– Привет, – Таня подняла глаза. – Ты чего?
– Что читаешь? – Леша мгновенно обрел голос. – О, Достоевский.
– На филфак готовлюсь поступать, – она улыбнулась.
– Ненавижу Достоевского, – вырвалось у Леши.
– Ты ведь Мышкин?
Леша кивнул.
– Слышала про тебя, – Таня откинула каштановую прядь от лица. – Говорят, тебя Чубыкин мурыжит каждый урок. И еще говорят, тебе папа поступление в эту школу оплатил, а сам ты вообще не сечешь. Так ты чего хотел?
– Хотел, чтобы… чтобы… – Леша осекся.
«Как быстро распространяются слухи, – подумал он с досадой. – Ничего мне никто не оплачивал!».
– Да ты не старайся, – она равнодушно пожала плечами. – Можешь даже не подкатывать. Думаешь, я не вижу, что ты с Ларисы Бойко глаз не сводишь?
Земля уплыла у Леши из-под ног, и краска брызнула в лицо. То, что он так отчаянно пытается скрыть, похоже, знает уже половина школы.
– А что, все знают? – прохрипел он.
– Да нет, ты просто в столовой сидишь напротив меня, – Таня примирительно улыбнулась. – И всегда смотришь на нее. Мы с Лариской вместе в секцию танцев ходим. Да не бойся, никому не скажу.
– Не боюсь, – соврал Леша.
– А ты ничего такой, – Таня неожиданно расхохоталась. – Хотя мне вообще брюнеты нравятся.
– У меня друг есть, – неожиданно заявил Леша. – Он брюнет. Если он тебе понравится, пригласишь нас на вечеринку?
– Понравится – может, и приглашу! – Таня подмигнула и игриво спрятала лицо за книгой.
На ватных ногах Леша вернулся к Анохину.
– И как? – съязвил тот. – Полный успех?
– Планы меняются, Сибирь, – выдохнул Леша. – Герой-любовник у нас теперь ты. Понравишься девушке – пойдем на вечеринку.
– Как я?!
– Лех, ну я никак не могу быть героем-любовником! – Анохин почти бежал за Лешей по школьному коридору.
– Отстань, – Леша отмахнулся. – Ты забыл, мы должны узнать, где мой отец! Значит, я должен взяться за учебу, а ты у нас ничего не должен делать?
– Но я не могу! – Анохин остановился.
Леша обернулся. Никита крутил пуговицу на рукаве пиджака. Широкие, неподходящие по размеру штаны делали худого Никиту еще меньше, и казалось, он сейчас испариться, как в мультфильме, а вместо него останется вся эта куча несуразной одежды.
– Да, выглядишь ты неважно, – съязвил Мышкин.
– Пошел ты, – кончики ушей Анохина покраснели. – Я не могу… потому что я уже влюблен.
– И в кого? – рассмеялся Мышкин. – Она из акабадоров?
Никита молчал, по-прежнему теребя пуговицу.
– Иди ты! – вдруг догадался Леша. – Неужели эта Лея?! Да она нас под трибунал сдала! И прическа у нее отстой! И шрам – фу!
– Это Лея Фишер, – вздохнул Никита обреченно. – И она считает, что всё должно быть по правилам. А шрам у нее от стила, зря ты так.
Вдруг телефон в кармане Никиты пискнул.
– Витсель ждет нас сегодня ночью на первое акабадорское занятие, – сказал он. – Ровно в полночь.
Catorce/Каторсе
– Нет, Анохин, я всё-таки не могу поверить! – бормотал Леша, пока они ночью бежали по темному коридору. – Она же… ужас!
– И чем Лея тебе так не нравится?
– Хотя бы тем, что сдала нас этой тетке, Октябрине! Всё должно быть по правилам, как же.
– А ну заткнись и лезь в портал! – Анохин начертил две скрещенные линии около физкультурного зала.
Мышкин повиновался, и через секунду сидел на земляном полу.
– Опять промахнулся, – виновато выдохнул Анохин. – Надо точно за стол попадать.
Леша поднялся, потирая ушибленный копчик. В этот раз за столом сидел один Денис.
– О, здорово, чуваки! – он энергично потряс руку каждого. – Пошли, провожу вас.
Отблески факелов замелькали перед глазами. Никита и Леша шли за Денисом по коридору. Леша разглядывал пыльные книги на деревянных полках. Когда он впервые попал в акабадорское подземелье, то даже не задумался, где они. Наверняка еще в Москве.
Наконец Денис остановился перед полукруглой аркой, откуда доносились голоса, и Леша с Никитой шагнули внутрь.
Это была комната, большая, тоже полукруглая, с тяжелым низким потолком, почти цепляющим макушку. Посередине стояла кафедра, вроде тех, за которыми преподаватели обычно читают лекции. Вокруг, плотно друг к другу, выстроились неровные ряды стульев. Леша заметил, что сидящие – подростки, мальчишки и девчонки, едва ли намного старше его самого. Анохин протащил его на последний ряд. Отсюда было видно только головы впереди сидящих, и Леша привстал.
Впереди почувствовалось шевеление. Голоса стихли, и, приподнявшись, Леша увидел Николая Витселя, вышагивающего к кафедре.
– Добро пожаловать, юные акабадоры! – сказал он, и все захлопали. Анохин тоже. – Вас ожидает трудный, но веселый год.
Леше это понравилось. В конце концов, он сто лет нормально не веселился.
– В этом году у нас десять новичков, – продолжил Витсель. – Лекции проходят по субботам. Также вас ждут практические задания по поимке эскритов. В полевых, так сказать, условиях. Тех, кто не будет с ними справляться, будем вынуждены исключить. Из десятки новичков, как правило, остаются не больше четырех. Всем успехов.
«Кратко», – заметил про себя Леша.
Витсель кивнул, мотнув растрепанной седой головой, и под оглушительные аплодисменты покинул кафедру.
Потихоньку толпа начала расходиться. Никита тоже потянул Лешу к выходу. В коридоре они попали в небольшую пробку.
– В Москве двадцать молодежных когорт акабадоров, – на ходу рассказывал Анохин, расчищая дорогу локтями. – Каждый год когорта выбирает себе несколько новичков. Если они пройдут экзамен в конце мая – остаются в когорте. Витсель – глава всего молодежного подразделения и руководитель нашей когорты.
– Повезло нам, – хмыкнул Леша.
– Да, но экзамен всё равно принимает не он.
Людской поток вынес их на крутую лестницу, по которой пришлось долго подниматься, едва переставляя ноги. Когда поднялись, Анохин пропихнул Лешу в широкие деревянные двери с табличкой «Аудитория № 2». Горел электрический свет плоских ламп, вверх уходили деревянные сиденья. За окном помаргивал фонарь. Леша оказался третьим в очереди.
Старичок в круглых очках выдал Никите и Леше по листку с расписанием.
– Надеюсь, вы не пропустите мою лекцию по порталам в эту субботу! – подмигнул он.
Анохин хмуро кивнул.
– Так, лекции каждую субботу в полночь в аудитории № 2, – прочитал Леша листок с расписанием. – В следующую субботу у нас Порталы и Ключевые зоны, а потом испанский. Иди ты, мы учим испанский!
– Да, – сказал Анохин. – Первые акабадоры и инсептеры были из Испании, в Эскритьерре до сих пор приняты испанские названия и имена. Поэтому учим испанский.
– А на каком языке говорят в Эскритьерре?
– В каждом городе – на своем, то есть на языке своего инсептера.
– Вот они почему в Альто-Фуэго так хорошо по-русски шпарили! – хмыкнул Леша.
Обогнув радостно гудящих школьников, Никита с Лешей прошмыгнули в тяжелую крутящуюся дверь и оказались на мраморных ступеньках. Сталинская высотка горела тепло-желтой подсветкой.
– Ничего себе! – Леша удивленно задрал голову. – Это же МГУ!
– Ну да, – кивнул Никита. – В каждом городе акабадоры используют университетские подвалы. Скоро разберешься. Пошли, спустимся обратно и создадим портал.
Субботы Леша дожидался с особым напряжением. Он то и дело крутил стилом, пытаясь начертить в воздухе две скрещенные красные линии, но ничего не получалось.
– Да прекрати ты, – отмахнулся Анохин, когда Леша, вместо того, чтобы делать задание по алгебре, стал прыгать по комнате с пером, – нельзя создать портал из любого места. Можно только из ключевой зоны.
– Что ж ты такой умный, а, Сибирь? – присвистнул Леша с издевкой. – Ты ведь тоже новенький.
– Я акабадором в мае стал, – ответил Никита. – Научился уже кое-чему. И тебе не помешает.
– А к тебе тоже пришел эскрит и принес тебе стило?
– Да. В день рождения.
– А кто это был?
– Об этом не принято говорить. – Анохин отложил алгебру и внимательно посмотрел на Лешу. – Запомни, акабадоры не распространяются, почему стали такими. Мы не говорим, кто принес нам стило. И главное – не говорим о поворотном моменте. Спрашивать об этом – не слишком прилично.
Леша хотел сначала возразить, но потом подумал: черт с ним. В конце концов, он ненавидел расспросы о пожаре, терпеть не мог, когда люди рассматривали его ожоги. Провалявшись месяц в московской больнице, Леша оказался на Кипре, под палящим солнцем. Смешно вспоминать: в сентябре новые одноклассники после школы сидели на пляже, а Леша стеснялся снять футболку с длинным рукавом. Кожа на пальцах, по всей руке и на правом плече стала белая, тонкая, и от здоровой ее теперь отделяли резкие линии, напоминающие южную границу России. Странные, уродливые линии. Когда врач разрешил загорать, Леша часами лежал на солнце, надеясь, что белые пятна станут поменьше, сравняются с кожей, но бесполезно. Белая перчатка ожога по-прежнему напоминала о дне, когда Лешина жизнь перевернулась. Так что не говорить о поворотном моменте – это правильно, решил Мышкин.
– А акабадорские и инсептерские стила чем-то отличаются? – спросил он, снова отвлекая Анохина от домашнего задания.
– Нет. Правда, инсептеры используют стила, только чтобы точку кровью ставить и писать. Они не могут создавать порталы, как мы. И попадать в них не могут.
– А я почему могу?
– А ты вообще уникум у нас, Мышкин, – Анохин поморщился. – Ты можешь, потому что у тебя был поворотный момент. Момент, когда ты думал, что расстался с жизнью.
– А ты откуда знаешь, что он был? – не отставал Леша.
– У тебя ожог такой во всю руку, – хмыкнул Никита. – Нетрудно догадаться. Только что сказал тебе – мы не говорим о поворотном моменте. Я знаю, что он был у тебя. Ты знаешь, что он был у меня. Никто друг у друга ничего не спрашивает. Закрыли тему.
– Еще и на спине ожог, – тихо прошептал Леша. – Только его под одеждой не видно.