– Это по словам самого Купрейчика, – с ударением подчеркиваю я. – И якобы исключительно из-за интереса обоих к живописи.
– Вот, вот. Словом, пункт этот остается открытым. До следующего допроса. Так. Что еще?
– Еще неведомый Лев Игнатьевич, – напоминаю я. – Кроме имени мы, по-видимому, и приметы его знаем.
– М-да… – задумчиво соглашается Кузьмич. – Фигура, кажется, интересная. Это с ним Совко приходил обедать в ресторан к Музе. И его видели во дворе. Но тут… Да, тут, пожалуй, рано подступать к Совко. Тут, милый ты мой, надо будет чуток подготовиться. Для начала сделаем-ка мы о нем запрос в Южноморск, а? Запиши-ка это вторым пунктом, запиши.
Я добросовестно записываю.
– Сейчас и позвони, – добавляет Кузьмич. – Прямо по спецсвязи. Может, у них что и есть на этого Льва Игнатьевича. Тоже небось оттуда. Вот так, – он удовлетворенно вздыхает. – Ну-с, что там еще у нас?
– А еще Ермаков, – говорю я, – если пока по людям идти. Это и вовсе для нас темное место.
– Да уж. Прямо удивительно, как это у него сорвалось. Ты его, между прочим, довел, чего уж там говорить.
И непонятно, чего больше в этот момент в голосе Кузьмича – удовлетворения или укоризны. Поэтому я предпочитаю на реплику не реагировать.
– Может, и о нем заодно запрос сделать, о Ермакове этом? – предлагаю я.
– Давай попробуй…
Но в голосе Кузьмича сквозит какое-то сомнение.
– Думаете, его там не знают? – спрашиваю я.
– Думаю я другое… – качает головой Кузьмич.
В который раз он начинает выравнивать карандаши, лежащие перед ним на столе. У Кузьмича прямо-таки страсть к остро отточенным карандашам.
Я молча жду, стараясь угадать, что он думает.
– Видно, это еще тот судак, – говорит наконец Кузьмич. – Голыми руками его не возьмешь. Тут, милый мой, очень осторожно надо идти. Очень. Чтобы чего не испортить. Понятно тебе?
– Так не запрашивать пока?
– Здравствуйте! Кто же это говорит? – почему-то вдруг сердится Кузьмич.
– Пиши, пиши. Пункт третий это будет.
Он недовольно следит, как я делаю очередную запись, и, когда кончаю, добавляет сварливо:
– И, чтобы с людьми кончить, заметим себе, что парня с зеленым кашне и этого самого Купрейчика он, видите ли, и вовсе вроде бы не знает.
– Вот именно, что «вроде бы», – говорю я. – Врет он.
– То, что врет по этому пункту, тоже интересно. Запиши, будь добр.
Кузьмич уже не сердится, он даже как будто извиняется за невольный срыв. Я понимаю, ему тоже нелегко дался этот допрос.
– А теперь чего мы не дожали с тобой по фактам? – говорит Кузьмич. – Как думаешь? Что-то ведь не дожали.
– Насчет зеленого «Жигуля». По-моему, он эту машину ни разу не видел, – говорю я. – А с другой стороны, быть этого не может.
– Да, – соглашается Кузьмич. – Странный момент. Как только подобраться к нему, пока неясно.
– Надо подумать, Федор Кузьмич. Стоит подумать.
– Именно что. Запиши пока, – он делает паузу, пока я записываю, потом спрашивает. – Что у нас еще по фактам осталось неясным?
– Убийство признает, а кражу нет, – напоминаю я.
– Ну, это пожалуй что понятно. С убийством, с кражей. Тут только… Да, вот что! Мотив убийства остался неясен. Ведь это только наше предположение, что добычу не поделили. А на самом деле? Вот о чем мы с Совко еще не поговорили. Ну-ка, запиши.
В голосе Кузьмича чувствуется досада. Действительно, это важный момент, и мы чуть было его не упустили. Я так, честно говоря, просто упустил.
– Да, запиши-ка, – повторяет Кузьмич и заключает: – Вот теперь, я думаю, все. Как считаешь?
– Вроде бы да, – соглашаюсь я, проглядывая свои записи.
– Тогда двигай, – говорит Кузьмич и смотрит на часы. – Вон уже четвертый час. Быстро время как идет. Поторапливайся, пока они все на месте в Южноморске, пока рабочий день там не кончился. И погляди, Денисов вернулся? Что-то он не звонит. Ну, давай, давай. Я пока в госпиталь позвоню, как там сегодня наш Петр.
Я торопливо выхожу из кабинета Кузьмича, закуриваю и уже не спеша иду по длиннейшему коридору в дежурную часть. Оттуда я звоню в Южноморск. К аппарату зову знакомого сотрудника уголовного розыска.
За эти годы у меня появилось бесчисленное количество знакомых коллег в самых разных уголках страны. То я туда приезжал по служебным делам, и эти люди помогали мне выполнить задание; то приезжали в столицу они, и тогда помогал им я. Это один из главных законов нашей непростой и не совсем обычной работы: взаимопомощь, быстрая, четкая, заинтересованная. Без нее мы как без рук. При современной технике, которой ведь пользуется и преступник – телеграф, междугородный телефон, поезд, самолет, автомобиль, – только быстрота принятия и выполнения решений может обеспечить успех любой операции. Если вчера нельзя было отложить что-то на день в наших делах, то сегодня это нельзя отложить даже на час, в таком темпе мы теперь живем.
На другом конце провода меня отлично понимает Давуд Мамедов, давний мой приятель. Я ему как-то здорово помог в Москве, и он до сих пор не может успокоиться, горит желанием ответить мне тем же. Кажется, это ему скоро удастся.
– Значит, приедешь? – радостно переспрашивает он. – Ай как хорошо! Непременно приезжай. Пусть зима, пусть снег, у нас его ай сколько в этом году! Все равно приезжай. Все сделаем. Правда приедешь? – словно не веря собственным ушам, снова спрашивает он. – Или нет, а?
– К тому идет, – отвечаю я. – А пока ты мне тех двоих побыстрее установи. И незаметно, Давуд. Совсем незаметно. Лучше ничего не узнавай, только не засветись. Ты меня понял?
– Как не понять? Понял, конечно.
Я отправляюсь к себе. По дороге выясняю, что Валя Денисов еще не появился. У Вали важное задание, и я жду его тоже с нетерпением.
У себя в комнате я устало опускаюсь в кресло и снова смотрю на часы. Половина пятого. Вроде ничего особенного сегодня не сделал, но чертовски устал. А ведь дел еще уйма. И они почему-то не убывают. Даже наоборот. Прямо как гидра какая-то сказочная. Выполнишь одно дело, а на его месте появляются два новых. Вот и крутись как хочешь. Кстати, обедать тоже надо, и я машинально опять смотрю на часы.
Звонит городской телефон. Я снимаю трубку:
– Слушаю. Лосев.
– Здравствуйте, Виталий Павлович, – раздается незнакомый мужской голос, солидный, скрипучий, немолодой, вполне спокойный и уверенный. – Вы меня не знаете. Но я могу быть вам полезен. По телефону всего, конечно, не скажешь.
– Понятно, – говорю я, не очень удивляясь такому звонку: в нашей работе нечто подобное случается нередко. – Что ж, заходите, потолкуем.
– Нет. Желательно встретиться в городе, – говорит незнакомец.
Ну что ж. И к таким встречам я тоже привык.
– Где именно? – спрашиваю я.
– Допустим, в центре. На улице Горького. Перед Центральным телеграфом.
– Когда?
– Через час, если вам удобно. Сейчас… половина пятого.
– Да. Сейчас половина пятого, – подтверждаю я, взглянув на часы. – Согласен. Через час. Как мы узнаем друг друга?
– Узнаю вас я. И подойду, если… все будет тихо вокруг вас.
– Не беспокоитесь, – усмехаюсь я.
Ишь ты! Какой осторожный господин. Мне только не очень нравится, что он меня знает, а я, видимо, его нет. Это уже, выходит, кое-какое у него преимущество. А я люблю начинать игру во всяком случае на равных условиях. Но это, к сожалению, не всегда удается.
Я мысленно перебираю все законченные и незаконченные дела, по которым может произойти такая встреча, и, конечно, прихожу к выводу, что она может произойти по десятку поводов. Остались, например, некоторые неясности по недавно законченному нами делу, а на свободе кое-какие личности продолжают суетиться, и некоторые из них меня знают. То же происходит и еще по одному непростому делу, даже я бы сказал, неожиданному, в области, как мы полагали, вовсе не «криминогенной», то есть не чреватой преступлениями. Как-нибудь я об этом деле расскажу. Наконец, мы сейчас вместе с уехавшим в командировку моим другом Игорем Откаленко подбираемся к одной потенциально весьма опасной группе и, увы, только что сделали крайне неосторожный шаг. И теперь подобный звонок вполне может последовать и оттуда. Вот это было бы очень неприятно.
Словом, гадать бессмысленно, проще всего подождать час. Кстати, может быть, вернулся наконец Денисов?
Я звоню ему, но никто не отвечает. Досадливо бросаю трубку и тут же снова хватаюсь за нее и набираю новый номер. Нет. Кузьмич тоже куда-то ушел. Интересно, он дозвонился в госпиталь? Впрочем, я это могу превосходно сделать и сам, даже лучше его. Ох, у меня уже немало знакомых в этих безрадостных местах, и в частности, в нашем госпитале.
Набираю длинный городской номер и, когда мне отвечает мелодичный девичий голосок, осведомляюсь:
– Это Лена?
– Да. Кто говорит?
– О, как я удачно попал, – вполне искренне радуюсь я. – Это Лосев, такой длинный-длинный, несчастный пижон из угрозыска. Может быть, остался в памяти?
Лена смеется.
– Чего это вы на себя наговариваете? Кавалер что надо. Вы, конечно, насчет Шухмина интересуетесь?
– Нет. Я насчет Пети. Знаете такого? Толстого-толстого, несчастного…
Лена снова смеется. И по ее беззаботному смеху я уже догадываюсь, что Петя в порядке, в относительном, конечно, порядке, но все же.
Так оно и оказывается.
– На той неделе встречайте, – говорит Лена.
– Непременно. С цветами. Конечно, для вас.
– Придется с этим подождать до весны, – вздыхает Лена.
– Леночка, вы недооцениваете нашу фирму. Мы все можем, если захотим.
Некоторое время мы еще болтаем, и Лена сообщает мне всякие дополнительные сведения о Пете, которыми справочная обычно не располагает. Мне ясно, что Лена сегодня сама забегала к нашему другу. Кроме того, она охотно берется передать от меня привет и всякие туманные слова, из которых Петя поймет, что дела развиваются нормально и даже есть кое-какие успехи. Очевидно, Лена собирается еще раз посетить Петра. С ее стороны это очень чутко.