– Не. Ребята принесли.
– Кто именно?
– Именно?.. – он мучительно скребет под шапкой затылок. – Именно Федька Чуев… а может, Серега. Да вот сейчас приедем и спросим.
Машина наша вскоре тормозит у распахнутых ворот стройплощадки, и колеса слегка заносит в грязном снежном месиве.
Мы направляемся к котловану, откуда, как и вчера, торчит ажурная стрела крана, правда, занявшая уже новое положение.
На полпути Сизых неожиданно останавливается, пристально смотрит на высокий земляной отвал и только по одному ему известному признаку определяет:
– Ребят там уже нет, – он кивает в сторону котлована. – Пошли в вагончик. Выходит, значит, обед у них. Ну, и раствора, конечно, больше не везут, – он вздыхает. – Звонить надо.
Мы поворачиваем и бредем назад, к воротам, скользя в жидкой грязи и стараясь обходить наиболее глубокие лужи.
Действительно, в вагончике набилось человек пять парней в ватных брюках и телогрейках. Один, устроившись в углу, читает какую-то рассыпающуюся книжонку, остальные за шатким фанерным столом стучат костяшками домино. Тут же стоят вспоротые консервные банки, белые кефирные бутылки, на куске газеты лежат остатки хлеба и колбасная кожура.
– Привет начальству, – говорит один из играющих, не отрывая взгляда от костяшек на столе.
– Федор, – строго окликает его Сизых, – ты эту штуковину нашел, сумку то есть?
– Черненькую-то? Мы с Серегой.
Парень продолжает играть и отвечает небрежно, через плечо.
– Где именно? Выдь, покажи товарищу.
Что-то в интонации бригадира, видимо, настораживает парней. Они прерывают игру и оборачиваются в мою сторону, с любопытством меня разглядывая. Парень, читающий в углу, тоже отрывает глаза от книги.
Во взгляде Федора я кроме любопытства улавливаю еще и некоторую опаску и неприязнь. Он недовольно хмурится.
– Обед у нас…
– Я пойду! – торопливо восклицает паренек, читавший книжку, и вскакивает с табуретки.
Сизых поясняет мне:
– Это он и есть, Серега, значит, – и оборачивается к Федору. – А ты форменный дурень, никакой в тебе сознательности нет. Целый день вот так бы и стучал.
– И еще б бутылка, – с насмешливой мечтательностью говорит Федор.
– Утонешь скоро в бутылке.
– И вытрезвитель нынче подорожал, – язвительно добавляет кто-то. – Одни неприятности от него.
– А уж Катька твоя точно уйдет, – говорит Серега и хлопает Федора по плечу, – прошлый раз еще грозила, когда за зарплатой пришла, помнишь?
– Предложу вакансию, – подхватывает другой парень. – Такой бабе пропадать никак нельзя.
Видно, Федька пользуется дурной репутацией, и дружков у него тут нет.
Мы с Серегой выходим из вагончика, минуем ворота и направляемся к котловану. На этот раз мы не забираемся на высокий земляной отвал, а огибаем его и добираемся до пологого, выложенного неровными бетонными плитами спуска. Идти трудно, ноги разъезжаются в жидкой грязи из снега, воды и глины. В самом котловане к этому прибавляется еще и битый кирпич.
Сергей уверенно пробирается среди наваленных бетонных плит, огибает грузно осевший, словно уснувший кран и в дальнем конце котлована подводит меня к груде кирпича.
– Вот тут мы ее и нашли, – говорит Сергей и смотрит на меня веселыми и любопытными глазами, двумя серыми плошками, освещающими узкое, совсем мальчишечье лицо с нежным золотистым пушком на щеках.
Я внимательно оглядываю место, указанное мне Сергеем. Далековато, однако, оказалась эта сумочка от своей хозяйки. Совершенно очевидно, что при падении девушки в котлован сумка не могла отлететь сюда, для этого ей надо было, кроме всего прочего, перепрыгнуть по пути через кран. Следовательно, кто-то ее сюда забросил, специально забросил, подальше от трупа. А точнее, даже не забросил, а запрятал, вон туда, в щель между кирпичами. Но при этом оставил в сумочке паспорт, профсоюзный билет, всякие женские пустяки вроде пудреницы и губной помады и даже кошелек, а в нем какая-то мелочь. Тем самым как будто бы подтверждается версия убийства, а также и тот факт, что ограбления тут не было. И все же полной уверенности у меня по-прежнему нет.
– Скажи, Сергей, ты позавчера был на работе?
– Позавчера? Это, значит, во вторник? Был, конечно.
– Помнишь этот день?
– А чего его помнить? День как день.
– Ну да, – смеюсь я. – Кран сломан, раствора нет. Можно весь день в домино стучать.
– К вашему сведению, я этими глупостями не занимаюсь, – сухо отрезает Сергей. – У меня других дел хватает.
– Ладно. Не обижайся. Лучше вот что вспомни: когда ты ушел в тот день домой? Это очень важно.
– Когда ушел? Сейчас…
Сосредоточившись, Сергей мгновенно забывает об обиде. Нет, он определенно славный парень.
– Мне в тот день к матери на работу надо было заехать, – припоминает между тем Сергей. – Взять деньги, отвезти к дяде Вове. У матери я был, кажется, в шесть, потому что к дяде Вове приехал в семь, как раз хоккей начинался. Мы его посмотрели, я чаю выпил и домой приехал часов в одиннадцать. Точно, не раньше, потому что еще по дороге заезжал… Все правильно, – и уже громко объявляет. – Выходит, отсюда я часов в пять ушел. Вообще-то можно было бы и раньше, все равно не работали, да зачитался, тепло у нас там… – и в свою очередь спрашивает: – А вы, значит, из милиции?
– Ага.
– Из уголовного розыска?
– Именно.
– Насчет этого дела? – он, хмурясь, кивает в ту сторону, где был обнаружен труп девушки.
– Да, насчет того дела.
– И расспрашивать не полагается?
Я не выдерживаю и улыбаюсь.
– Не полагается.
Сергей, запрокинув голову, смотрит на меня с таким жадным любопытством, что мне становится неловко. Наверное, начитался о нас всяких книг. В этих книгах обычно много преувеличений, и все там выглядит слишком уж героично и необыкновенно.
И, как бы отвечая на мои мысли, Сергей хлопает себя по карману и весело объявляет:
– Вот про вас книжку читаю. Во книга! Сегодня отдать надо.
Я улыбаюсь.
– К нам поступить не надумал?
– Не. Лучше про вас читать. А у меня интерес к технике. И отчасти к науке. А в вашей работе я… Слушайте, – вдруг возбужденно прерывает он сам себя, – а ведь я в тот вечер еще раз здесь был. Ну конечно.
– Когда? – невольно настораживаюсь я.
– Ну, часов в пол-одиннадцатого. Вы понимаете, – торопливо продолжает Сергей. – Я же тут недалеко живу. Ну, считай, рядом. Меня начальник участка потому сюда и прислал. Я ж еще вечером в школе рабочей молодежи учусь. Так чтоб мне меньше времени на дорогу тратить. Он у нас во мужик! Ну так вот. Я когда от дяди Вовы ехал, вспомнил, что книжку забыл, чужую. Здесь, в вагончике нашем. Вот я по дороге домой и забежал. А замок там висит, так он любым гвоздем открывается. Вот я, значит, и заехал. И знаете… в общем, никакой девушки я не видел тут.
– Ты что же, на площадку заходил?
– Нет. Чего мне там делать? Забрал книжку и айда. Я говорю, на улице не видел, у ворот. А в темноте у меня, между прочим, знаете какое зрение? Как у совы. Почти инфракрасное.
– И вообще никого не видел на улице в это время? – допытываюсь я. – Постарайся припомнить.
– Вообще? – Сергей задумывается и неуверенно произносит: – Двое каких-то работяг прошли…
– Откуда и куда?
– Оттуда вон, – машет рукой Сергей. – Мимо, значит, вагончика и… вроде в ворота зашли. Бутылка, я помню, у них была… – уже уверенно добавляет. – Точно зашли. Я теперь вспомнил.
А я чувствую, как меня начинает охватывать знакомое волнение. Итак, картина разыгравшихся в тот вечер событий усложняется. Появляются еще два действующих лица, появляются именно в то время, когда эти события развертывались. Значит, те двое или участвовали в этих событиях, или, во всяком случае, должны были что-то видеть. Но какими бы они ни были пьянчугами и опустившимися людьми, если бы на их глазах убивали женщину, или эта женщина кинулась бы сама в котлован, они бы, даже побоявшись вмешаться, все-таки в этом случае прибежали бы к нам, я полагаю. И то, что никто из них не прибежал, указывает… Впрочем, рано еще строить предположения. Пока что надо попробовать этих двоих найти.
– Ты их разглядел? – спрашиваю я Сергея.
– Да вроде бы… – неуверенно отвечает он. – Вот в глаза бросилось… Ну, как сказать?.. Ну, очень разными они мне показались, что ли. Один низенький такой, толстый, в рваной телогрейке. Он все подпрыгивал и еле поспевал за другим. А тот, другой, здоровый такой малый, в шляпе и… вот не помню, чего еще на нем было.
– А почему ты решил, что они выпивать шли?
– Так этот-то, низенький, бутылку волок. Руки в рукава телогрейки засунул, холодно же было, а бутылку к себе прижимал, – поясняет Сергей и показывает, как тот парень нес бутылку.
Мы все еще стоим в котловане, в дальнем его конце, за краном. Я почему-то медлю отсюда уходить. Мне все время кажется, что я еще чего-то тут не увидел, на что-то не обратил внимания и чего-то не нашел. Но ведь ребята из отделения вчера внимательнейшим образом осмотрели котлован и ничего не обнаружили. Как же они просмотрели сумочку? А потому, что она была специально запрятана в груду кирпичей. И она бы могла пролежать там бог знает сколько дней, если бы не привезли сегодня раствор и рабочие не принялись бы за кладку фундамента. Кто же мог спрятать сумку – убийца? Да, конечно, только убийца. Больше некому. Значит, самоубийство окончательно отпадает? Пожалуй, что так. Но тогда какой может быть мотив этого убийства? Насилие исключено. Грабеж? Но даже кошелек с деньгами остался в сумке, не говоря уж о кольце и часах. Остается ревность, месть или просто ссора. Но тогда убийцей должен быть человек, по крайней мере знакомый с этой девушкой, а скорее даже ухаживающий за ней или даже ее возлюбленный. Такая славная девушка, почему бы ей и не иметь возлюбленного? Но зачем ему понадобилось прятать сумку? Чтобы не обнаружили документы? Это, между прочим, логично. Что ж, теперь связи убитой установить будет несложно, а следовательно, и обнаружить этого человека тоже.