Я медленно обернулся в сторону зала, благо света магических ламп было достаточно, чтобы увидеть лица людей. Бледные, явно напуганные, они смотрели на меня с нескрываемым омерзением.
Бион побледнел от страха, Мэйси смотрела широко распахнутыми глазами и только Хоуп широко улыбался, показывая мне два больших пальца.
Я осмотрел свою мантию, которая была чернее смолы. Если лазурный Хоуп источал свет, то я скорее его поглощал. Обернулся на магистров, которые уже почти взяли себя в руки. По крайней мере синее пламя исчезло, а вот теплая улыбка так и не нашлась.
Я спустился со сцены и подошел к своим, отчего Бион практически вжался в кресло. Посмотрел на ошарашенную Мэйси.
— И что это значит? — спросил я ее.
— М-м… Я ошиблась. Фиолетовый — не самое худшее. Их хотя бы вырезают после академии. Тебя убьют прямо здесь.
Часть 3. Сновидение
— Что бы ты ни говорил, но времена изменились. Не думал, что доживу до такого.
— Время не меняется, уж поверь. И даже люди не меняются. Все пластично и эфемерно, как и всегда.
— У нас лунатик, ставший лазурным. И Шики, примеривший черное на первом же курсе. Неслыханно. Он еще ловцом толком не успел стать, а уже проклят.
— А метка есть?
— Это и странно, никакой метки. Как он мог стать Шики, не получив метку.
— Вариантов масса, Шархай. Например, его судьба предопределена калейдоскопом и он неминуемо ее получит. Так он устроен. Это один из вариантов.
— Тогда лучше убить его прямо сейчас. Неизвестно, сколько жизней он отнимет и как сместит чашу весов.
— И пойти против воли калейдоскопа? — усмехнулся ректор. — Если мир снов решил, что он станет Шики, то он должен им стать.
— Мы всегда уничтожали их, это порядок академии.
— Нет метки, нет Шики.
— А черная мантия?
— Может он сам попросил, — пожал плечами ректор, заметил недоумевающий взгляд Шархая и добавил. — Может ему идет черное.
— Ага, конечно. Попросил калейдоскоп через проводящий кристалл. Что тогда сразу не золотой?
— Вот и спросим у него.
— Он на допросе ни слова внятно не сказал. Только смеется над нами и огрызается. Вылитый Шики.
— А что с лазурным?
— Лунатик? Да никакой он не мессия. Обычный лунатик, забитый, загнанный, слабый. Определили его к хранителям пока что. Будем приглядывать.
— Почему не в боевой?
— Слаб он. Вообще не боец. Хотели к умникам отправить, но он не тянет. В нем вообще ничего особенного нет. Кроме того, что он лунатик.
— Живой лунатик. Сколько ему? Восемьдесят? И все еще держит себя под контролем.
— Три блокиратора, теперь четыре. Тут особо не разгуляешься.
— Дело не в количестве блокираторов, а в зове, что он смог преодолеть. Тяжело сопротивляться калейдоскопу, когда у тебя заблокирован источник. Такое могущество под рукой. Уверен, он жаждет им воспользоваться, но сдерживает себя. Восемьдесят лет, тут впору стать безумцем от такого воздержания.
— Мы за ним приглядываем. Придется снять с него один блокиратор, чтобы он смог учиться. Это может подтолкнуть его к зову и тогда он снимет остальные.
— Не снимет, — возразил ректор. — Хотел бы снять — давно бы это сделал.
— Зов стал сильнее, калейдоскоп увидел его душу на испытании. Он будет требовать его к себе.
— Какое у него сновидение?
— Полевка-альбинос.
— Сновидение одиночества. Почти кошмар. Не такой, как все. Как только он познает знак своей души, обучите его завесе. Его сновидение защитит от зова на какое-то время.
— А что с Шики делать?
— Допросите.
— Он ничего не говорит.
— Тогда я сам с ним пообщаюсь. С обоими.
— Спуститесь вниз? — удивился магистр.
— А что такого? — усмехнулся ректор. — Давненько я не бывал в своей же академии.
— А как же великая завеса вокруг?
— А что с ней? Стоит и стоит.
— Люди не должны видеть вас. Они думают, что вы поддерживаете завесу.
— Точно. Ну тогда отправлю сына. Назову его… Йозеф. Йозефу ведь как раз пора поступать в академию и проходить обучение. Сколько учеников поступило в этом году?
— Меньше сотни. Возможно, пора снять ограничения на вступительных и снова ввести подготовительные курсы для тех, кто жил путником.
— Двух катаклизмов тебе было мало? Мы это уже проходили.
— Скоро ловцов вообще не останется такими темпами.
— Если так, то может оно и к лучшему. В конце концов, на все воля калейдоскопа.
Глава 16. Коварный Лаэр строит козни и плетет интриги ради вина и шоколада
Я уже бывал в этом мире на допросе. И если там на меня нацепили блокиратор и подвесили цепями к стене, то здесь усадили в весьма удобное кресло и налили чашечку чая.
О чем это говорит? О двух вещах. Во-первых чай может быть отравлен, что вряд ли. Потому что я его уже выхлебал.
Во-вторых, меня здесь вообще не боятся и имеют на это полное право. К тому же у них тут магистры на каждом углу водятся, а у них арсенал пыточных инструментов побогаче отравленного чая будет.
Я сидел в абсолютно пустой комнате, не считая широкого стола, двух кресел и портрета какого-то чувака на полстены. Какой-то умудренный жизнью старик с яркими голубыми глазами. Весь такой аккуратный, причесанный, в пышной белой мантии с кучей побрякушек.
— Это ректор, да? — спросил я.
— Вопросы здесь задаю я.
— Еще есть шаблонные заготовки для нагнетания атмосферы? Давай сразу вывалишь все, а я сделаю вид, что мне страшно. На том и разойдемся.
В противоположность ректору, а чей еще портрет может тут висеть, допрашивающий выглядел молодо и довольно просто. Черный костюм, галстук-бабочка, максимально серый взгляд.
— Рассказывай, кого успел убить, что натворить, чтобы получить черную мантию.
— Ну ладно, если это ускорит процесс, давай на чистоту. Когда я был ребенком, то устраивал геноциды. Вырезал целые поселения разными способами. Иногда устраивал потоп, иногда просто сравнивал все с землей.
— Так, — глаза допрашивающего разгорались.
— Но мой любимый вариант, это сжигать все дотла. Но не сразу, а по одному жителю.
— Огненное сновидение?
— Круче, — ухмыльнулся я. — Берешь энергию самого солнца, концентрируешь ее в одной точке и смотришь, как обугливается тело.
— Даже ректор на такое не способен.
— А я способен. Ясный день, лупа, два часа времени, и вся колония муравьев испепелена. Я не горжусь этим, ребенком был. Но кто тут не без греха?
— Муравьев? Понятно, все еще шутки шутишь? Ты не понимаешь насколько все серьезно и что с тобой будет?
— Говорил же, давай сразу весь набор шаблонов. Концентрируй, так хоть какой-то толк будет.
Допрашивающий вздохнул, что-то записал в блокноте и откинулся на спинку стула. Кстати, впервые вижу в этом мире блокнот. Обычно все пишут на листах пергамента или в свитках, а тут странный, но все же блокнот в кожаном переплете.
И пишет он карандашом, но вот тут я не уверен. Не видно с моего места.
— Ты знаешь, что означает цвет твоей мантии?
— Что у распределяющего кристалла хороший вкус. А что означает цвет твоего пиджака?
— Это просто костюм.
— Ага, то есть мы наконец перешли к диалогу, — усмехнулся я. — Всего четыре часа понадобилось. Так может и мантия, это просто мантия?
— Не просто, — раздался голос у меня за спиной. — Оставь нас, будь добр.
Когда я сказал, что в комнате нет ничего, кроме мебели и портрета, я имел ввиду и отсутствие дверей. Но это не сон, либо такой, что мой дар не действует в этих стенах.
Поэтому мужик в костюме просто встал и ушел мне за спину, а когда я попытался обернуться, то не смог. Такое ощущение, что мягкое и удобное кресло не позволяли мне пошевелиться.
Напротив стола уселся человек в мантии и посмотрел на меня уставшим взглядом.
— Какая встреча, магистр Ки. Ваши шрамы все так же мужественны, — поприветствовал я.
— Оставь, Лаэр, — отмахнулся тот. — Это не место для светских бесед.
Намек понял. Он тут не для того, чтобы спрашивать про Ская. Значит, нас либо слушают, либо записывают. Ну или что-то аналогичное, с учетом особенностей мира и места.
— Магистры нашли твой сон в калейдоскопе. Попытались найти твой якорь, но его нет. Разобрали твой сон на составляющие, чтобы найти твое прошлое.
— Ого, вы и так умеете? Про якорь сам не знаю. Но если бы спросил кто другой, у меня есть мыслишка где его искать.
— Благодарю за то, что избавил меня от своих похабных шуток. Якоря у тебя нет, а это базовая вещь, которую создает ловец, после того, как начинает ходить в калейдоскоп. И сон у тебя странный. Такое чувство, что он зародился всего год назад, может чуть больше. И при этом он как будто…
— И не мой вовсе, — подсказал я.
— Как будто он твой лишь отчасти. Будто бы он не полноценный. Как будто у тебя не было детства, не было жизни. Я видел ловцов, отрезающих свой сон и создающих себе новый. Но полностью отрезать и уничтожить сон невозможно, всегда остаются отпечатки в калейдоскопе. А у тебя их нет.
— Мне всего годик, — пожал я плечами.
— Глядя на твое поведение, начинаешь верить. Знаешь, кто такие Шики?
Я напрягся. Об этом говорил Стефан. Мой потерянный сон был с меткой Шики, это про татуировку на роже.
— Они чем-то не угодили калейдоскопу. И еще у них тату на лице.
— Метка Гипноса. Она проявляется, только если человек накинет свой сон наяву. Но у особо сильных отпечатывается и на коже без всякого сна. Черный цвет мантии, как у тебя, выдается только Шики.
— Но у меня нет никакой метки.
— Как и у твоего сна.
— И часто у вас в академии такие бывают?
— В академии не часто. Но определительные артефакты вроде мантий студиозов используют повсеместно. Они отличаются по силе и точности. Например, кресло в котором ты сидишь, показывает больше деталей и нюансов.
У меня в груди все похолодело, но я постарался не дергаться и не опускать взгляд.
— Не напрягайся, нам не нужно видеть твой браслет, чтобы знать его цвет.