– Так само вяжется.
– Ну, ну, не торопись. Этот Купрейчик чем на фабрике у себя занимается, не узнавал?
– Да нет.
– Когда насчет Семанского туда поедешь, этим тоже поинтересуйся. Осторожно только. Он для нас пока лишь потерпевший, жертва, так сказать.
– Он и в самом деле потерпевший.
– Ну, а я что говорю? Поэтому особая осторожность нужна. Но проверить тут кое-что надо, милый мой, как уж ни крути. Непременно надо. Помни навсегда: самая малая неувязочка в деле, малейшая неясность должна быть прояснена, не забыта. Как в школе учили, – приводит свой любимый пример Кузьмич. – Один малюсенький уголок не совпадает, и два громадных многоугольника уже не подобны. А тут у нас не одна такая неувязочка, вот ведь что.
Да, многовато неясностей в простом, казалось бы, деле о квартирной краже, даже слишком много. Что-то не складывается цельной картины, наоборот, все разваливается. Чем дальше, тем больше. Точнее, за квартирной кражей вырастает другое дело – убийство, а за этим другим расплывчато, неясно начинает как будто бы маячить что-то еще. Вот ведь какая странная история. И главное, не один я, оба мы чувствуем, и Кузьмич, и я.
– Что там у Денисова? – спрашиваю я.
– Час назад звонил с вокзала, – досадливо говорит Кузьмич. – Видно, ушел Леха из зоны активного поиска. Выпустили его. Вот уже… – он смотрит на часы. – Ну да. Как раз сутки прошли, как розыск объявили. И ни слуху ни духу.
– Могли недавно взять, а сообщить еще не успели.
– Посмотрим. Денисов там шарит по всем дорогам.
Звонит один из телефонов. Кузьмич снимает трубку.
– А-а, ты. Привет… Ну, давай, давай. Ждем… Тут, тут, – он кладет трубку и сообщает: – Паша Мещеряков. Сейчас зайдет.
Наш «небесный Паша» в своем неизменном синем костюме и голубой рубашке появляется почти мгновенно. Он, как всегда, сосредоточен и неулыбчив. В руках у него дерматиновая зеленая папка с металлическим замочком. Паша раскрывает ее и вынимает всякие бумаги. На каждой почти стоит знакомый гриф «секретно». Бумаг немало, ребята успели, видно, поработать.
– Двое граждан из красного «Москвича», – хмурясь, говорит Паша, – нами установлены. Один – Шершень Степан Иванович, второй – Гаврилов Иван Степанович. Под наблюдением двое суток, с момента наезда на Шухмина. Но сначала о них самих. Оба давно нигде не работают. Шершень, тот широко живет, деньгами кидается, рестораны, девки, шмутки заграничные. Одинокий. Имеет «Жигули» зеленого цвета. Последнее место работы – техник-смотритель в жэке. Веселый, контактный, многочисленные связи, все больше по части выпивки. А когда выпивает, становится агрессивен и подозрителен. Боится только одного человека – Гаврилова. Тот замкнутый, молчаливый, всегда подозрительный. Никого к себе не подпускает. Внешне живет скромно. Жена работает в аптеке. Есть дочка, во второй класс ходит. У Гаврилова свой дом под Москвой. Солидный дом. На тестя записан.
– Это куда Петр ездил? – спрашиваю я.
– Нет. То дача. Сейчас расскажу – упадешь. Но сначала кончу об этих двоих. Гаврилов слесарь, тоже в жэке работал. Там они с Шершнем и познакомились. От этого жэка, видимо, и интерес к чужим квартирам. Насмотрелись, как люди живут, а заодно и как двери запирают, какие замки ставят, что как в квартирах лежит, хранится. Гаврилов, надо сказать, слесарь первоклассный. Для него вообще нет замков, которые нельзя открыть. Однажды английский сейф в соседнем учреждении открыл, позвали его, ключи куда-то затеряли. И вот даже после такого дела он к нам в поле зрения не попал. Я считаю, серьезная эта наша недоработка.
– Правильно считаешь, – кивает Кузьмич. – На заметку надо было взять.
– Значит, в кепке и зеленом шарфе это он, Гаврилов? – спрашиваю я.
– Он самый.
– И красный «Москвич» его?
– Тоже на тестя записан. Водит по доверенности.
– Да что это за тесть такой?
– Граф, – деловито сообщает Паша.
– Чего, чего?.. Граф? – удивленно переспрашиваю я.
– Самый настоящий. Вернее, потомок. Его мать из крепостных была, приз по красоте в Париже получила. А отец подлинный граф, младший отпрыск, правда. После революции пошел работать. Вот теперь сынок, то есть тесть этот самый, говорит, что ему якобы от предков кое-что перепало. На это, видишь ли, все и приобрел. Сам он сейчас пенсионер уже.
– Ну и ну, – улыбаюсь я. – И не подкопаешься. Хитер Гаврилов. С графом породнился. Не всякому такое привалит.
– Точно, – соглашается Паша. – Но вот с этими двумя рядом, так сказать, третий человек есть. Неожиданная фигура. До конца мы пока с ним не разобрались. Вернее, только начали разбираться. Вчера на него вышли.
– А почему ты говоришь «рядом»? – интересуюсь я.
– Видимо, в их группу непосредственно не входит.
– Кто ж он такой?
– Зовут Олег, фамилия Брюханов.
– Брюханов? – недоверчиво переспрашиваю я. – Это что же, однофамилец покойного академика или…
– Вот именно. Сын, – угрюмо подтверждает Паша и добавляет: – Сначала сами не поверили. Ну, а потом пришлось поверить.
– Он-то, во всяком случае, квартиру отца, надеюсь, не грабил?
– Тоже надеюсь. Но с Шершнем знаком, выпивают вместе.
– А что этот Олег Брюханов делает, где работает?
– Ассистент в одной из лабораторий института, где отец был директором. Спирт оттуда тащит. Алкаш немыслимый. Где выпивают, там и он. Магнитом тянет. В любую компанию. Если не зовут, сам втирается. И принимают. Болтун, добряк, безобидный парень.
– А с сестрой судился, – говорю я. – Все отцовское добро себе тянул, говорят.
– Так это, видимо, жена его накрутила.
– Во-во. Третья, говорят, она у него. Пьяница, проститутка, – вспоминаю я рассказ Софьи Семеновны во дворе. – Так, что ли?
– С женой мы еще познакомиться не успели. Вчера только на него самого вышли. Все возможно, между прочим.
– И где она работает, неизвестно?
– Известно. В том же институте, лаборантка. Сегодня мои ребята туда поехали. Вот-вот вернуться должны. Разрешите? – обращается Паша к Кузьмичу и указывает на телефон.
– Давай, – кивает Кузьмич.
Паша, обойдя стол, снимает трубку, набирает короткий номер и говорит:
– Волков?.. Уже прибыл?.. Зайди к подполковнику Цветкову, я здесь. Все сразу доложишь… Да, захвати, – он кладет трубку и говорит нам. – Сейчас придет.
Через минуту появляется Витя Волков, ладный, белобрысый паренек с университетским значком на лацкане модного пиджака. Он в белоснежной рубашке с красивым полосатым галстуком.
– Что ты такой нарядный? – интересуюсь я.
– Сознательно, – приосанивается Витя. – В институте Академии наук был все-таки. Пусть не думают, что сыщики некультурный народ. Престиж фирмы, так сказать. Ну, и в смысле контакта тоже, – туманно добавляет он.
Но мы его прекрасно понимаем.
– Давай, – говорит Паша. – Докладывай.
– И садись, садись, – добавляет Кузьмич.
– Значит, так, – Витя располагается возле столика, придвинутого к письменному столу Кузьмича. – Беседовал я с заведующим лабораторией, с замсекретаря партбюро, с одной лаборанткой и одним доктором наук, профессором.
– Аккуратно, надеюсь? – сурово спрашивает Паша.
– Ясное дело. Никто из них не понял, что мне на самом деле надо. Словом, так. Все они Олега Брюханова отлично знают и супругу его тоже, конечно. Насчет Олега мнения не расходятся. Выпивоха, лентяй, добряк, воли никакой, принципов тоже. Все пропил. Из института с третьего курса его вышибли. А в лаборатории его держат только из уважения к памяти отца.
– Самого ты его видел? – спрашиваю я.
– Под конец. Метнулся в коридоре пугливым зайцем и пропал. Сильно чем-то был взволнован. Моим приездом, возможно. Узнал от кого-нибудь.
– Вполне возможно, – кивает Кузьмич, выравнивая на столе свои карандаши.
– Ну, а супруга что собой представляет? – с нетерпением спрашиваю я.
– Кобра. Ее все там так и зовут. И даже показывают. Вот так.
Витя поднимает руку, сгибает ее в локте, а пальцы складывает вместе, как змеиную головку. Рука удивительно напоминает приподнявшуюся кобру, когда она высматривает добычу.
Мы все смеемся.
– Вертит Олегом как хочет, – продолжает Витя. – Говорят, даже бьет. Полна на всех злости. И всем на мужа жалуется. Ну, и жадна, говорят, до невероятия.
– Видел ее? – спрашивает Паша.
– Ага. Издали.
– Боялся приблизиться? – смеюсь я.
– Ты сам попробуй, – отшучивается Витя.
– А почему и не попробовать? – я смотрю на Кузьмича. – Змей я не боюсь. Алкашей тоже. Разрешите, Федор Кузьмич?
– Решайте, – говорит Паша. – Дела по краже и по убийству объединяем и передаем вам. Вот, последние мероприятия провели.
В этот момент дверь кабинета приоткрывается, и на пороге появляется Валя Денисов.
– Разрешите, Федор Кузьмич? – вежливо осведомляется он.
– Заходи, – кивает Кузьмич.
А я тем временем напоминаю Паше:
– Ты еще ничего не сказал насчет дачи, где наш Петр был.
– Тьфу ты! – хлопает себя по лбу Паша и загадочно улыбается. – Эту дачу надо непременно осмотреть. Если они там что-то с кражи спрятали, то это, я вам скажу, просто гениальный ход.
– Почему же сразу так уж и гениальный?
– А потому, что эта дача академика Брюханова.
– Чья?!
Мы все на секунду даже немеем от изумления.
– Академика Брюханова, – торжественно повторяет Паша, теряя даже на момент свою обычную суровую сдержанность.
– Вот это финт, – наконец говорю я. – Интересно, чья голова это придумала.
– Скорей всего Гаврилов, – отвечает Паша. – Он и не такое придумает.
– Как знать, – говорю я. – Там и похитрее твоего Гаврилова головы есть. Один этот Лев Игнатьевич небось кое-чего стоит. Да и Чума тоже.
– Гаврилов, мне кажется, другое дело, – качает головой Кузьмич, выкладывая по росту карандаши и не отрывая от них глаз. – Это мастер, специалист. Он небось и убийство Семанского не одобрил. Учесть это надо будет.
– Но все добро они на даче не спрячут, – говорю я. – Тот же Лев Игнатьевич не разрешит. По разным местам небось рассовали. Думается мне, что в лучшем случае эти двое, Гаврилов и Шершень, свою долю там спрятали, на даче этой.