– Кошелек, паспорт, колготки в упаковке, помада, – раздался голос старшего следователя. – Расческа, влажные салфетки, эмм…
Мы все повернули головы: следователь вынимал содержимое сумки Каролины. На его ладони лежала набольшая блестящая коробочка.
– Что это?
– Это пудра, – пояснила Ольга.
– Фиолетовая пудра, – без всякой интонации проговорил следователь.
В коробочке действительно лежали маленькие разноцветные шарики, среди которых были не только фиолетовые, но и розовые, белые и даже зеленые, но фиолетовых было больше.
– Это особенная пудра, французская, – подтвердила Ольга. – Создает на лице как бы вуаль. У каждого шарика свои задачи. Розовый обеспечивает здоровый цвет лица, фиолетовый – притягивает свет, а зеленый создает эффект мерцания…
Капитан посмотрел на Ольгу со смесью ужаса и недоумения.
– Для чего это?
– Для эффекта более светлой кожи. К примеру, темные круги под глазами убрать…
Следователь кивнул и положил пудру на стол к остальным вещам, а лейтенант, напротив, заинтересовался:
– Ваша заведующая любит пользоваться дорогой косметикой? – Он широко улыбнулся и добавил: – У меня жена большая поклонница красоты, приходится знать некоторые вещи. Это недешевая марка.
Ольга глянула на него удивленно.
– Не то чтобы косметика была фетишем… Но Каролина следила за собой.
Я машинально отметил глаголы прошедшего времени «была», «следила». По этому сюжету написан не один детективный сериал. Человек исчезает, но для тех, кто его ищет, он еще жив, а вот убийца знает правду, и, конечно же, язык выдает его. На всякий случай я старался говорить о Каролине в настоящем времени, раз уж у меня такое хлипкое алиби. Но я уже несколько раз поймал себя на мысли, что тоже думаю о ней в прошедшем: «носила сапоги», «любила косметику», «следила за собой».
Мой мозг как будто отделил момент исчезновения Каролины, сделал временную отсечку, зафиксировал, что сейчас заведующей с нами нет. Если бы мы говорили по-английски, наверное, мы использовали бы какое-нибудь прошедшее с результатом в настоящем, какой-нибудь Perfect: носила сапоги и все еще носит. Англичане превратили свой язык в настоящий протокол для следствия. Практически каждая ситуация у них имеет собственное время: просто настоящее, продолженное настоящее, давно прошедшее завершенное, просто прошедшее, прошедшее, результат которого виден сейчас, прошедшее длительное.
Возможно, Шерлок Холмс или мисс Марпл могли бы вычислить убийцу, неправильно выбравшего из этих вариантов, но русским сыщикам приходится сложнее. Русский язык в этом смысле более универсален: времен всего три, все другие значения мы показываем либо видом глагола: делаю или уже сделал. Либо – уточняющими словами: я «делал нормативы вчера с двух до пяти» или «я сделал нормативы вчера к пяти». В этом, кстати, и состояла уникальность методики Каролины – она описывала, а не переводила русский глагол. Заставляла учеников думать по-русски, потому что ощущение времени – это та категория, которая не переводится с языка на язык. Были у нее для этого свои приемы, всю красоту которых я лишь начал постигать…
В общем, если коротко, то с точки зрения русской языковой логики Ольга ничего криминального не сказала. Сказать, что Каролина носит сапоги, – это очевидная ложь, потому что сапоги – вот они, а самой Каролины нет, как не было. Мы говорим о ней в прошедшем времени, имея в виду то недалекое прошлое, которое еще вчера было нашим общим настоящим: «носила сапоги», «следила за собой».
Следователь не обратил никакого внимания на временную коллизию в речи Ольги и продолжил осматривать содержимое сумки.
– Очечник, внутри очков нет. Зеркало складное, пилка для ногтей, две гигиенические прокладки во внутреннем кармане, пачка носовых платков, квитанции за газ и воду, презерватив с изображением аиста.
– Придумают же такое, – скривился старший следователь. – Рекламщики совсем с ума сошли. Какой мужик в здравом уме купит презерватив с аистом? Они бы еще подгузник в подарок давали.
Однако разговор никто не поддержал, а младший следователь быстро перевел тему:
– Ключей от машины нет?
– Каролина не водит, – раздалось сразу несколько голосов с разных концов комнаты.
– Ясно. То есть можно заключить, что Каролина Сергеевна Иванова вышла на улицу в пальто и в туфлях, хотя на улице довольно холодно. Ноябрь все-таки. Значит, вышла ненадолго. Захватила с собой только сотовый телефон и очки, – продолжал старший следователь.
Больше никто ничего не мог пояснить по содержимому сумки, и следователь уже отставил ее в сторону, но тут меня осенила внезапная догадка:
– А конверт?
– Что? – тут же нахмурился следователь. – Что за конверт?
Я рассказал о пришедшей вчера рецензии на авторскую методику. На моих глазах Каролина положила этот конверт в сумку.
– Нет конверта, – заключил следователь, перетряхивая содержимое сумки еще раз.
Они пересмотрели все предметы на столе, заглянули в ящики: ничего.
– Значит, она либо взяла его с собой. Либо конверт забрал кто-то из тех, кто был вчера на кафедре, – предположил следователь.
– Мы все вчера были, – задумчиво проговорила Эльвира Руслановна. – Как раз изменили расписание и поставили занятия у всех преподавателей в одно время.
После этой фразы Ольга и Эльвира Руслановна посмотрели в сторону «старого эшелона», а «старый эшелон», в свою очередь, не менее пристально разглядывал нас, союзников Каролины. Эта немая сцена разделила многотрудный день на две половины. Во всяком случае, для меня.
В первой половине дня я ощущал лишь серый дымный привкус от оскорбительных подозрений, которым пропитался сам воздух кафедры. Но в этот момент я понял: исчезновение Каролины и исчезновение конверта с рецензией связаны.
Выписывать, подписывать, описывать
– У меня сегодня был обыск, – сказал я, как только услышал, что Виктория присоединилась.
– Это что-то новенькое! – Вика щелкнула языком. – А кто выписал постановление?
– Откуда я знаю, Вика, кто выписал?! Судья, наверное! Ты такие странные вопросы задаешь! Сам факт тебя не удивляет, что это вообще произошло?
Тетка приподнялась на локте и кивнула.
– Действительно, разве кто-нибудь когда-нибудь смотрит на фамилию того, кто подписывает постановление? Зачем это вообще нужно? А сам факт меня не удивляет. Я бы на их месте тоже с тебя бы начала. С тобой даже собственный кот не разговаривает, и если бы мог, то свидетельствовал бы против тебя. А ты удивляешься, почему у тебя обыск…
Я не сразу понял, почему в этот раз картинка на экране раскачивается как сумасшедшая. Оказалось, что я застал Викторию на яхте. Она развалилась под тентом на белоснежном диване на носу корабля, а ноги ее были опущены в неглубокий бассейн. Ей бы следовало вести Инстаграм и постить фоточки под тегом «счастье там, где я», «девочки такие девочки» или «поцелованная солнцем», но у Вики даже не было Инстаграма. Все это она делала тупо исключительно для себя, не заботясь даже о том, чтобы вызвать зависть у окружающих.
– И что у тебя нашли? – поинтересовалась она.
– Ничего не нашли. Скорее приобрели.
– В каком смысле? – Вика даже приподняла солнцезащитные очки.
– Твой любимец Филюша решил, что следователь покушается на его жилплощадь, и по этой причине фигурно засадил ему прямо в портфель, в котором лежало постановление на обыск и уголовное дело, готовое к передаче в суд.
– Подписал! Я бы даже сказала, описал имущество, – расхохоталась Вика.
Она снова водрузила на нос очки и легла на прежнее место.
– Корочки следователю тоже придется менять, так как и на них немного попало, – добавил я, едва сдерживая смех, снова вспомнив лицо этого несчастного. Следователь Садыков, кажется… Сначала он был у нас на кафедре, потом явился ко мне.
– Это дисциплинарка, – удовлетворенно зевнула Вика, всем своим видом показывая, как далеко она сейчас от вышеизложенных проблем. Однако все же удосужилась поинтересоваться: – А что искали-то?
Если честно, я так и не понял, что именно искали у меня дома. Это был тот первый и пока единственный случай, когда я был согласен с точкой зрения моего кота. Да, у меня было плохое алиби на вечер исчезновения Каролины. Однако у меня были также и очень плохие возможности для того, чтобы скрывать собственную заведующую, помогать ей прятаться или, не дай бог, убить.
Мы были едва знакомы, у меня не было мотива, во всяком случае, пока она не включила меня в состав соавторов (а Каролина не успела этого сделать), все мои связи легко проверялись: у меня нет криминальных знакомств. Марка машины, на которой уехала из института Каролина (что было зафиксировано на камерах видеонаблюдения), – Ford Focus. А единственная машина, к которой имелся доступ у меня, – это Викин Citrien C1 (у тетки явно проблемы с ощущением габаритов, поэтому ее машины все типа «микро», до этого был Daewoo Matiz). Взять автомобиль другой марки кроме как через салон проката мне не у кого. Салон же вычисляется на раз-два. А если уж речь шла не об убийстве, а о насильственном удержании человека, то это и вовсе непростое занятие, потому что живу я в квартире, в панельном доме, с кучей соседей и с прекрасной слышимостью. И опять же – зачем бы мне это сплющилось?
– Полный бред! – поморщилась Вика и прислала мне по скайпу шуточное фото, на котором Бред Пит был изображен с большим пивным пузиком, а подпись сообщала, что именно так выглядит «Полный Бред».
Все-таки теплые морские волны подточили башню из слоновой кости. Впервые видел, чтобы тетка смеялась над интернет-мемом.
– Думаю, то, что они явились обыскивать меня, может объясняться лишь одним фактом: отец Каролины задействовал все свои связи и накрутил хвосты в Следственном комитете настолько, что они проверяют всех и каждого, просто чтобы показать свое усердие.
– Ну-ну, – хмуро проговорила Виктория. – И никого из знакомых на деле. Я сама через третьи руки узнаю. Такой глухой телефон получается, что не всегда понятно, Каролину украли или Ксению Собчак.