальной обороны в новом правительстве Чехословакии. По его представлению командиром ЧАК был назначен генерал К. Клапалек.

В ходе войны в чехословацких формированиях постепенно росло влияние коммунистов, в том числе увеличилась численность членов КПЧ среди рядового и офицерского состава – в 1945 г. таковых было 605 человек[1246]. Однако это было не так много в отношении к общей численности личного состава корпуса. Кроме того, нельзя согласиться с мнением, которое высказал И.И. Поп, что чехословацкая воинская часть уже в 1942 г. «фактически вышла из-под идейного влияния» эмигрантского правительства[1247]. Летом 1944 г. ответственный секретарь чехословацкой секции Всеславянского комитета С.А. Шмераль, посетившая 1-й Чехословацкий корпус, сделала другой вывод: «Наше влияние на солдат и особенно на офицеров еще недостаточно»[1248]. Действительно, политическое расслоение среди воинов сохранялось, и далеко не все из них были просоветски настроены.

Политические проблемы проявили себя в настрое некоторых чехословацких офицеров, в ходе войны прибывших в СССР из-за границы. В декабре 1943 г. во время переговоров с руководством КПЧ в Москве сам Э. Бенеш отметил, что «чехословацкие офицеры в эмиграции показали себя совершенными политическими невеждами, неграмотными, способными пасть жертвой глупейшей фашистской, антисемитской клеветы»[1249]. Такое мнение подтвердилось, когда эти офицеры прибыли в СССР. З. Фирлингер в беседе с заведующим 4-м европейским отделом НКИД В.А. Зориным 14 июля 1944 г. сделал вывод, что «в среде офицеров, прибывших во вторую бригаду недавно из Англии, имеются лица, которые… не понимают того, что многие из чехословаков уже участвовали в партизанской борьбе на освобожденной сейчас Красной армией территории и что они требуют к себе иного отношения со стороны офицеров, чем это было в старой чехословацкой армии или в чехословацких частях в Англии. Политическое развитие этих офицеров сильно отстает от развития солдат, и это создает некоторые трудности в чехословацкой бригаде»[1250]. Тем не менее эти политические моменты не оказали значимого влияния на боеспособность корпуса.

30 октября 1944 г. ЧАК занял оборону на реке Ондаве в Восточной Словакии[1251]. 21 января 1945 г. корпус был передан в состав советской 18-й армии, вместе с которой принял участие в Западно-Карпатской операции. К 28 января были освобождены Попрад, Кежмарок, Прешов, Кошице, Бардеёв и другие города в восточной части Словакии[1252]. Тогда же артиллерийские полки ЧАК участвовали в разгроме гитлеровской группировки в районе польского города Ясло, что способствовало успеху действий войск 38-й армии[1253]. 19 февраля 1945 г. соединениям и частям ЧАК в ознаменование их боевых заслуг были присвоены наименования Ясловских и Прешовских[1254].

Затем советские и чехословацкие войска продолжили наступление в сторону г. Липтовски-Микулаш[1255], который попытались взять с ходу. Однако неоднократные попытки сделать это, предпринимаемые с 3 по 13 февраля 1945 г., оказались неудачными. Решено было временно прекратить наступление и возобновить его только после серьезной подготовки. Новое наступление началось 3 марта. Бои за Липтовски-Микулаш продолжались два месяца. 4 апреля он был окончательно освобожден советскими и чехословацкими войсками. К 5 апреля 1945 г. был освобожден г. Ружомберок. Оборонявшие этот город германские и венгерские войска не успели разрушить подготовленные ими к взрыву важные городские объекты[1256]. Всего с 15 марта по 15 апреля 1945 г. частями ЧАК было освобождено 117 городов и населенных пунктов[1257]. В ходе Западно-Карпатской операции корпус потерял 970 бойцов, в том числе 257 убитыми[1258].

Чехословацкая авиадивизия в начале апреля 1945 г. была перебазирована на полевой аэродром Поремба около г. Катовице (Польша)[1259]. Дивизия вместе с войсками Красной армии принимала активное участие в освобождении территории Чехословакии, нанося бомбардировочно-штурмовые удары по живой силе и технике противника. В апреле 1945 г. дивизия совершила 559 самолето-вылетов[1260].

Согласно отзыву и. д. командующего бронетанковыми и механизированными войсками 38-й армии полковника М.И. Пахомова от 22 апреля 1945 г., 1-я чехословацкая отдельная танковая бригада «показала свою сплоченность, хорошую выучку личного состава и умение вести бой в самых различных видах его и условиях обстановки». Бригада уничтожила 1340 и пленила 224 солдат и офицеров противника, уничтожила 5 танков, 6 самоходных орудий, 27 орудий разного калибра, 103 пулемета, 2 автомашины с грузами и пр., захватила танк, самоходное орудие, 4 орудия разного калибра, бронетранспортер, 3 автомашины и пр.[1261]

Войска ЧАК пришли на помощь восставшей Праге в начале мая 1945 г., приняв участие в освобождении города[1262]. 17 мая состоялся торжественный парад Чехословацкого корпуса на Староместской площади в освобожденной столице Чехословакии[1263].

Чешский военный историк А. Бинар отмечает, что «общая боевая ценность [Чехословацкого] армейского корпуса не имела значения на Восточном фронте и являлась эквивалентом одной немецкой дивизии в полном составе или двух ослабленных»[1264]. Наверное, это так, однако ценность чехословацких воинских частей нельзя выразить цифрами, так как их участие в войне имело огромное политическое значение и для Чехословакии, и для СССР. Несмотря на относительно небольшую численность, они приняли значимое участие в освобождении территории Советского Союза, Польши и Чехословакии, участвовали в битве за Киев, Карпато-Дуклинской, Западно-Карпатской и других операциях, причинив весомый урон противнику (30 225 человек убитыми и ранеными, 156 уничтоженных или выведенных из строя танков, 38 самолетов, 221 орудие, 274 автомашины и другая боевая техника[1265]). Чехословацкие воины были удостоены самых высоких советских наград, в том числе 6 человек получили звание Героя Советского Союза. Чехословацкая бригада получила два ордена Суворова, два ордена Богдана Хмельницкого и орден Александра Невского, чехословацкие батальоны и дивизионы – 6 орденов Красной Звезды. В свою очередь, чехословацкое руководство представило к чехословацким наградам многих советских военных деятелей[1266].

После кризиса, возникшего в сентябре – декабре 1944 г., отношения между СССР и эмигрантским правительством Чехословакии вновь нормализовались. С одной стороны, для полной реализации своих планов Советский Союз был заинтересован в том, чтобы утвердить в Чехословакии дружественное правительство – в идеале созданное компартией, политическая значимость которой серьезно возросла в ходе освобождения территории страны[1267]. С другой – советские власти сохраняли благожелательное сотрудничество с правительством Э. Бенеша, который и сам старался поддерживать с Советским Союзом отношения взаимопонимания и доверия. Он понимал, что чрезмерные амбиции и конкуренция с коммунистами могли закончиться разрывом с Москвой. Важную роль в этих политических вопросах играли созданные на территории СССР чехословацкие вооруженные формирования.

4 апреля 1945 г. в словацком городе Кошице было объявлено о создании нового чехословацкого правительства, важнейшие посты в котором (при сохранении поста президента за Э. Бенешем) получили коммунисты и другие симпатизировавшие им деятели, ранее принимавшие непосредственное участие в создании чехословацких частей в СССР: З. Фирлингер занял пост премьер-министра, К. Готвальд стал вице-премьером, Л. Свобода был назначен министром обороны, З. Неедлы – министром школ и народного просвещения. 10 мая 1945 г. новое чехословацкое правительство переехало в освобожденную Прагу. В течение следующих трех лет КПЧ постепенно обрела полную власть в Чехословакии.

Вопрос о формировании будущей армии новой Чехословакии обсуждался задолго до окончания войны. Еще 16 декабря 1943 г. во время визита в Москву Э. Бенеш запросил у Советского Союза вооружение для шести – восьми чехословацких дивизий[1268]. Это соответствовало интересам СССР: А.И. Антонов и Ф.И. Голиков сообщили И.В. Сталину, что «для нас выгодно взять в свои руки строительство будущей чехословацкой армии»[1269]. Сделать это планировалось на основе чехословацких частей, созданных в СССР, которые изначально и были спроектированы особым образом – в них были представлены все основные виды сухопутных войск. Батальоны должны были стать основой полка, бригады – основой дивизии, а сам корпус – основой всей армии[1270].

18 января 1945 г. Л. Свобода обратился к советскому правительству с предложением реорганизовать ЧАК в армию, для чего он видел серьезные организационные, оперативные и военно-политические основания. Создание новой армии на основе корпуса, как и прежде, активно поддерживала Компартия Чехословакии[1271]. Окончательное решение этого вопроса было отложено до приезда президента Чехословакии Э. Бенеша в Москву[1272].

К началу 1945 г. Э. Бенеш укрепился в мысли о продолжении военного сотрудничества с СССР после войны. В марте он направил меморандум на имя И.В. Сталина, в котором попросил, чтобы будущая чехословацкая армия была вооружена и снабжена всем необходимым «из средств Советского Союза». 29 марта Сталин дал положительный ответ: «Будет выдано вооружение теперь же на четыре дивизии гвардейского типа, развертываемые на базе четырех бригад чехословацкого корпуса… Через 3–4 месяца будет выдано вооружение на остальные шесть дивизий… Все… предметы вооружения будут выданы безвозмездно»[1273].

5 апреля 1945 г. новое правительство Чехословакии в Кошице приняло программу послевоенного развития страны, предполагавшую проведение социалистических реформ и расширение сотрудничества с СССР[1274], а также закрепившую победу политической линии КПЧ в борьбе за создание новой армии Чехословакии[1275] на основе 1-го чехословацкого армейского корпуса[1276].

13 апреля 1945 г. вышло соответствующее постановление ГКО, а на следующий день было подписано советско-чехословацкое соглашение, которое отразило моменты, указанные И.В. Сталиным в письме Э. Бенешу 29 марта. В свою очередь, чехословацкое правительство обязалось «и впредь предоставлять необходимые вооруженные силы для действия под общим руководством советского Главного Командования в целях окончательного разгрома немецких захватчиков». Затем в Москве было подписано соглашение между А.И. Антоновым и Г. Пикой «о проведении в жизнь этого преобразования»[1277].

Этот шаг имел важнейшее политическое значение – именно сформированные в СССР и вооруженные им части превращались в армию освобожденной Чехословацкой республики. Продолжение военного сотрудничества с этой страной способствовало реализации послевоенных политических целей Советского Союза – создать вдоль своих западных границ «пояс безопасности», особое место в котором отводилось Чехословакии как форпосту советского влияния в Центральной и Юго-Восточной Европе.

15 мая 1945 г. 1-й чехословацкий армейский корпус был преобразован в 1-ю чехословацкую армию[1278]. 19 мая чехословацкие войска были выведены из оперативного подчинения командующих войсками 1-го и 4-го Украинских фронтов. 25 мая правительство Чехословакии объявило о создании Чехословацкой народной армии, по своему характеру и численности равной довоенной. В нее влились также тысячи партизан, других борцов Сопротивления и чехословацкие части в составе 10 540 человек, созданные в годы войны на Западе[1279]. Новая армия была сформирована к 25 мая 1945 г. и насчитывала в своих рядах 43 900 человек, а к декабрю 1945 г. – 252 654 человека[1280]. В создании армии принимали активное участие советские военные советники и инструкторы[1281], направленные в том числе во вновь созданные чехословацкие военные училища[1282].

В плане снабжения в ходе войны чехословацкие части получили 125 танков Т-34/85, 8 танков Т-34, 4 танка Т-34-76, 5 тяжелых танков и ИС-122, 104 боевых самолета, 60 бронеавтомобилей БА-64, 1010 грузовых автомашин[1283], 178 легковых машин, 6 учебно-тренировочных самолетов, 4 самолета связи[1284], 37 062 винтовок и карабинов, 8178 револьверов и пистолетов, 14 455 пистолетов-пулеметов, 2568 ручных пулеметов ДП, 829 станковых пулеметов, 1427 противотанковых ружей, 122 крупнокалиберных пулемета, 345 50-мм минометов, 396 82-мм минометов, 233 120-мм миномета, 164 45-мм и 52 57-мм противотанковые пушки, 63 76-мм полковые пушки, 72 122-мм гаубицы 1938 г., 202 76-мм дивизионные пушки, 24 152-мм гаубичные пушки, 49 37-мм зенитных пушек 1939 г. и др.[1285] К концу июня 1945 г. СССР передал Чехословакии вооружение и боевую технику для десяти дивизий новой армии, в том числе 587 артиллерийских орудий, 60 танков и 36 самолетов[1286], а также автомобильное, военно-инженерное, военно-химическое имущество, имущество связи[1287] и пр.

Согласно договоренностям между СССР и Чехословакией, достигнутым 31 марта 1945 г., советское правительство списало «все понесенные им до сих пор расходы, денежные средства, материалы, обслуживание по содержанию чехословацких воинских частей, сформированных в СССР», отнеся их «на счет военных расходов Советского Союза», а также обязалось «и впредь… обеспечивать чехословацкие воинские части, находящиеся в оперативном подчинении Советского Верховного Главнокомандования, всем необходимым вооружением и военным снаряжением, материалами и обслуживанием, с отнесением расходов на счет бюджета Советского Союза»[1288]. Сумма, израсходованная СССР на обеспечение чехословацких воинских частей, составила до 370,6 млн руб. в ценах периода Великой Отечественной войны[1289].

Таким образом, тенденции исторического пути чехословацких воинских частей состояли в усилении их значимости – и военной, и политической – со временем. Чехословацкие войска на всех этапах их формирования создавались с заделом на будущее, как основа для будущей армии Чехословакии. В итоге были сформированы части фактически всех основных родов войск.

Несколько раз кардинально менялся этнический состав чехословацких формирований, что коррелировалось и с рывками численного роста, и с повышением ранга этих войск. Изначально сложная этническая структура Чехословацкой республики обусловила высокую важность этнического фактора в процессе комплектования и формирования чехословацких воинских частей на территории Советского Союза.

В целом формирование и боевую деятельность чехословацких воинских частей, созданных в СССР в годы Великой Отечественной войны, следует признать уникальным и весьма удачным опытом.

Возникавшие в ходе создания и боевого применения чехословацких войск политические и иные коллизии не стали препятствием для их успешности. Кроме того, в период войны конструктивно развивались советско-чехословацкие отношения в целом. Создание чехословацких воинских формирований в СССР следует признать с правовой точки зрения обоснованным, а с политической – достаточно удачным опытом. В те годы Советский Союз и Чехословакия были фактически «естественными» союзниками, и возобновление их военно-политического сотрудничества, несмотря на перипетии, характерные для периода с сентября 1939 г. по июнь 1941 г., было неизбежным. Отношения между двумя странами находились на высоком уровне еще с довоенного времени, и поэтому мнение о «вынужденности» взаимодействия Советского Союза с эмигрантскими правительствами Польши и Чехословакии в отношении последней следует признать неверным. Из опыта советско-чехословацкого сотрудничества в предвоенные и военные годы необходимо также вынести исторический урок о том, что наиболее оптимальное военно-политическое взаимодействие двух стран может состояться только напрямую, без участия третьих сторон (до войны усложняющим фактором советско-чехословацких отношений была Франция).

Глава 10