[508] Не буду писать о первых трудных неуверенных шагах; начну с того момента, когда мне показалось, что я могу выйти из заколдованного круга, — и я начал работать. Начальство не замедлило подметить это и начало меня подбадривать, нашивая мне погоны. Летом 1923 г. я был произведен в капралы. Здесь открылось более широкое поле деятельности, и во время операций с мая по август 1924 г. я получаю сержанта на должность фурье — это нечто вроде делопроизводителя. После этого попадаю в Алжир на захудалый отдаленный пограничный пост, где и пробыл б месяцев. Было скучно. Война в Марокко в то время шла обычным чередом. Редкие стычки. Засады. Нападения на обозы. Но вот в июле 1925 г. рифяне после долгой паузы сумели поднять восстание почти во всех племенах арабов. Момент был критический. Войск в Марокко не хватило, а рифяне уже грозили главным базам французов, таким, как Фец, Заза, Герсиф, даже Суджа и тому подобным. Командование французов в Марокко потребовало подкреплений, и в числе многих полков был призван и мой батальон. В то время я был уже старшим сержантом и правой рукой командира роты. Мне оставалось б месяцев службы, и, по уставу французской армии,[509] я не должен был ехать в Марокко, но так как момент был критический и в батальоне была половина русских, то нас и отправили, как пушечное мясо. Алжир мы покинули 18 июля, 22-го прибыли в «Тазол»[510] и 24-го выступили на позиции, где нас и встретили гостеприимные рифяне. Показали они нам, как нужно стрелять, как применяться к местности, как делать разведки в горах Атласа[511]… В первые же 2 дня у нас выбыло 100 человек из 600». «Казачий путь», № 2. «Письма из Иностранного легиона». «…Разрываю конверт с марокканской маркой: «…10 часов вечера. Темно. Дует ветер. Часовые нервничают. Близко стреляют. Нужно идти… Утром завтра кончу письмо…» — пишет казак, студент А. Письмо кончается…
Письмо легионера 1-го Иностранного полка из Алжира С. Воронина донскому атаману А. Богаевскому от 19 июня 1927 г. позволяет сделать вывод, что не только не все русские в 192б г. покинули Легион, но и попадали туда позднее. Бывший офицер, С. Воронин был обвинен французской полицией в совершении преступления, и это заставило его укрыться от ее преследований в Легионе. Хранится этот источник в ГА РФ. Ф. б1б4. Оп.1. Д.35. Л.19б. «Сиди-Бель-Аббес. Ваше превосходительство, глубокоуважаемый Африкан Петрович! Прежде всего прошу Вас меня простить, что не написал Вам до сих пор ни одной строчки, не поверите, что в первые месяцы я не мог этого сделать. Сами можете понять, какое у меня было подавленное состояние духа, упадок энергии и сил, но теперь, понемногу, ко мне возвращаются бодрость и вера в будущее, что еще не все потеряно, и я спешу написать несколько моих коротких строчек, чтобы выразить Вам мою искреннюю благодарность за то внимание и теплое слово, какие я встретил в тот вечер у Вас в квартире. Прошу простить, что я не пошел и не отнес Вашей выписки господину Маклакову.[512] Но я предполагал, да и сейчас уверен, что все равно он не смог бы мне многим помочь. Таким было тогда мое критически-острое и безвыходное положение, что я на следующий день решил уже больше никого не беспокоить и не утруждать своими просьбами и советами и направил письмо к господину Д. и записался в Иностранный легион. Вот прошло здесь уже 4 месяца. Прошел я строй и теорию, нужные для каждого вновь поступающего легионера, и в первых числах этого месяца я поступил в оркестр. Тяжело сейчас, конечно, играть, тем более, на инструменте, на котором я ни разу не играл до сего времени. Приняли меня сюда потому, что у меня есть 5- летняя музыкальная практика. Но я думаю справиться. Хотел было я идти в школу капралов, но опоздал и пошел в оркестр, т. к. туда легче записаться, в первый же день моего прибытия в Легион. Во всяком случае, особенно жаловаться не могу, т. к. военная служба мне знакома, язык знаю. Конечно, есть маленький осадок на душе и становится неприятно при воспоминании о недавно произошедшем, в котором я не был виноват, в том клянусь Вам честью офицера. Но надеюсь, что пройдут эти 5 лет и я смогу вернуться, но уже не в Париж, а хотелось бы домой бы к нам, на Тихий Дон, освобожденный от грязной нечисти большевизма. Конечно, жаль, что приходится ни за что служить чужим, когда можно было бы эти годы отдать своей дорогой Родине, но, видимо, уже такая мне судьба, и против нее не пойдешь. Забыл Ваш адрес, а потому посмею это письмо послать на имя Маклакова, с просьбой передать Вам. Еще раз прошу простить меня. Мой искренний и горячий привет Вашей супруге. Искренне уважающий Вас и преданный Вам, Воронин». Информационный доклад Объединенной русской эмигрантской студенческой организации[513] влиятельному эмигрантскому движению «Объединенный казачий комитет» в Праге от 24 августа 1923 г. Документ хранится в ГА РФ. Ф.5837. Оп.1. Д.149. Л.6. «Правление ОРЭСО имеет честь сообщить Вам, что, по сведениям Правления в Африке, во Французском иностранном легионе среди многих тысяч русских находится значительное число казаков и студентов. Правление ОРЭСО еще в начале этого года возбудило перед президентом Французской Республики ходатайство об освобождении студентов от службы в Легионе. Надеяться на скорое и положительное разрешение этого ходатайства не приходится, и поэтому необходимо стремиться сохранить моральный уровень студенчества, живущего в ужасных условиях в Легионе. Единственно возможный путь к этому — снабжение студентов-легионеров русскими книгами, журналами и газетами. Правление ОРЭСО имеет возможность посылать сравнительно небольшое количество газет и обращается к Вам с просьбой ассигновать ежемесячно определенную сумму на высылку газет и журналов студентам-казакам в Легионе. О последующем Вашем решении не откажите поставить нас в известность. Председатель Неандеров. Секретарь Воеводин». Ответ вышеупомянутой организации «Объединенного казачьего комитета» от 7 сентября 1923 г. на обращение в эту организацию ОРЭСО. Хранится этот документ в ГА РФ. Ф.5837. Оп.1. Д.149. Л.7. «Правлению ОРЭСО в Праге. В ответ на Ваше отношение от 24 августа 1923 г. за № 817 «Объединенный казачий комитет» считает необходимым сообщить: Еще с конца 1921 г., то есть почти с самого начала своей деятельности, «Объединенный казачий комитет» установил некоторую связь с казаками, находящимися в Африке, в частности, с теми, которые служат в Иностранных легионах. Мы уже давно посылаем им все необходимое. «Объединенный казачий комитет» предлагает сделать помощь постоянной и из своего бюджета ежемесячно выделять 150 крон. «Объединенный казачий комитет» предлагает информировать правление обоих организаций относительно характера посылаемого легионерам, чтобы разнообразить отправляемые вещи и не повторяться. Особенно это касается газет и журналов. Уланов». Правление ОРЭСО было глубоко удовлетворено вышеизложенным «ответом Объединенного казачьего комитета» и 27 сентября 1923 г. сообщило, что им высылаются русским легионерам все наиболее известные белоэмигрантские газеты, за исключением «Руля» и «Дней», поскольку эти издания за их «прогерманскую» позицию и критикуФранции цензура Легиона не пропускала. Для улучшения снабжения русских легионеров литературой и прессой правление ОРЭСО предлагало «Объединенному казачьему комитету» обратиться совместно к ряду издательств с просьбой помочь легионерам книгами».[514] Данный документ является «Докладом о положении русского студенчества во Французском иностранном легионе», сделанным на 2-м съезде русского эмигрантского студенчества 16 января 1923 г. делегатом съезда А.А. Воеводиным. Хранится этот документ в ГА РФ. Ф.5837. Оп.1. Д.146. Лл.1–5. Источник печатается с небольшими сокращениями. «Русские, служащие в Легионе, не сконцентрированы в какой-либо одной части, а распределены так, что они смешаны с другими национальностями по 5 полкам, и находятся они в Алжире, в районе Сахары, в Тунисе, в Марокко, в Сирии и Индокитае. Большинство находится сейчас в Марокко и Сирии. В Северной Африке они разбросаны по 72 отдаленным постам. В боевых действиях в горах Атласа находятся сейчас 3-й и 4-й полки Легиона, в которых русских около 800 человек. Они вернутся на посты не ранее начала 1923 г. Чтобы показать, как сильно желание русских студентов вырваться из ужасной 5-летней кабалы, как сильно у них желание вернуться к прерванному образованию и культурной жизни, я в начале доклада привожу выдержку из письма одного из студентов-легионеров: «В Африке, кроме меня, содержатся еще около 300 русских студентов, служащих в качестве солдат во Французском иностранном легионе. Они ангажировались на 5-летний срок, но всеми фибрами души рвутся к свету и знаниям. Пусть съезд об этом знает и примет соответствующие решения». Останавливаться на том, какими путями эти 300 русских студентов попали во Французский иностранный легион, вряд ли стоит, т. к. способы вербования в него всем достаточно хорошо известны. Вот, вкратце, положение русских в Иностранном легионе. Большинство из них вступило в Легион в конце 1920-го и в начале 1921 г. Контракт подписывался на 5 лет. Из 5 лет 1 год проводится, обыкновенно, в Алжире. Это период обучения и гарнизонной службы на постах; остальные годы проходят в Марокко или Сирии на охране постов, в работах по прокладке дорог, постройке блокгаузов и постов, сопровождении караванов через пустыню и боевых действиях с непокоренными племенами. В Тонкин направляют обычно легионеров, прослуживших 2–3 года в Марокко или Сирии и подписавших контракт на 2-й срок службы. Все начинают службу простыми легионерами. Продвижение по иерархической лестнице русских крайне затруднительно из-за плохого знания французского языка и полного отсутствия интереса к службе среди преступников и дезертиров всего мира, а также из-за неугасающей тоски по оставленной Родине и оторванности даже от эмиграции. Жалованье простой легионер получает в Алжире и Тунисе — 25 сантимов в день, в Марокко — 75 сантимов в день. Капрал в Алжире и Тунисе получает 45 сант