– Я не боюсь. Ты должен бояться.
– Кого?
Чертова девчонка!.. Не нашла ничего лучше, как приложить палец к губам. Палец слишком маленький, слишком тонкий, чтобы заслонить улыбку на губах. Но эту улыбку не заслонила бы и водонапорная башня, и дворец Мирамар, – так много места она занимает: не только на лице ангела, но и в окружающем пространстве. Улыбка ангела нависает над Субисарретой подобно транспаранту, гигантской растяжке, – из тех, что вешают между опорами мостов. Края улыбки-транспаранта хлопают на ветру, к ним прилипли птичий помет и гниющие водоросли, с обтрепанного полотнища стекает какая-то слизь: возможно, остатки жизнедеятельности червя Раппи, возможно, кого-то еще.
«BIENVENIDO EN EL INFIERNO»[26] —
написано на транспаранте, инспектор явственно видит заваливающиеся друг на друга неровные буквы. Явных орфографических ошибок нет, но, если бы поклонница скудоумных комиксов Лали дала себе труд написать это словосочетание в тетради или на салфетке, оно бы выглядело именно так.
Почерк-то детский.
Страшноватой сути высказывания это не отменяет.
Икер прикрывает глаза, чтобы отогнать неприятное видение: получается не с первого раза, но все же получается.
Замызганный транспарант исчезает, растворяется в воздухе, теперь улыбка Лали – это просто улыбка, можно назвать ее простодушной, можно – лукавой; сложнее с окружающим пейзажем, который несколько секунд скрывало адово полотнище.
Он еще не успел прийти в себя и выглядит застигнутым врасплох.
Нет-нет, все кажется совсем обычным: пирс, яхты, площадь Ласта вдали. Вот только Икер не слышит никаких звуков, не ощущает никакого движения. Катера и яхты не покачиваются на волнах, автомобили у площади и чайки в небе застыли, и ничто не способно сдвинуть их с места. Все это напоминает театральную декорацию, пусть и хорошо прописанную. А стоящие чуть поодаль Дарлинг и Исмаэль Дэзире – всего лишь марионетки, о которых все позабыли. И жизнь к ним вернется только тогда, когда кто-то невидимый соизволит дернуть за ниточки.
Или видимый.
Ангел.
– Так кого я должен бояться, девочка?
– Тебе идет эта шляпа, – хохочет Лали. – Носи ее всегда.
– Ты не хочешь отвечать на вопрос?
– Нет.
– Тогда я решу, что ты просто разыгрываешь меня.
– Может, разыгрываю. А может, нет.
– Ну, ладно. Помнишь, мы говорили о парне, которому понравились твои кошки?
– Да.
– Все зовут его Виктор. А… как бы назвала его ты?
– Ама́ди.
– И… что это означает?
– Что его зовут Амади.
Все наконец-то сдвинулось с места – в летнем расслабленном ритме, который обычно исповедует хороший, хотя и слегка припопсованный джазмен Майкл Фрэнкс. И Дарлинг с Исмаэлем больше не похожи на застывших марионеток, они проявляют известную самостоятельность: Исмаэль присел на кнехт и смотрит куда-то в сторону острова Санта-Клара, а русская машет Субисаррете рукой: пора заканчивать, инспектор, прощание слишком затянулось.
– В любом случае я рад, что мы познакомились, Лали. Ты хорошая девочка…
– Вовсе нет. Но я тоже рада.
– Мне будет тебя не хватать.
Рука у Лали оказывается горячей и неожиданно цепкой, как если бы в пальцы Икера впился стебель неизвестного ему экзотического растения. Интересно, если бы инспектору удалось прикоснуться к ибоге – был бы эффект тем же самым?
– Пока! – сказав это и выпустив ладонь Икера, ангел подходит к своим томящимся в ожидании родственникам. Троица первой покидает пирс, а Субисаррета смотрит им вслед, в надежде, что кто-то из них обернется и помашет рукой на прощание. Но никто из троих не оборачивается.
…До того как автобус распахнул двери на конечной остановке, инспектор успел несколько раз прокрутить в голове сцену прощания. Что хотела сказать ему девчонка, о чем предупредить? И что в ее понимании означает опасность? И что означает – «быть дурачком»? Измениться настолько, что потерять собственное «я», как случилось с Альваро?
Субисаррета не знает, что случилось с Альваро. Возможно, блокнот, найденный в старом полуразрушенном отеле, ему поможет. Но блокнот до сих пор лежит в багажнике: все потому, что Икер решил ознакомиться с ним в спокойной обстановке, дома или в управлении, – потратить максимальное количество времени на его изучение, чтобы ни одна, даже самая маленькая деталь не ускользнула.
Больше всего инспектор боялся, что людей у подножия статуи окажется немного. И он не сможет затеряться в толпе, чем привлечет ненужное внимание такого тертого калача, как Улисс. Но опасения не оправдались, одна туристическая группа сменяла другую, не обошлось и без вездесущих, постоянно щелкающих фотоаппаратами китайцев. Мысленно вознеся хвалу Доностии и ее достопримечательностям, Субисаррета побродил по площадке, без сожаления расстался с одним евро, чтобы заглянуть в синий перископ, тотчас же приблизивший часть бухты Ла-Конча. Будь прибор посильнее, он, наверняка, увидел бы и яхту «Candela Azul», но пока приходится довольствоваться общим видом пирса, панорамой набережной и прилепившимися друг к другу домами, где уже зажглись первые огни.
Когда огней стало вполовину больше, в поле зрения Субисарреты появились Микель и его спутница – довольно привлекательная девушка лет двадцати. Они были не единственной влюбленной парой, толкущейся в непосредственной близости от Христа, но, наверняка, самой колоритной, – и все благодаря клоунским трусам Микеля. Микель что-то шептал на ухо девушке, нежно обнимал ее за плечи; в общем, делал все то, что и положено делать влюбленному. И даже решился на небольшую импровизацию – акробатический этюд у перископа, десять минут назад сожравшего Субисарретов еврик. Вскочив на балюстраду, Микель встал на голову и поболтал в воздухе ногами, чем сорвал аплодисменты не только девушки, но и нескольких, особенно впечатлительных китайцев.
Аплодисменты раздались и в непосредственной близости от Субисарреты:
– Он совсем, как ты, Каспер! Сорок пять лет назад.
Голос, произнесший это, показался инспектору знакомым, как и имя, он слышал его совсем недавно. Обернувшись, Субисаррета увидел чудаковатых стариков из «Пунта Монпас», и тут же вспомнил имя женщины – Грета.
Каспер и Грета.
Смешно препиравшиеся из-за старого молочника и выразившие желание приютить кошку в своем домике с садом в Тронхейме.
Каспер, Грета и антикварная трость с головой древнеегипетского бога Анубиса. Каспер и сейчас опирался на нее. Не было ничего удивительного в том, что Каспер и Грета оказались здесь, в одном из самых открыточных мест Сан-Себастьяна, другое дело, что подъем в гору для пожилых людей – серьезное испытание. Но, как бы то ни было, справились норвежцы блестяще и выглядели свежими и вполне довольными жизнью. Доволен был и Субисаррета, его явному одиночеству пришел конец. Теперь можно на время примкнуть к старикам, группа из трех человек, двое из которых – безобидные пенсионеры, вряд ли привлечет чье-то пристальное внимание.
– Здравствуйте, – инспектор слегка склонил голову в знак приветствия. – Неожиданная встреча. Узнаете меня?
Первой откликнулась Грета:
– О, милый юноша из гостиницы! Ты помнишь его, Каспер?
– Угу, – пробормотал старик, пристально вглядываясь в лицо инспектора.
– Говорят, лучшего вида на Сан-Себастьян не существует, – светски продолжил Икер.
– Вид просто прекрасный, прекрасный! – с энтузиазмом поддержала его Грета. – А Каспер еще не хотел подниматься сюда. Мне пришлось выдержать целое сражение. А теперь скажи, кто был прав, Каспер?
Вместо ответа Каспер вздохнул и отошел к балюстраде.
– Прекрасный вид и прекрасный вечер, молодой человек! Э-э…
– Икер, – напомнил Субисаррета.
– А ведь день начался неважно, с дурного предзнаменования.
– Неужели?
– Следы на полу в гостинице, – Грета понизила голос до трагического шепота.
– Что за следы?
– Кошачьи. Когда мы вышли из номера, позавтракать в соседнем кафе, то заметили следы. Мы с Каспером, а не я одна, это важно. Ты ведь тоже видел их, милый?
– Угу, – снова подал голос старик.
– И что же необычного было в следах?
– Я волнуюсь о судьбе той очаровательной кошки.
– С ней должно быть все в порядке, – перебил Грету инспектор. – Я неплохо знаю ее хозяев, это очень приличные люди.
– В обществе приличных людей кошке ничего не грозит, – парировала Грета. – Никто ее не обидит, никто не поранит. Возможно, ей нанесли увечье…
– С чего вы взяли?
– Следы! Мы с Каспером видели маленькие следы от выпачканных в крови кошачьих лапок. Это было ужасно.
– Зрелище не из приятных, да, – подтвердил вернувшийся в компанию Каспер.
– Они шли от того номера, где мы в первый раз ее увидели. К лестнице. У меня тотчас же подскочило давление, так что пришлось вернуться в номер. А Каспера я отправила на ресепшен, чтобы администрация разобралась с тем, что у них творится. Кровавые следы, пусть и кошачьи, – вещь ужасная, согласитесь.
– Да уж, ничего хорошего, – подтвердил Икер.
– И что вы думаете? Нас посчитали старыми дураками!
– Почему?
– Потому что, когда администратор и одна из горничных поднялись на этаж, – никаких следов не оказалось, так-то!
– Кто-то успел их подтереть?
– В том-то все и дело! Дверь номера я оставила открытой, а сама села в кресло, чтобы прийти в себя и немного успокоиться. Мне был виден коридор, и первые люди, которые там появились, и оказались администратор с горничной. И Каспер. Так вот, те двое все внимательно осмотрели – и не нашли никаких следов!
– Куда же они подевались?
– Не знаю. Исчезли. Как и не было!
– Может, их и вправду не было?
Лучше бы Субисаррета не произносил этого: старуха по-детски надула губы и ухватилась за локоть мужа:
– Тоже считаете нас старыми дураками? Маразматиками, которым мерещится всякая чушь?
– Вы неправильно поняли…
– Я все поняла прекрасно! Но если бы речь шла только обо мне. Или о Каспере. Тогда еще можно было бы приписать все разыгравшейся фантазии кого-то из нас. Но мы оба – оба! – видели эти проклятые следы.