Со ступеней усадьбы к Бемишу бросился Шаваш. Маленький чиновник был бледен как мел, но, как всегда, тщательно причесан и завит. Из-под светло-зеленой шелковой куртки, расшитой золотыми нитями, виднелась темно-зеленая безрукавка, безупречно подобранная по фактуре и цвету, и на высоких каблуках Шаваша Теренс разглядел кокетливые золотые подковки.
– Что он?! – вскричал Шаваш. – Он что-нибудь сказал про меня, Теренс?
– В точности то же, – ответил Бемиш, – что он сказал, когда вы предложили ему поменяться женами.
Шаваш схватился за голову.
– Теренс Бемиш утверждает, – сказал полковник Шагир, – что груз фирмы «Дасса» был помещен в ангар 17-В по вашему указанию. Это так?
Шаваш поднял безумные глаза.
– Да какая разница! – закричал он с досадой.
– По вашему или нет?
– О Господи, ну, наверно, да, – закричал со злобой чиновник, – подумаешь, дело, дали мне двести тысяч за звонок, я позвонил, не мой это груз!
– Это понятно, что не ваш, – с нескрываемым презрением промолвил полковник, глядя на маленького чиновника.
– А вы тоже хороши! – заорал Шаваш. – Если у вас боеголовки со складов воруют, как шоколадки из супермаркета, так нечего на меня кивать!
Через десять минут на первом этаже усадьбы, в прелестной гостиной, отделанной голубым и палевым шелком, началось заседание чрезвычайного комитета по разрешению ассалахского кризиса. В заседании принимали участие: шестеро членов правительства, включая министра обороны и министра внутренних дел, Теренс Бемиш как президент компании, на территории которой разразилось безобразие, посол Земли, три военных советника с Земли же и двое коллег покойника Джайлса. Возглавлял антикризисный комитет господин Шаваш, что было весьма необычно: маленький чиновник обычно предпочитал быть в тени при любой грозе, а тут не вытерпел и сидел во главе стола – краше в гроб кладут.
– Вообще-то это удивительный союз, – сказал посол Северин, – между Киссуром и еретиками до крайности мало общего. Киссур не участвовал в выборах; еретики в них победили. Киссур – бывший первый министр империи, человек с убеждениями государственника, если не фашиста. Он ненавидит все, что силу государства ослабляет. Секты и еретические учения – естественный объект его ненависти. Сектанты, будем здесь говорить без оглядок на либеральную прессу, – даже те, что учились в Хевишеме, – тут посол бросил быстрый укоризненный взгляд на Бемиша, – считают иномирцев бесами. Киссур так не считает. Требование о национализации иностранных компаний бесспорно принадлежит еретикам. Как ни экстравагантны взгляды Киссура, присутствующий здесь господин Бемиш – порукой тому, что Киссур способен очень хорошо относиться к иностранному хапуге… Мне кажется, что достаточно протянуть немного времени, и эта коалиция распадется сама собой – у сторон нет ничего общего…
– Да неужели вы не видите, что у них общего! – с отчаянием вскричал Шаваш. – Они хотят, чтобы моя голова была отдельно от моего тела!
Все несколько остолбенели от такой трусости. Полковник Шагир, наклонившись к Бемишу, прошептал на ухо: «Если это так, то еще немного, и я присоединюсь к коалиции…»
– Вы хотите сказать, господин Шаваш, – ледяным тоном осведомился посол, – что единственной целью бойни, учиненной на космодроме, захвата восьми тысяч человек, дискредитации наших вооруженных сил и требования смены правительства империи является стремление вас повесить?
– Господа, хватит препираться, – сказал Бемиш. – Вам надо определить свое отношение к требованиям Киссура. И я позволю себе заметить, что, поскольку эти требования касаются внутренних дел Веи, меня как-то изумляет, что наш антикризисный комитет наполовину состоит из граждан Федерации.
– А что наши граждане сидят в заложниках, вы забыли? – спросил полковник Чен.
– И в заложниках мы – меньшинство, – ответил Бемиш. – Восемьдесят процентов наших пассажиров – вейцы, а персонал компании состоит из вейцев на девяносто три процента. Вот и считайте, сколько граждан Федерации сейчас на космодроме.
– Я могу вам сказать, почему здесь сидят иномирцы, Теренс, – вмешался Шаваш, – потому что наше правительство приняло решение просить Федерацию Девятнадцати оказать нам военную помощь для подавления мятежа и освобождения заложников.
– Стало быть, требований их вы не принимаете? – справился Бемиш.
– Об этом не может быть и речи! – заявил министр полиции Шаинна?
– А я бы согласился, – сказал Бемиш.
Все на мгновение замерли.
– Вот как, – криво улыбаясь, проговорил министр, – вы не забыли, что в числе требований – безвозмездная национализация принадлежащих иностранцам компаний? У вас есть в запасе еще один космодром с доходом в полтора миллиарда ишевиков в год, господин президент?
Бемиш помолчал.
– Я предпочитаю получить космодром через два года, – ответил Бемиш, – после полного краха политики Киссура, чем быть убийцей восьми тысяч человек.
– Вам хорошо, – сказал министр полиции, – вы теряете космодром, Теренс, а некоторые потеряют голову.
– Вы не понимаете, Теренс, – закричал Шаваш, – это же псих, маньяк! Этот человек разотрет вас в лепешку! Вы думаете, что случится со страной, когда они тут станут отделять хороших предпринимателей от плохих?! Мы должны его уничтожить! Ввести войска Федерации и размазать, как масло по сковородке!
– Как президент Ассалахской компании, – сказал Бемиш, – я против ввода войск. И хочу напомнить присутствующим чиновникам империи, что если они станут решать внутренние проблемы империи с помощью войск Федерации, то…
– Не учи нас жить, иномирец, – заорал разъяренный Шаинна.
– Буду учить! – заорал не тише его Бемиш. – Вам плевать, что там Киссур требует про национализацию промышленности! Вы две тысячи лет жили при национализированной промышленности! Вам не плевать, что Киссур требует вас повесить за продажность, лично вас, Шаинна, да и Шаваша! А вот тут с Киссуром будут многие согласны…
Шаваш поднялся.
– В качестве официального представителя империи по разрешению ассалахского кризиса, облеченного всей полнотой власти, я требую вмешательства войск Федерации Девятнадцати.
Бемиш встал.
– Я отказываюсь принимать участие в этой мерзости, господа.
И вышел.
Где-то вдалеке уже зачинался рассвет. Остро пахли кусты росовяника, и в деревне мычали во сне вернувшиеся с поздней пахоты быки.
Бемиш, кутаясь в плащ и вздрагивая от холода, прошел в выстроенную над искусственным водопадом беседку. На подстриженных лужайках усадьбы белым и розовым цвела парчовая ножка, и вместе с цветами к небу поднимался дым от расставленных вдоль дорожки курильниц. Слуга, мягко ступая, тут же пронес в беседку корзинку со спиртным и спросил, что подавать на ужин гостям и что делать с парчовыми куртками: уже орали куртки, пришлось им выдать двадцать мешков из кладовых…
Бемиш цыкнул на раба так, что тот убрался, не помня ног. Однако корзинка оказалась весьма кстати. Бемиш извлек из нее деревянную, оплетенную лыком бутыль с пальмовой водкой, выдрал затычку и стал пить прямо из горлышка, запрокинув голову.
Остановился, лишь выпив половину.
Далеко-далеко, сквозь плетеную стену беседки, был виден космодром: он не блестел в ночи, как обычно. Тускло светились главные здания, и там, где еще вчера сверкали ориентировочные огни, над посадочными шахтами расползались мрак и туман. Одиноким, выскочившим из тьмы рогом блестел монорельс, да на шоссе через каждые сто метров копошились заставы и кучки вооруженных людей.
Где-то вдалеке, у первых постов на подступах к усадьбе, скандалила целая свора корреспондентов: вейские чиновники настаивали на том, чтобы их не пускать… Впрочем, Бемишу ничуть не хотелось к журналистам. Он представлял, какие вопросы ему зададут. Публично на это вопросы отвечать не стоило.
Скрипнула дверца беседки. Бемиш повернул голову и увидел посла Федерации. То т обвел безумными глазами вокруг себя и тут же уцепился за бутыль с водкой.
– Я уже из нее пил, – предупредил Бемиш.
Посол только махнул рукой.
– Вы правильно сделали, что ушли, – сказал Северин, выцедив остатки водки и тяжело рухнув на скамейку. – Все участники этой истории будут сидеть в дерьме по самые уши.
– Что, решили вызвать войска?
– К утру десант будет здесь. Одиннадцатая федеральная дивизия. Асы. Как только Киссур отпустит заложников, – его возьмут голыми руками.
– К утру?! Та к быстро?
– Их перебрасывали к месту новой службы.
– Поближе к Гере, да?
Посол, осклабившись, кивнул.
– Вы понимаете, что это – решение Шаваша, который боится только одного – что Киссур повесит его на самой высокой катальпе? Он с ума сошел от страха за свою шкуру.
– Это уж точно, – сказал посол, – первый раз в жизни вижу, чтобы господин Шаваш публично высказался за то или иное решение, да еще и взял ответственность на себя. Представляете – он поставил под приглашением войск свою подпись! Все министры, какие были, любезно уступили ему эту честь…
Бемиш хмыкнул.
– Знаете, почему чиновники согласились на ввод войск? Они понимают, что этот шаг сделает Шаваша политическим покойником… Однако вы вели себя храбро. Неужели вам не жалко своей компании?
Бемиш помолчал. Потом с усмешкой сказал:
– Моя компания – банкрот. Мои акции стоят дешевле, чем брюква на базаре. Мне плевать, сколько получат кредиторы: по сенту за денар или по десять сентов.
Дивизия вышла на орбиту вокруг Веи, когда над Ассалахом только-только занимался рассвет. В час Овцы они сели на космодром в Салгаре, и уже через четыре часа военные флайеры высадили большую часть десантников в рисовых полях между усадьбой Бемиша и деревней. Развернулись в широкий полукруг тусклые, похожие на гигантских жуков танки, эфир заполонили непонятные писки кодированных сигналов, солдаты уже ставили прочные палатки защитного цвета, и с борта флайера ротам принялись раздавать хлеб и сгущенку.