[603] Генерала Корнильона-Молине поддержал и молодой дивизионный генерал Франции Коньи. Они, обсуждая план будущей операции под кодовым названием «Кастор», названной так в честь мифического героя, сына греческого бога Зевса, задали Наварру вопрос: «Что будет, если вьетнамцы смогут подтянуть сюда тяжелую артиллерию и большую массу зенитных средств?» Стушевавшегося на время Наварра «выручили» артиллеристы, заявившие, что доставка в район Дьен-Бьен-Фу вьетнамцами тяжелой артиллерии исключена из-за полного отсутствия дорог в этом районе, а имевшиеся у них зенитные средства они пообещали лихо уничтожить, «если только вьетнамцы посмеют открыть по нашим самолетам огонь».[604] Как будет показано ниже, рвавшиеся за наградами артиллеристы сослужили Наварру и Франции в целом плохую услугу. Генерал Коньи, предвидя катастрофу, пошел на беспрецедентный для французской армии шаг, пытаясь предотвратить разгром, отправив жалобу в вышестоящие инстанции, которая осталась без ответа — в Париже жаждали победных лавров, тем более что надвигались очередные выборы, требовавшие солдатской крови… В предстоящей операции большая роль принадлежала легионерам. К тому времени Французский иностранный легион «накрыла» 4-я по счету волна притока русских. Как оказалось, многие тысячи бывших советских граждан, пойдя в разные формирования, созданные немцами для борьбы против Советской Армии, после окончания Второй мировой войны оказались в отчаянном положении. Большая их часть сдалась союзникам. Здесь были эсэсовцы из Русской бригады Бронислава Каминского, украинской дивизии СС «Галичина», прибалтийских частей СС, кавказской «Дикой дивизии» СС, туркестанской[605] дивизии СС «Анчар».[606] Кроме того, в лагерях военнопленных оказались части Русской освободительной армии Власова, многочисленных кавказских и среднеазиатских легионов. По заключенным в Ялте в феврале 1945 г. соглашениям между СССР и союзниками, все бывшие советские граждане, оказавшиеся на территории, подконтрольной англичанам и американцам, должны были быть выданы коммунистам «на перевоспитание» в ГУЛАГ. Поскольку значительная часть тех выходцев из СССР, кто воевал вместе с немцами против советских войск, не понаслышке была знакома с ГУЛАГом и возвращаться им туда очень не хотелось, они стали искать выходы из положения. Спасением стала запись во Французский иностранный легион. Как же так, спросит читатель, ведь их все равно должны были выдать? Во-первых, Ялтинские соглашения формально подписали лишь главы США и Англии, а генерал де Голль в Ялте не присутствовал. Во-вторых, после сражений Второй мировой войны Французский иностранный легион нуждался в срочном и большом пополнении ввиду ухудшения положения в колониях. Однако, чтобы избежать осложнений с СССР, факт приема бывших советских граждан во французскую армию, частью которой и является Легион, решили скрыть. Поэтому легионное начальство, руководствуясь приказами свыше, формально запретило принимать в Легион русских и прочих выходцев из СССР. В то же время, когда бывшие власовцы и эсэсовцы заполняли анкеты для поступления в Легион, им намекали, что представителей тех или иных национальностей сюда в данный момент не принимают, но принимают других. Так русские становились поляками, болгарами и чехами, прибалты — скандинавами, кавказцы — югославами, греками, испанцами и итальянцами, среднеазиаты — персами, арабами и турками.[607] Кроме того, в это время в Легион записалось очень много немцев, среди них много эсэсовцев, немалую часть которых составляли военные преступники, которые записью в Легион раз и навсегда уходили от возмездия. Вообще, в ближайшие 20 лет после окончания Второй мировой войны немцы и выходцы из СССР составляли самый большой процент легионеров. Как жаловались вьетнамцы своим советским друзьям, во всех французских кабаках во Вьетнаме, где стоял Легион, день и ночь слышались русские и немецкие песни. Кроме того, довольно многочисленную группу в то время в легионе составляли выходцы из стран Восточной Европы — Польши, Чехословакии и других, граждане которых бежали из своих родных краев перед наступлением Советской Армии в 1944–1945 гг. Оказавшись за границей без средств к существованию, они пошли в Легион. Вербовщики ходили по лагерям беженцев и зарабатывали на них огромные деньги. Поток завербованных в Легион из лагерей беженцев в первые месяцы после завершения войны был довольно большим[608] и позволил Легиону пополнить выбитых в боях Второй мировой войны бойцов. Немало в Легионе тогда было испанцев из разбитых и отступивших в 1939 г. во Францию коммунистических частей республиканской Испании, которые, не желая попусту просиживать в концлагерях, также записались в Легион. Впоследствии, как показали бои в Индокитае, они были неплохими солдатами и стойко дрались против своих былых собратьев по идеологии. Вообще, кого только не было в Легионе, представителей каких только национальностей! Проще сказать, каких не было — по-моему, здесь были представители всех народов! В это время среди легионеров был отмечен даже представитель Гренландии. Операция в районе Дьен-Бьен-Фу началась с выброски 21 ноября 1953 г. парашютного десанта в составе шести батальонов. Самым знаменитым из них был 1- й Иностранный парашютно-десантный батальон. Он состоял почти исключительно из бывших эсэсовцев, в основном немцев, в его составе также были два десятка бывших советских граждан и вьетнамская рота. Этот батальон слыл в Индокитае самым свирепым подразделением и спуску вьетнамцам не давал. В одном из предыдущих боев он был почти полностью уничтожен, так что в строю осталось 5 человек. Пополнившись, батальон ответил вьетнамцам «взаимной симпатией». Теперь, высадившись первым из подразделений легионеров в Дьен-Бьен-Фу, этот батальон должен был до дна испить горькую чашу почти полугодовой обороны, наполненной непрерывными боями, обстрелами и лишениями. Вместе с легионерами, по просьбе их командира, здесь же в это же время был высажен передвижной бордель, который способствовал подъему боевого духа бойцов. Уже в марте l954 г. легионерам приходилось записываться для его посещения за неделю — так велики были нагрузки работавших там девушек. Когда положение стало особенно серьезным, легионеры и прочие защитники Дьен-Бьен-Фу просто не вылезали оттуда. Не рассчитывая остаться в этой мясорубке в живых, все свои деньги они тогда тратили на вино и проституток.[609] Начало операции было многообещающим — парашютисты без особого труда разбили застигнутый ими врасплох стоящий здесь вьетнамский полк и заняли долину Дьен-Бьен-Фу. После этого они быстро привели в порядок аэродром и возвели кое-где укрепления. Однако на этом успехи французов затормозились. В декабре 1953 г. назначенный во главе гарнизона Дьен-Бьен-Фу полковник Кастри провел несколько не очень удачных рейдов с участием легионеров из этой базы. В результате стало ясно, что идея превращения Дьен-Бьен-Фу в базу, из которой по тыловым коммуникациям противника будут проводиться рейды, неудачна. Ставящиеся перед бойцами в таких рейдах задачи практически не выполнялись — противник, отлично зная местность и имея хорошую разведку, уклонялся от ударов и сам устраивал засады, и нередко сами «охотники» превращались в жертву. Противник стягивал к Дьен-Бьен-Фу свои лучшие силы, и с каждым днем кольцо сжималось все туже и туже. Перед Дьен-Бьен-Фу встала ясная угроза превращения ее из базы для «лихих кавалерийских рейдов» в обложенную вражеской осадой со всех сторон крепость. Но, несмотря на то что реальность показывала бессмысленность дальнейшего удержания этой базы, генерал Наварр и слушать не хотел об ее оставлении. Не поколебало его решимости и донесение разведки, которая сообщала, что вьетнамцы приступили к переброске в район Дьен-Бьен-Фу тяжелой артиллерии и средств ПВО,[610] очевидно, сочтя это фантазией, навеянной жарким и влажным тропическим климатом. В этот момент он допустил большую ошибку, направив на эту базу разнородные контингенты из тайцев, лаосцев, вьетнамцев, сенегальцев и североафриканских частей, выведенных из соседних с Дьен-Бьен-Фу фортов. Как покажут последующие события, это сыграло плохую роль в деле обороны базы. Не удалось воздвигнуть гарнизону Дьен-Бьен-Фу и планировавшихся оборонительных сооружений. Для этого требовалось много дерева. Лес был рядом, но за каждое срубленное там дерево приходилось очень дорого платить партизанам легионерской кровью. Авиации для прикрытия лесозаготовок не хватало, и от таких попыток пришлось отказаться. Легионеры разобрали все находящиеся в округе деревянные строения и срубили все деревья, какие только могли. Таким образом, они смогли получить лишь 5 % от требуемого количества древесины, что было явно недостаточно для сооружения блиндажей и других сооружений. Вместе с тем это создало для гарнизона новую проблему — все его позиции теперь, с устранением «посторонних предметов», просматривались с занимаемых вьетнамцами высот очень хорошо. По приказу генерала Зиапа, вьетнамцы тут же, рядом, в точности скопировали все французские позиции, и день и ночь тренировались, штурмуя их. Французская артиллерия находилась на открытых огневых позициях без всякой внешней защиты. Вьетнамцы зафиксировали ее расположение и впоследствии неизбежно должны были причинить ей большой урон. До сих пор остается загадкой, почему начальник гарнизона Дьен-Бьен-Фу полковник Кастри не использовал имевшуюся у французов дешевую и легкую камуфляжную сетку для маскировки расположения своих войск. В то же время ничего не выдавало до начала боев место расположения артиллерии вьетнамцев. Эта ошибка стала одной из главных причин поражения французов в этой битве. Почва в этом районе была очень рыхлой, выкопать глубокие окопы было довольно трудно, и не было гарантии,