– Я тебе сейчас гораздо легче доказульку найду, – демонстративно зевнула тетка. – Дай-ка комп, у меня все севшее.
Недолго думая, она открыла Фейсбук, и на наших с Борисом изумленных глазах набрала латиницей Ali Sadgadi.
Нехитрый поиск по аватарке очень быстро дал искомого товарища. Парень был зарегистрирован в городе Кэтфорд, недалеко от Лондона.
Вика многозначительно глянула на нас и, не откладывая в долгий ящик, отправила в фейсбучном месенджере голосовой звонок мистеру Али.
– Это двадцать первый век, детки, мир стал тесен, как коммуналка, – сказала она таким тоном, как будто это не ее пару лет назад со скандалом заставили зарегистрироваться в социальных сетях для очередного расследования. Али ответил не сразу. Сначала он появился в Сети, потом исчез, потом зеленый глаз значка в Сети загорелся снова, и наконец низкий мужской голос ответил:
– Салам.
– Али, добрый день! – сказала Виктория по-русски, но Али упорно делал вид, что не знает этого языка.
Тогда Виктория перешла на английский и, к изумлению всех, просто попросила к телефону Каролину, представившись ее подругой.
На том конце повисла пауза. Недолгое замешательство, сопение, щелчки, топот ног, и вдруг вдалеке послышался приглушенный, но так хорошо знакомый мне голос нашей заведующей:
– Кто?! Виктория?! О господи, я так и знала!
– Потому что невозможно усидеть на двух стульях, Лина, – проговорила Виктория, улыбаясь. – Кое-что треснет! Даже с твоими шикарными формами!
– Да пошла ты! – с досадой, но без злости в голосе проговорила Каролина и тут же добавила уже другим, извиняющимся тоном: – Вика, я знаю, это звучит глупо, но все пошло вообще не так, как должно было. Я сама в шоке. Можешь пока не говорить, что знаешь про меня и Али?
В ответ Виктория удивленно подняла брови:
– Как ты себе это представляешь? Тебя тут с фонарями ищут…
Мессенджер молчал, но мы слышали ее дыхание, Каролина как будто набирала воздуха, чтобы что-то сказать, но Вика опередила ее:
– Позвони родителям. Твой папаня вынес мозг половине города.
Каролина булькнула в трубку что-то вроде «мг», и все смолкло окончательно.
С русского на русский
Мы потрясенно молчали.
– Вот это действительно финт ушами, – проговорил наконец Борис. – Это ж как надо достать человека, чтобы он вот так…
– Борь, сколько времени ты взаимодействовал с генералом Ивановым?
– Два дня, – признался следователь.
– И как, успел он тебя прессануть?
– Изрядно, если честно.
– Ну вот, а Линка с ним тридцать с лишним лет прожила.
Мы ждали информацию от авиакомпании и пограничников, когда неожиданно обнаружилось второе подтверждение Викиной правоты. Подтверждение пришло на своих двоих, и от него несло, как из винной бочки:
– Начальник, веди в тюрьму. Не могу. Виноват. Я машину бензин лить. Огонь. Костер. Ужас, – пробормотало «подтверждение» в лице проспавшегося наконец Мохаммада.
Парень протягивал руки и выглядел виновато.
– Так это вы купили машину? – спросил его Борис.
– Я.
Борис развернул фоторобот покупателя «Форда»:
– А это кто?
– Это старший брат дядя жена мой дядя.
– Кто? – нахмурился следователь.
– Старший брат дяди жены его собственного дяди, – перевел я с иностранного русского на обычный русский.
– Этот дядя дяди тут откуда взялся? – удивился Борис.
– Ваш родственник давно живет в России? – снова перевел я.
– Давно. Еще когда война СССР – Афганистан был.
– Еще со времен советско-афганского конфликта.
– Это я понял, – буркнул Борис и добавил, обращаясь к нам: – Тогда понятно, почему у того мужика не было акцента: он тут давно.
– Именно, а национальные диаспоры очень крепкие и дружные, – подтвердил я. – В просьбе не откажут.
– С какой целью вы выехали за город и подожгли купленную вами машину? – продолжал Борис.
– Машин мой. Я купил.
Мохаммад явно не понял вопрос, и мне снова пришлось упрощать. Надо отметить, что коммуникативные навыки у моих студентов оказались просто невероятные. Мог бы среднестатистический русский студент отвечать на вопросы следователя после трех неполных месяцев изучения французского или немецкого с нуля? Ох, не думаю! Мои же товарищи справлялись весьма сносно. Вот что значит многоязычный регион, где для одного похода на рынок надо владеть как минимум тремя языками: дари, пушту и желательно еще урду. А чтобы понимать Коран в мечети, надо еще уметь читать по-арабски.
– Мохаммад, – обратился я к этому юному полиглоту. – Зачем вы делали огонь? Зачем машину сожгли?
– Хо! – Он кивнул, демонстрируя, что теперь вопрос понятен, и тут же ответил: – Али просил.
– Али? – не поверил Борис. – Какой Али?
– Али Саджади, – вздохнул Мохаммад грустно.
– Какая вам от этого была выгода? – поинтересовался Борис.
– Что вам дал Али? – перевел я.
Мохаммад помолчал и снова вздохнул чрезвычайно горестно.
– Деньги.
– Сколько?
– Двадцать тысяч.
– Рублей?
– Долларов.
– А очки? Где вы взяли очки Каролины? Она вам их дала?
– Нет.
– А как в машине оказались ее очки?
– Я сам брал. – Мохаммад дышал, как буйвол перед бойней. – Кафедра ходил, очки брал.
– Не брал, а украл, значит, – резюмировал Борис.
– Виноват, – смиренно подтвердил Мохаммад, догадавшись по контексту.
– Зачем брали очки?
– Али просил.
Мохаммад набрал полную грудь воздуха и всхлипнул, но слез не было.
– Это десять тысяч плюс.
– А кровь?
– Кровь коровы где взяли? – Я показал рога и сделал «мууу». – Где взяли кровь?
– Али просил, я базар ходил.
– Это сколько стоило?
– Это десять тысяч. Кровь из свиньи, кровь из коровы – плюс-млюс три тысяча.
– Что? – не понял Борис.
– Плюс-минус три тысячи. Если бы он вылил на сиденье кровь свиньи, то получил бы тринадцать тысяч, а за коровью кровь полагалось только десять, – снова перевел я.
– Плюс-млюс, – передразнил Борис. – Значит, про совпадение резус-факторов человеческой и свиной крови мы знаем.
– Нельзя свинья. Плохо, – прокомментировал Мохаммад.
– Кровь свиньи плохо?! – делано удивился Борис. – А все остальное это, значит, хорошо? А вы, случайно, не заподозрили, что Али просит вас участвовать в каком-то преступлении?
– Мохаммад, как вы думаете, то, что вы сделали, это плохо или хорошо? – перевел я.
– Может быть, чуть-чуть плохо. Но нет криминал. Сейчас я понял. А тогда – не понял. Машин мой. Нет проблема.
– Зачем вам столько денег? – спросил Борис, и стало ясно, что он надавил на самую больную мозоль этого парня.
Мохаммад отвел глаза и долго молчал. Теперь-то я знал, что после смерти отца в свои двадцать лет он остался у себя дома за главу семьи. Наверняка семья живет на пособие, и все, что у них есть, – это стипендия от государства за учебу и службу их единственного мужчины. Не все они оказались мальчиками из богатых семей, как я думал сначала.
– Сколько человек в вашей семье? – спросил я, и Мохаммад моментально откликнулся:
– Семь.
– Кто?
– Мама, бабушка, четыре сестры и маленький брат, восемь лет.
Само собой, на такую ораву одного пособия недостаточно. Борис и Виктория переглянулись, и Вика сделала выражение, мол, прекращай об этом. Это и вправду была уже не наша забота.
Мы все понимали, что Борис ведет допрос не по протоколу, что курсанта необходимо отвезти в отделение, вызвать переводчика, оформить все по правилам. Но узнав о том, что Каролина жива и здоровью ее ничто не угрожает, все, включая Бориса, сейчас просто тешили свое любопытство, потому что произошедшее вырисовывалось чем-то поистине авантюрно-фантастическим, не из нашей реальности.
– Почему вы ушли в запой?
– Почему много-много водку пил? – перевел я слово «запой».
– Потому что страшно-страшно и стыдно-стыдно, – вздохнул Мохаммад.
– Страшно и стыдно ему теперь, – досадливо прошептал Борис.
– А если бы Каролину действительно украли? А если бы убили? Держали бы где-то с вашей помощью? Если бы этот Али был вор? Занимался контрабандой органов? Требовал выкуп? Вы же не знаете, кто это такой. Вы с ним никогда не встречались! Как вы, кстати, договорились с этим Али? На каком языке вы разговаривали?
Последний вопрос был в рамках изученной лексики, поэтому Мохаммад ответил сразу:
– Почему на каком? На дари, конечно. Весь Иран дари говорит, только плохо. Чуть-чуть неправильно только. Правильно в Афганистане говорят, но мы понимаем все равно. Теперь понимаю, делал плохо. Тюрьма веди, начальник.
Сейчас он сказал чистую правду – афганцы действительно сносно понимают иранцев, потому что и те, и другие говорят на родственных друг другу языках, общим предком которых является персидский язык. Эти народы понимают друг друга примерно так же, как русские, украинцы и белорусы.
– Мохаммад, как вы поняли, что Али хороший человек? – перевел я остальную часть тирады следователя.
– Потому что он Каролину любит, – просто ответил парень.
– Как вы это узнали?
– Он говорил. Сказал, просил ее висе письма в почте удалить. Очень злой был, потому что другие мужчины часто-часто много-много Каролине письма писали.
– То есть Али ревновал Каролину, и вы решили на этом основании, что он ее очень сильно любит?
– Очень любит, – подтвердил Мохаммад.
– А сама Каролина?
– Потом я спросил Каролину. – Тут парень кивнул в мою сторону, мол, помнишь, видимо, имея в виду тот день, когда я застал их с Каролиной беседующими в лингафонном кабинете. Так вот о чем они там разговаривали! О любви! Как мило!
– И Каролина вам прямо так все и сказала? – Борис изобразил на лице крайний скепсис.
– Сказала. То есть не сказала, но я понял. – Мохаммад наморщил лоб. Очевидно, для объяснения тонких движений души Каролины и собственных психологических заходов ему было необходимо чуть больше лексики, чем мы успели изучить за два с половиной месяца занятий, но он все-таки выкрутился. – Сказала, что Али просил письма удалить и она делал… сделал… сделала. Значит, тоже любит. Потому что когда не любишь, то не делаешь.