Я посмотрел студенческие письма за последние полмесяца и дальше бросил, потому что все они были приблизительно одного содержания: хвалили Каролину как преподавателя, передавали приветы, вспоминали, как они жили и учились в России.
Мохамед Ашур писал:
«Здравствуйте, товарищ преподаватель! Вы самый лучший преподаватель! Вспоминаю о Вам и о Россия всегда. Большой привет из Каира! Поздравляю с русским праздником Новый год!»
Хулио Гарсиа:
«Здравствуйте, Каролина Сергеевна! Как Вы? Я уже вернулся в Буэнос-Айрес! Все супер! Поздравляю с Днем России, желаю отдыхать прекрасно, стать еще красивее и великолепнее. Я буду всегда помнить о вас!»
Алибаба:
«Здравствуйте, Каролина! Как дела? С праздником вас День России 4 ноября! Хочу сказать большое-большое спасибо! Русский язык часто использую. На работе помогает. Никогда не забуду, как мы учили падежи. Падеж номер один, падеж номер семь ☺ Большой привет Вам передает Амал Эльдин и его жена Надира. Кстати, у него родилась девочка Талиба. До свидания! Вы будете счастливая!»
Марк Леме:
«Здравствуй, Каролина! Давно хотел писать тебе, сейчас есть повод. Я еду в Россию, в твой город, у меня будет много оккупации там, и я хочу еще учить русский язык. В Франции это популярно сейчас. Я еще очень мало образованный. ☺ Надеюсь на твое общество! Я буду у вас 18 ноября».
Ничего особенного, если не считать того факта, что и Каролина оказалась не без методического греха. Переписка оставила свидетельство, потому что студент по имени Алибаба упомянул падеж номер семь, в то время как в русском языке падежей только шесть. Справедливости ради надо сказать, что седьмой падеж когда-то тоже имелся, но сейчас от него остались только жалкие остатки в словах типа «отче», «боже», «княже», «чего тебе надобно, старче!». Звательный падеж, или падеж номер семь, настолько редкое в современном русском языке явление, что даже из школьной программы его, кажется, исключили. Впрочем, я уже начинал привыкать, что методы у наших преподавателей самые причудливые. Одна преподавала русский язык через латынь, другая – через старослав.
Все от большого ума.
Сначала я думал, что читать переписку другого человека будет неловко, но неловкости не ощущал. Дело в том, что в основном в ящике заведующей нашей кафедрой хранились деловые письма, личное проскакивало лишь изредка, да и то было невинно, как степные колокольчики. Кстати, о деловых письмах: с любым другим адресатом я бы уже давным-давно уснул, но даже формальные письма Каролина и ее коллеги – в основном тоже гуманитарии – писали так, что читать было любопытно.
«Еще раз прошу извинить, что не прислала вовремя свою статью в сборник, – писала некая Татьяна Петровна из Екатеринбурга. – Меня одолел не очень мне вообще-то свойственный перфекционизм, и я никак не допишу конец, который мне все не нравится и не нравится. Обещаю, что завтра же усажу себя за компьютер и сделаю – уж как получится».
Каролина отвечала в той же шутливо-вежливой манере:
«Ничего, Татьяна Петровна, вы прекрасно успеваете даже в нынешний сборник, не говоря уже о следующем. Дело в том, что наше издательство все лето не дуло в ус, решив, видимо, что раз у педсостава отпуск, то и им не грех отдохнуть. Присылайте на этой неделе, жду».
«Спасибо, что помните о моей методике, – писала Каролина профессору Торстену Гройсу в Германию. – Большое спасибо за доброжелательную рецензию».
«Я помню не только о методике, но прежде всего о Вас, – куртуазно отвечал Торстен Гройс, оказавшийся мужчиной в возрасте, с благородными сединами. – Надеюсь повидать Вас живьем, а не только в переписке. Жду Вас в Лейпциге на наших ежегодных семинарах».
Не чуждо было Каролине и определенное двуличие. Так, она писала своей одногруппнице Лилии Гараевой, которая, судя по контексту, недавно уволилась из университета, вышла замуж и воспитывала детей, сидя дома:
«Лилечка, как ты правильно живешь!:-) Как я тебе завидую! Тоже мечтаю уютно посидеть дома, заняться чем-нибудь осмысленным и никуда не дергаться! Уволиться из «гадюшника» и посвятить свою жизнь простому женскому счастью – это так правильно!»
Однако в тот же самый день, в письме Павлу Хейфицу, Каролина охарактеризовала Лилию несколько иначе:
«Лилька сама виновата в том, что ее сожрали. Нельзя быть такой курицей. Семья семьей, но домашние проблемы надо оставлять дома, а не тащить их в универ и не вешать на каждого встречного-поперечного. Впрочем, жаль, мозги у нее были, в отличие от многих».
Одним словом, сплошная работа. Даже плохонького флирта – и того не было. Хотя нет, был какой-то доцент, настойчиво присылавший Каролине ссылки на статьи про видовые пары глагола и эрративные написания обычных слов. Однако вряд ли это можно было бы назвать полноценным флиртом, тем более что сама Каролина на эти письма отвечала скупо: «спасибо, интересная статья» или вовсе не отвечала ничего. Догадывалась ли она, что с ней флиртуют, тоже сказать довольно сложно.
– У человека все равно должна быть личная жизнь, – сказала появившаяся в скайпе Виктория. – Личные письма, фото, друзья, конференции. Где-то она должна была делиться этим.
– У Каролины был Фейсбук, – заметил я. – Но она его удалила приблизительно год назад.
Виктория задумалась:
– И ящик почтовый приблизительно тогда же почистила.
– А на кафедре, кстати, говорят, что у Каролины в прошлом году были большие репутационные потери, о которых даже упоминать неприлично. Может быть, какой-то интернет-скандал?
– Ого! – воскликнула Виктория. – Вот это уже интересно! Тогда твоя задача – завтра же выяснить, что это был за скандал вокруг репутации Каролины.
Вопрос о Фейсбуке помимо Павла Хейфица поднимала еще одна корреспондентка, некая Джада Дерелитто. Переписывались они с Каролиной по-английски.
«Лина, дорогая, почему ты не заводишь Фейсбук? Это более чем удобно. Правильно подобранная френд-лента позволяет быть в курсе всех нужных новостей. Мы были бы с тобой на связи гораздо чаще».
«Джада, я слишком люблю комфорт, но я не уверена, что Фейсбук создан для эмоционального комфорта».
«Но ведь тебе не обязательно выкладывать там всю свою жизнь».
«У меня был ФБ, если ты помнишь. Но я удалила его».
«Я помню. Но не понимаю, почему ты его закрыла? Отнимал слишком много времени?»
«Можно и так сказать».
«Конечно, в чем-то я с тобой даже согласна, но, по-моему, это очень удобно – быть в курсе событий друзей».
«Когда у меня был ФБ, я надобавляла туда самых разных френдов – студентов и преподавателей, их друзей, друзей друзей. Я впустила их всех с их хаотичными впечатлениями о жизни и мире, которые лишены повествовательной логики, отрывочны, разнородны. Перед моими глазами прыгали продукты чужой жизни по всему миру: горы, пустыни, африканские деревни, китайские мегаполисы, крокодилы, бегемоты, наркобароны, поля, засеянные тюльпанами, призывы или поздравления на неизвестных мне языках, рождения, смерти, свадьбы, улыбки людей, к которым я на самом деле не имею никакого отношения, но которые удивительным образом стали вдруг частью моей жизни. Они мне даже снились, я стала видеть истории о том, как мои студенты возвращаются к себе на родину, как достигают успехов, женятся, заводят детей. Меня завлекала сама идея этих мгновенных выкриков со всего света. Идея растворить свой разум в тысячах и тысячах мыслей и чувств, стать частью целого… Кто мог подумать, что мою любовь к чтению большой литературы перехватит этот наивный, косноязычный, глупый поток?! Я чувствовала себя частью целого мира, который разрешает быть своей. Но в один момент я избавилась от ФБ, потому что поняла, что эти чувства не были взаимны. Я все придумала себе сама. Позволила очарованию завладеть своим сердцем».
Это были первые яркие эмоции и первые слова от сердца, с которыми я столкнулся в переписке Каролины. Первое откровение заслуживало внимания. И снова этот высокий стиль «позволила очарованию завладеть своим сердцем».
– Ты не в курсе, кто такая Джада Дерелитто?
Вика не знала, однако очень скоро из той же самой переписки мы поняли, что Джада – знакомая Каролины по какой-то летней школе в Италии. Там они подружились, еще будучи молодыми девушками и, получается, состояли в переписке уже больше десяти лет. У Джады за это время появилась дочь, которой сейчас было восемь, и два развода осталось за плечами.
Однако Викторию неожиданно заинтересовала не эта исповедь, где Каролина говорила о своих чувствах, а совершенно неприметная переписка с некоей Фроловой Ириной Михайловной.
В переписке было всего четыре письма. Первое с поздравительной открыткой от Каролины.
Каролина Иванова: «Моему учителю в самом буддистском смысле этого слова.:)) Счастья Вам, Ирина Михайловна! Пусть все у Вас будет хорошо!»
Фролова Ирина: «Спасибо, Лина. А буддийский ученик бывает?
Ваш буддийский учитель тут финт ушами, как говорится, организовал. Теперь снова интересно жить!»
Каролина Иванова: «Судя по ответам справочной службы Грамота. ru, бывает не только буддийский, но и буддистский ученик.
Счастлива, что жить стало снова интересно. Это самое главное!
У обычных людей такое высказывание подразумевает ответный вопрос о природе финта ушами. Но Будда ведь непостижим. Поэтому – как настоящий ученик – не смею и спрашивать. Если учитель захочет, он сам откроет истину без всяких лишних вопросов».
Фролова Ирина: «Ба! А я думала, что все знают. Лина, я не так знаменита, как думала. Вы меня расстроили».
Я поискал предыдущие письма от этого же адресата. Писем не было.
– Ну и? – поинтересовался я. – Поздравление с днем рождения. Тут таких масса. Это называется фатическая коммуникация. Общение для поддержания связей.
Однако Виктория вновь и вновь перечитывала диалог.