лой действительности. Мечты многих — жить, жить и жить! Воля Ваша, но другие уже готовы пойти на все, готовы стать ворами, убийцами, допиться до потери образа человеческого и стать животными… К этому ведет система исправления преступников!.. А сопротивляться нельзя. Лишнее слово — и карцер. Французы изобрели слишком много наказаний: тюрьма, карцер, общественные работы, работы на военных объектах — и все это сопровождается форменной инквизицией, после которой выходят оттуда либо калеками, либо остаются в Легионе до смерти. Вот одно из самых легких наказаний: надевают на легионера ранец, полный песку, и целый день ты должен по команде бегать и ложиться, вставать на колени и снова бежать. Когда ты падаешь в изнеможении, то тебя поднимают. Потом снова надевают ранец и ставят вплотную к стене, а руки завязывают назад. Малейшее движение — и ты ударяешься головой о стену. Все это сопровождается ругательствами и побоями. Я знаю, Вам в это трудно поверить, но это самое обыденное из наказаний. Здесь много преступников, но разве я — преступник? Если я, едва окончив гимназию и только зайдя в университет, пошел спасать Отечество и вот оказался в Легионе…[504] С «камарадами» из «старых» легионеров сходиться нельзя, уж слишком они низки, у них все сводится к вину, картам и прочим гадостям, вот и уходишь в свой «кукольный театр» из книг, писем и прочего. Я не боюсь работы, не боюсь переносить лишения, но я хочу поддержать этот мирок. Борюсь, чтобы не засосала легионная трясина. Ведь грязь — очень прилипчива: один неверный шаг, минута малодушия — и я стану таким же грязным и потону. Пока еще тяну руки, карабкаюсь, помогите же мне, спасите меня. Напишите письмо, пришлите те газеты, в которые Вы заворачиваете старые вещи. Дайте моральную поддержку!.. У нас сейчас зима, в этом году неожиданно суровая. Непрерывные дожди, один раз даже выпал снег, и лужи по ночам замерзают. В Легионе все наоборот: летом, при страшной жаре, когда нечем дышать и солнце сжигает все живое, мы ходим в шинелях, а зимой — в так называемых «костюмах для занятий» вроде нашего ситца, латаных-перелатаных. За гроши французы хотят иметь железную армию и таким образом «закаляют» нас. Генерал Галлиэни говорил однажды в одном месте, что легионер должен «выдерживать все при любых условиях»… Достали недавно с приятелем 2 русские книжки: «На белом коне «Брешко-Брешковского и «Вильгельм Хорст», забыл фамилию немецкого романиста. Читали даже во время 10-минутного перерыва во время занятий и со счастьем носили их в карманах. Газеты купить не на что: полученных 3 франков и 75 сантимов едва хватает на мыло и почтовые марки. Я даже и хлеба не покупаю, хоть зачастую и голоден. Но я не могу себя заставить отказаться от единственных радостей — писать письма и от табака. Нам дают дважды в день по четверти литра чечевицы и по куску мяса, 600 грамм хлеба, да утром — черный кофе. Вот и весь «рацион французского солдата». По крайней мере, нас в этом уверяют… Хотел было получить отпуск на 30 дней, но ничего не добился, хотя и имею на это право. Здесь тоже надо унижаться, тебя будут гнать, а ты — приставай. Надоело, хватит уже… Я пишу Вам и другим, как только «бывает время», ибо ведь наши «хозяева» хотят из нас «выгнать чистых занятий и работ» не меньше 8 часов, а это и занимает время от ночи до ночи. Освещения по культурным вопросам не полагается, так что вечерами и остается только думать. А тут еще второе воскресенье работа. Правда, я за это время получаю лишних 600 грамм, но нет даже времени и мыла постирать белье… Между прочим, Ваше письмо было вскрыто в нашей канцелярии и ввиду того, что не было переводчика, позвали меня и предложили перевести. Это — счастье! Я состряпал лестный для них перевод… Знайте же впредь, об ужасах здесь не все пишется…»[505] Отрывок из письма бывшего войскового старшины Рудакова Богаевскому позволяет понять, почему он не захотел продолжать военную службу после эвакуации из России в Иностранном легионе, а уехал в США. Хранится этот источник в ГА РФ. Ф.6164. Оп.1. Д.35. Л.238: «…во французской армии трудно будет нашему брату пробиваться. Кто того желает, предлагали сделать с Иностранного легиона, а служба ведь в нем очень тяжелая»…
Данное письмо капрала 1-го Иностранного полка Саркиссова из Марокко от 28 октября 1924 г. донскому атаману Богаевскому позволяет понять, что даже унтер-офицерский состав Легиона стремился покинуть его. Хранится этот источник в ГА РФ. Ф.6164. Оп.1. Д.36. Л.43. «Ваше превосходительство! Узнав, что часть эмиграции и в том числе русская интеллигенция находится под Вашим высоким покровительством, я, как бывший офицер русской службы, осмеливаюсь просить Ваше превосходительство поставить меня в известность, могу ли я устроиться на какую-либо работу во Франции после моей 5-летней службы во Французском иностранном легионе? Мне осталось дослуживать еще 3 месяца. Профессии я не имею, но зато говорю хорошо и грамотно пишу по-французски. С искренним и глубоким к Вам уважением, Саркиссов». Данное письмо является ответом Богаевского на письмо Саркиссова от 5 ноября 1924 г. Этот источник хранится в ГА РФ. Ф.6164. Оп.1. Д.21. Л.104
«Русскому офицеру, ныне капралу Саркиссову…Работу во Франции Вы, конечно, найдете, но только физическую. Можно работать на фабрике, заводе, в сельском хозяйстве и т. д. Интеллигентного труда найти почти невозможно. Есть немногие исключения. Но Вам знание французского поможет найти более лучшую, чем у других, физическую работу. Советую Вам после окончания службы запастись рекомендацией Вашего начальства в Легионе и по прибытии в Марсель обратиться к русскому консулу Гомелия. Он поможет Вам получить место через представителя министерства труда, находящегося в Марселе. Так устраиваются все беженцы, попавшие в этот город». Данные источники были опубликованы в журнале «Казачий путь» и находятся в личном фонде А.А. Воеводина ГА РФ. Ф. 6340. Оп.1. Д. Лл.1–2.
Письмо казака Кузьмы Андреевича Чибисова Белокурову 14 ноября 1923 года с поста Метрикюль, написанное им после ранения: «…Жизнь — плохая, здоровья никакого нет. Пошел я в защиту для охраны своего поста. Чтобы выйти туда, надо было взять проклятого камня для товарищей и строить стену. Вот мы и пошли: 4 человека, 2 немца и 2 нас, русских, — капрал Питондра и я. Обошли окружность поста и отправились дальше. Прошли метров 50 или 60, и с дистанции шагов в 8-10 вдруг открылась стрельба по нас. В две минуты мои товарищи легли убитыми по милости Бога. Я вступил с ними[506] в бой, не чувствуя свое ранение в живот. Бой продолжался минут 15. С помощью Господа, я не пал своим духом. Положил вокруг себя трех биков[507] и двоих ранил. С поста мне на помощь выйти было нельзя, потому что арабы вели ружейный огонь по его дверям. Но я отбил всю эту атаку и переполз на пост. Так что, Василий Сергеевич, 8 лет воевал, но такой страсти не видел. Казалось мне, не так страшна смерть, как страшны их рожи. Рана моя — ничего, кишки не тронуты. Привезли меня в госпиталь, и приехал комендант и поздравил меня с Военной Медалью и с боевым подвигом. Вот все мое былое происшествие. Питондру и Горбуленку помяните». Данный источник содержится в личном фонде А. А. Воеводина в ГА РФ. Ф.6340. Оп.1. Д.14. Лл.1–2.
Письмо Чибисова сержанту Белокурову от 27 ноября 1923 г.: «Здравствуйте, дорогой сослуживец, вот первая моя Вам строка! Господин есаул, уведомили ли Вас, что я, по милости Господа Бога, нахожусь жив и здоров, хотя здоровье мое не очень-то. Думаю, что если Бог даст, я стану чувствовать себя лучше. Что делать! Но ничего. Вам желаю всего хорошего в Вашей жизни, дай Бог Вам закончить свою службу и вернуться оттуда живым и счастливо переехать на новое место назначения Вашей службы, где нет таковой. Я — известный Вам сослуживец, казак, подхорунжий Д. О. Чибисов. Затем, Сергей Васильевич, пишу, что я имел, в таком случае, счастье получить от Вас письмо. Я пишу Вам 27 ноября, потом — на перевязку, которая проходит очень болезненно. Вдруг, слышу, дают мне на койку письмо. Я взял в руки эту свою награду, раскрыл ее и стал, во-первых, смотреть — какой-то портрет виден. Лицо — знакомое, но не могу сообразить, чье, потому что мне тогда было очень больно после проклятой перевязки. Затем бросил смотреть, давай читать это письмо. Когда до меня дошло, что на нем — Ваше имя, тогда я стал очень рад, и затихла моя боль в животе, но читал я Ваше письмо со слезами. Значит, еще есть наши люди, которые, хоть и письмом, но помнят меня в этой бедной стране и в таком моем положении… Премного и много благодарю Вас, да еще за то, что получил от Вас 2 конверта. Хотя они — ничто, но для меня — очень дороги, как Вашему вестовому. Это было кстати, так как в течение двух месяцев я сильно издержался деньгами и даже нет ни сантима… И нет знакомых с поста. Награды пока тоже никакой нет, помощи не ожидаю, потому что нет уже наших знакомых русских… И теперь много раз приходится сидеть здесь одному и тоскливо смотреть вниз. Затем спасибо Вам за письмо моей жене. Если есть у Вас русские, то пусть помогут, пакет сигарет пришлют. Буду ждать ответа, Пост Медель». Письма русских легионеров из Марокко за 1925 г., опубликованные в журнале «Казачий Путь», № 70, представляют особый интерес, т. к. они дают представление о войне Легиона против рифов: «Вот уже больше месяца — походы и операции. Пишу, сидя на соломе в палатке. Весь горизонт — непрерывная вереница горных цепей. Они скрывают от нас весь мир. Кажется, что ничего не существует, кроме гор. Горы — грозны и лукавы: в каждой щели скрывается угроза, смерть; фанатизм в остатках еще пещерной жизни. Временами разносятся раскаты грома орудий, ружейной и пулеметной стрельбы, а иногда и «таку» — характерный выстрел арабского ружья древней конструкции. «Таку» — гроза колониальных войск: рана от их пули громадна и почти всегда смертельна. «Поймать таку» — небольшое удовольствие. Война наша подходит к концу, ибо наступает уже дождливый сезон и мы скоро уйдем на зимовку, в гарнизон, где можно будет заняться прерванной работой — самообразованием. Все мы, сколько нас здесь находится, только и мыслим о том, как бы вернуться в родные земли и развязаться с легионами и по возможности вернуться в родные земли. Конечно, не при большевиках. Кто же не любит Родины? Кто же не любит матери родной? Это еще не так скоро может случиться, но все же надежда нас поддерживает в нашей горькой участи…» «Казачий путь», № 7б: «Как я попал в Легион».