или, что я назначен на комиссию для освобождения от службы. Комиссия должна была быть через неделю в Оране, при том же госпитале, в котором я лежал. В эти 6 дней ожидания я разыскал многих знакомых и несколько пригляделся к окружавшей меня обстановке. Большинство легионеров, находившихся в Сиди-Бель-Аббесе, являлись временным элементом, вернувшимся из походов в Марокко и Сирию. Вновь поступившие, предназначенные на комиссию для освобождения и другие остаются там до распределения по местам. Постоянными же являются кадры учебной команды, кадры роты молодых солдат, писаря, музыканты и прочая нестроевая команда. Всего население казарм достигает несколько тысяч. Кроме Легиона, в городе стоят еще конные спаисы, других частей нет. Гарнизонную службу несут, конечно, легионеры. Большинство населения города — арабы. В городе — масса мелких ресторанов и кабачков. Жители живут, главным образом, за счет легионеров, и поэтому все более или менее применяются к их вкусам и потребностям. В Бель-Аббесе вновь завербованные получают свою премию в 500 франков, и все эти деньги остаются в руках местных жителей. За получившими премию новичками увязываются два-три старых легионера, которые ходят с ним повсюду, в качестве гидов. Они пьют и едят на его счет, так, что деньги пропиваются в течение нескольких дней. Конечно, такими гидами почти всегда бывают соотечественники новичка. В казармах имеются два кантина: один — для сержантов, другой — для простых смертных. Даже и в солдатской продается вино. После получения жалования, в кантине творится нечто невероятное. Пьянство идет почти поголовное. Молодые легионеры, еще не отслужившие первых трех лет, не могут позволить себе такой роскоши, так как получают слишком ничтожную сумму, но старые служаки, подписавшие второй или третий контракт, два дня после получки не протрезвляются. Во время пьянства вспоминаются давно прошедшие времена, когда, по словам старожилов, был «настоящий» Легион, а не теперешнее собрание молокососов. В доброе старое время легионеров выпускали за ворота казарм только два раза в месяц. Перед их выходом в город горнисты играли особый сигнал, которым жители оповещались об этом. Все частные жители, не ведущие торговлю продуктами, потребляемыми легионерами, запирались в домах, так как выпущенные на свободу нередко предавались различным бесчинствам. Легионное начальство не отвечало за поведение своих питомцев, если только они не преступали известных границ, и только обязывалось предупреждать население о выходе их в город. Каждый неосторожный и излишне доверчивый в случае какого-нибудь несчастья должен был пенять на самого себя. Теперь ничего подобного не было. Легионеры выходили в город каждый день и вели себя благопристойно. Всех, нарушающих общественные тишину и порядок, забирал патруль, целый вечер расхаживавший по наиболее бойким местам, и препровождал в казармы. Тем не менее жители по старой памяти избегали вступать в какие бы то ни было сношения с легионерами, кроме торгующих. Обзавестись знакомством для легионера в городе было совершенно невозможно. Эта всеобщая отчужденность и презрение особенно были тяжелы нам, русским, не чувствовавшим за собой никакой вины. Каждый четверг на городской площади играл симфонический оркестр Легиона. Говорят, что он занимает второе место между всеми оркестрами Франции. В этом оркестре было очень много наших, русских. Вообще желающих попасть в музыкальную команду — всегда очень много, так как им живется гораздо лучше, чем всем остальным. Благодаря этому у капельмейстера — большой выбор, и набирает он только действительно ценных музыкантов. В строевых ротах ведется очень много занятий, и недаром Легион славится своей дисциплиной. В боях легионеры — незаменимые солдаты, и ими пользуется французское правительство, куда только может, сует их; можно смело сказать, что как боевой материал иностранные полки — самые лучшие во французской армии. И Алжир, и Марокко завоеваны, главным образом, руками иностранцев. И подумать только, как дешево достаются французам люди, которые гибли и гибнут за Францию. Легионеры не только завоевывают Франции новые колонии, но и исполняют всевозможные работы, которые бы иначе потребовали огромных затрат. Как только какую-нибудь часть можно снять с позиции, ее сейчас же вооружают лопатами, кирками и заставляют проводить дороги, срывать старые укрепления, строить новые и так далее. В бездействии и на отдыхе легионер не бывает никогда. Как только новозавербованный пробудет 4 месяца в Сиди-Бель-Аббесе и научится прилично делать ружейные приемы, его посылают или на войну в Марокко, или в какой-нибудь отдаленный гарнизон, где производят работу. Война в Марокко идет все время, то вспыхивая, то снова немного затихая. Совсем она никогда не прекращается. Война эта безжалостна и упорна с обеих сторон, но об этом не пишут. Да и не стоит это предавать огласке, так как призывные французы в этой войне не принимают участия. Ведут ее легионеры, арабы-алжирцы, негры и французские колониальные полки. Эти полки составлены из волонтеров. Большей частью молодому человеку, совершившему какое-нибудь незначительное преступление, вместо тюрьмы предлагают подписать контракт в колониальный полк. При более тяжком проступке контракт подписывается в легион. Вот что мне рассказал по этому поводу один француз-легионер. Он скрывался от полиции, которая разыскивала его за какое-то совершенное им преступление. Такое житье надоело ему, выехать из города он не рискнул и решил поэтому записаться в Легион, так как этот выход обеспечивал его от преследований полиции. В бюро записи ему задали обычные вопросы: имя, фамилия, профессия и национальность. Когда на последний вопрос он ответил: французская, вербовщик предложил ему подождать недели две, так как француз может быть принят только после урегулирования дел с полицией. Видя замешательство волонтера, он поспешил успокоить его, сказав, что можно начать опрос сначала, так как из всего сказанного ранее он ничего не помнит, а лист — потерян. Все это было откровенно до цинизма, так как лист лежал на столе с занесенными уже ответами. Тогда новый легионер выдумал себе другое имя и фамилию и назвался бельгийцем. Ему сейчас же выдали листок о приеме, и он спокойно прошел на сборное место, откуда отправляли солдат в Африку. Из Легиона выдачи нет. Только французский подданный в случае какого-нибудь очень тяжелого преступления, например, убийства, выдается, по опознанию, властям. В виде компенсации за такое ограничение французы-легионеры получают жалованье больше на тридцать франков в месяц, чем все остальные. Большинство французов, служащих в Легионе, числятся по какой-нибудь другой национальности. По окончании службы такой «иностранец» имеет право, как прослуживший в Легионе больше пяти лет, принять французское подданство. Таким образом, он ничего не теряет, кроме пяти лет, проведенных в Легионе, а так как фамилия у него — совершенно новая, то все старые грехи остаются без возмездия. Был при мне один случай, когда француз, служивший, как иностранец, решил восстановить себя в подданстве. Он прослужил больше трех лет и рассчитывал получить больше тысячи франков, так как ему должны были вернуть разницу в содержании за все истекшее время. Пришлось ему при подаче рапорта дать все сведения о месте жительства и так далее. Начальство запросило полицию в его родной деревне, и оттуда немедленно пришло приказание арестовать подавшего этот рапорт. Оказалось, что полиция давно уже разыскивала его за целый ряд преступлений. Трудно объяснить себе такое легкомыслие. Очевидно, он рассчитывал, что за давностью лет о нем все забыли, и поэтому рискнул на такой шаг. Легионеры новой формации, прибыв в Легион, немедленно начинают мечтать или о побеге, или об освобождении по болезни. Слишком уж неприглядна легионерская обстановка, она так сильно расходится с тем, о чем так гладко напевают вербовщики. Удается совершить удачный побег или получить освобождение по состоянию здоровья лишь немногим единицам. Но мечтают об избавлении от легионерской службы, в том числе и о побеге, все. Почти каждый день в Бель-Аббесе происходят побеги. Большей частью это кончается неудачно. Успех затрудняется, главным образом, тем, что жители за выдачу получают денежное вознаграждение, и поэтому беглец окружен врагами со всех сторон. Однако иногда это предприятие кончается удачно. Такой случай произошел при мне, когда я ожидал второй комиссии. Так, между первой и второй врачебными комиссиями был интервал в четыре с половиной месяца. Вызвана была эта задержка тем, что затребовали мои бумаги из Бейрута, которые никак не могли прийти в Бель-Аббес. За это время мне пришлось исполнять обязанности старшего в комнате караула. Среди массы людей, разнообразных как по национальности, так и по прежнему общественному положению, был один чех, очень интеллигентный и симпатичный. Я с ним довольно близко сошелся, и он видел во мне не начальника-капрала, а товарища по несчастью. Он рассказал мне о своих планах, весьма подробно, так что я все время был в курсе дела. В каждой партии вновь прибывающих он разыскивал кого-нибудь, кто как-нибудь сохранил у себя в порядке все частные документы. Наконец ему удалось найти молоденького немца, у которого на паспорте была даже виза на обратный въезд в Германию из оккупированной французами местности. Уговаривать немца долго не пришлось, и он уступил все свои документы за пятьдесят франков. Через своих родственников, прибывших из Европы для спасения члена своей семьи, он обзавелся штатским костюмом, купил себе заранее железнодорожный билет до порта Алжира и в один прекрасный день, перед уходом в отпуск, попрощался со мной навсегда. Побег этот удался, так как через неделю после его исчезновения я получил открытку из итальянского порта, куда он выбрался без всяких приключений. Этот чех был, конечно, в исключительно благоприятных условиях, так как у него были родственники и были деньги. Ни того, ни другого у рядового легионера нет, и бежит он, имея девяносто восемь шансов на неудачу. Наказание за побег — от одного года тюрьмы до пяти лет каторжных работ. На фронте в Марокко — смертная казнь. После первой попытки и отбывания наказания обычно устраивается второй побег, и, таким образом, французское правительство получает бесплатного работника. Вообще на службе стараются задержать любым способом. Простому солдату обещают при возобновлении контракта нашивки капрала, капралу — сержанта. Эти обещания большей частью не реализуются, и после второго контракта легковерный так и остается в прежнем звании. Если же кто-нибудь согласится возобновить контракт, требуя авансом обещанного, то его производят. После заключения сделки, если он не оказался соответствующим своему новому положению, придираются к какому-нибудь пустяку, раздувают его в огромное дело, и честолюбец разжалывается в простые солдаты. Вообще при окончании срока службы каждому приходится держать ухо востро, ибо вместо воли можно легко попасть под суд. Всякое начальство становится неимоверно придирчивым. Правда, в последнее время такие случаи становятся все реже и реже, и многие теперь оканчивают службу совершенно спокойно. Самоубийство — тоже один из способов кончить службу раньше срока. К этому тоже прибегают довольно часто. Кое-кто из наших соотечественников тоже прибег