– Одевайся. Попроси Адини найти тебе спальню.
– Мы не будем заниматься любовью? – испуганно спросила девушка.
– Нет.
– Зачем же вы меня купили? – обиделась Инис.
– Затем, чтобы тебя не купил кто-нибудь другой. Шестидесятилетний садист в ранге начальника уезда, который занимается в кабинете любовью со своими секретарями.
Девушка огорчилась.
– Если бы ты занимался со мною любовью, – сказала она, видимо решив, что имеет право называть на «ты» человека, который разглядывает ее голой, – ты бы подарил мне новую юбку и сережки, а теперь ты мне ничего не подаришь.
– Какую юбку тебе хочется?
– Я на ярмарке недавно такую видела – длинную, из синего шелка с узором «танцующие цветы», а по подолу три каймы с изображением рыб, зверей и птиц, каждая отделенная от другой полоской из бисера, и подвески у пояса.
Бемиш усмехнулся. «Им всем хочется на юбки, – подумал он о Мэрион, – благословен мир, в котором они по крайней мере просят об этом открыто».
Он молча, как был в пиджаке и брюках, лег на кровать.
– Раздень меня, – приказал он Инис.
Глава пятая,в которой Теренса Бемиша уговаривают отказаться от участия в конкурсе и в которой Шаваш напоминает присутствующим, что не знает финансового термина «диктатура»
На космодром пришло двадцать тонн оборудования (из заказанных восьмидесяти), и иномирцы дневали и ночевали на стройке. Начальник уезда согнал крестьян – взять старые бетонные плиты и замостить дорогу, чтобы новый господин Белой Усадьбы мог ездить на своем железном бочонке от усадьбы и до стройки.
Через неделю Бемиш принялся выяснять, куда делось недостающее оборудование, и выяснилось, что оно до сих пор как лежало на космодроме в Равадане, так и лежит. Пришлось ехать в Равадан.
Проезжая мимо ближайшей деревни, Бемиш заметил у ворот распряженную фуру: крестьяне сбегались к фуре, а из нее выносили доски для передвижного помоста. Бемишу показалось, что сборкой руководил тот самый старик, который изображал на рынке в столице бога и разорвал кредитки, данные Бемишем.
В Радаване инспектор заявил Бемишу, что контейнеры с оборудованием стали источником гамма-излучения (такое редко, но бывало) и должны пройти дорогостоящую обработку. Бемиш молча сунул инспектору пять тысяч ишевиками, и через полчаса под его руководством ящики грузили в нанятый им грузовик. Контейнеры не излучали ничуть.
Ящики укатили в Ассалах, а Бемиш остался в столице на приеме в честь одного из государевых предков, ровно триста сорок лет тому назад переспавшего в этот день с русалкой.
Женщин на приеме было совсем мало, и сердце Бемиша тихо стукнуло, когда он увидел у подсвеченного бассейна Идари. На ней была пышная черная юбка и кафтанчик синего бархата, расшитый серебром. Две тяжелые косы, оплетавшие ее головку, были заколоты застежкой в форме усыпанной розовым жемчугом бабочки, и ожерелье такого же розового жемчуга обвивалось вокруг ее шеи. Она беседовала с Шавашем и еще одним, не знакомым Бемишу человеком.
– А вот и вы, Теренс, – обернулся Шаваш. – Позвольте представить вас – первый министр империи, господин Яник.
Бемиш, доселе смотревший лишь на Идари, тут же перевел взгляд на первого министра. Это был довольно подтянутый пожилой человек, с чуть сплющенными висками и скорее хитрым, чем умным выражением серых глаз. Одет он был по галактической моде. В лице его Бемиш не увидел ничего замечательного и сразу вспомнил слухи о том, что Яник был фигурой временной, пустым местом, которое подсунули императору, пока его покровители не найдут компромисс; впрочем, пустое место задержалось на своем посту дольше, чем то планировали покровители.
– Господин Бемиш хотел бы купить Ассалахский космодром, – сказал Шаваш.
– А на какие деньги?
– Господин Бемиш планирует собрать необходимую сумму через высокодоходные облигации, размещенные на мировом рынке через известный банк «Леннфельд и Тревис».
И тут сзади раздался голос:
– Хорошо бы господин Бемиш пояснил, откуда он возьмет деньги на проценты, если космодром не приносит в первый год ни гроша.
Бемиш обернулся. К Янику подошло довольно много народу, и говорил Джайлс.
– Компания господина Джайлса, – пояснил Шаваш, – тоже участвует в конкурсе.
– Не беспокойтесь, – сказал Бемиш, – за структуру моей сделки. Я все равно не найму вас в консультанты. А вот что сделаете вы, кроме того, что купите акции по одной цене и разместите их на рынке по другой?
– Это верно, – послышался еще один голос, – у вашей компании не лучшая репутация, господин Джайлс.
– Господин Аль-Масри, – проговорил Шаваш, – еще один участник инвестиционных торгов.
Бемиш и Джайлс обернулись почти мгновенно.
– Уж не вам рассуждать о репутации! – вскричал Джайлс.
– А вам-то кто финансирует сделку? – удивился Бемиш.
Стоявший рядом с Аль-Масри посол Геры чуть наклонил голову и проговорил:
– Господина Аль-Масри поддерживают несколько банков Геры.
– Осторожней, – усмехнулся Джайлс, – этот человек надул инвесторов Галактики на полтора миллиарда.
– На полтора миллиарда их надула Комиссия по Ценным Бумагам, – возразил Аль-Масри. – Никто не может обвинить меня в том, что я не выплачивал то, что обещал, что мои вложения были неудачны или что я занимался строительством пирамиды.
Джайлс даже посинел.
– Это правда, господин Шаваш, – сказал он, – что человек, который разорил двести тысяч вкладчиков, участвует в конкурсе по Ассалаху?!
– В конкурсе участвуют все, – ответил маленький чиновник.
– В том числе и мошенник, которому дает деньги диктатор!
– Я не знаю такого финансового термина: «диктатура», – ответил Шаваш.
Бемиш возмушенно отошел в сторону и только тут заметил еще одного свидетеля перепалки. Возле маленькой жаровни в углу стоял и улыбался Ханадар Сушеный Финик. Поджарый белокурый варвар с длинными руками и кривыми ногами прирожденного всадника разительно отличался от коренных жителей империи; он был как горная рысь, забравшаяся в загон к овцам.
Бемиш потихоньку подошел к нему и спросил:
– Ну как вам деловой мир?
Ханадар усмехнулся.
– Однажды, лет двадцать назад, – сказал он, – мы возвращались с товарищами из не очень удачного похода. Мы собирались разграбить один городок, но вышло так, что, когда мы пришли, городок был уже разграблен и те, что его разграбили, прогнали нас прочь. Мы оголодали, так как целыми днями ничего не ели. Даже кони подохли. Наконец мы вышли к побережью и нашли там подходящий городок, а в городке – еду и добычу. Тут мы подобрели друг к другу и стали обниматься, а до этого держались друг от друга шагах в десяти, опасаясь быть съеденными.
– Понятно. И иномирцы напоминают вам вас самих в походе, пока вы не нашли этого городка?
– Ах, Теренс-рей! (Ханадар употребил уважительный аломский постфикс.) Нам-то, чтобы не опасаться быть съеденными, было достаточно трех лепешек на брата, а вот сколько добра надо иномирцу, чтобы не съесть другого иномирца, я покамест еще не понял.
Чиновники оказывали Бемишу довольно много знаков внимания, и скоро вся усадьба обросла их подарками, которые, впрочем, надлежало отдаривать.
Как-то Шаваш прислал Бемишу в подарок картину. Картина была исполнена в технике «тысяча чешуек», тончайшими линиями на шелке, и изображала девушку, кормящую с ладошки высунувшего голову из воды дракона. Девушка, с черными волосами и черными и большими, как маслины, глазами, напомнила Бемишу Идари, и он повесил ее прямо за столом в кабинете. При встрече Шаваш похвалил вкус Бемиша и сказал, что картина времен пятой династии и что, скорее всего, это отличная копия одного из шедевров Коинны. Бемиш, несколько уязвленный тем, что ему подарили копию, поинтересовался местонахождением оригинала, и Шаваш, засмеявшись, сказал, что оригинал хранится где-то во дворце и обречен на вечное заточение, как жены императора.
– Впрочем, – с усмешкой прибавил Шаваш, – сейчас сокровищами дворца торгуют направо и налево. По-моему, никто не огребает таких денег, как смотрители картин и чаш; ведь во дворце хранится едва ли не треть всего, что было нарисовано и изваяно в ойкумене. Доступ к этим сокровищам запрещен всем, кроме непосредственного чиновника да еще императора, порядка нет никакого, кради – не хочу.
Управляющий усадьбы услышал этот разговор и, изогнувшись, по своему обыкновению, дугой, сказал Бемишу, что один его дальний родственник служит во дворце и очень хотел бы встретиться с иномирцем.
Бемиш встретился. Дальний родственник оказался маленьким красноносым чиновником из ведомства Картин, Треножников и Чаш. Родственник продемонстрировал Бемишу голограммы поразительно красивых сосудов пятой династии и нескольких картин, исполненных в технике «утреннего тумана», столь излюбленного при Золотом Государе, а также техники «тысячи чешуек». Девушки с драконом среди них не было. Вернее, была, и даже несколько, это был известный сюжет о морском царевиче, но не Коинны, а каких-то других мастеров.
Чиновник предложил Бемишу купить все, что ему понравится, и цена, которую он запросил за последние уцелевшие шелковые картины пятой династии, была вдвое меньше той, которую в галереях Бонна запрашивали за любую современную мазню.
Бемиш поблагодарил чиновника и отказался.
Киссур устроил Бемишу аудиенцию в Зале Ста Полей.
Бемиш оставил машину у стены Небесного Дворца, и его повели через посыпанные песком дорожки и благоухающие аллеи.
В зале, залитой светом и похожей на осыпавшуюся с неба сказку, перешептывались чиновники в придворных платьях. Перед занавесом стояло высокое дерево чистого золота, усыпанное цветами из драгоценных камней.
Через полчаса занавес раздвинулся, и механические цветы с тихим звоном свернули венчики, а на место их выскочили красные сверкающие плоды.
За занавесом, на аметистовом троне, сидел император Варназд. Император был в белой одежде и в белой тонкой маске, на которой резко выделялись подведенные, взлетающие вверх брови. Это было похоже на спектакль, который молча играет один актер. Бемишу показалось, что это был очень печальный спектакль.