Паша, скромный, немногословный паренек в неизменном синем костюме, голубой рубашке и ярко-синем галстуке – за что мы его прозвали, а так же еще и за молчаливость, «небесным Пашей», – информирует нас о положении дел с той квартирной кражей. Все сообщаемые им факты мы сразу же «примеряем» к Лехе, Чуме и к их возможным сообщникам. Хотя объяснить при этом, зачем им понадобилось в ходе подготовки к краже убивать какого-то Гвимара Ивановича, пока совершенно невозможно. Однако то обстоятельство, что он тоже приехал из Южноморска, позволяет предположить, что Гвимар Иванович может быть знаком с членами шайки и даже находиться с ними в каких-то отношениях.
Остается также и версия, что убийство организовал или спровоцировал Чума из ревности, ведь у Гвимара Ивановича были, кажется, самые серьезные намерения в отношении Музы. Впрочем, из слов ее матери получается, что Гвимар Иванович тоже знал Чуму, даже куда лучше, чем знала его Муза. Наконец, и сам Гвимар Иванович нам пока далеко не ясен и весьма подозрителен, вспомним хотя бы его подарки Музе. Так что между ними могли существовать и всякие другие отношения, кроме ревности.
Итак, Паша Мещеряков рассказывает нам о той краже, перечисляет, что взято ворами. И тут мы отмечаем, что отбор картин произведен весьма квалифицированно, и это уже не под силу ни Лехе, ни Чуме, тут чувствуется иная рука. И у всех у нас одновременно почти возникает интересная мысль: а не могло ли так случиться, что именно Гвимар Иванович, будучи вхож в ту квартиру и к тому же достаточно образован, наметил вещи для кражи, сообщил все сведения о хозяевах квартиры, а потом был убит сообщниками, ибо потребовал львиную долю добычи?
– Пока что утверждать трудно, – как всегда, уклончиво говорит Валя Денисов. – Ведь не после кражи, а до кражи убили.
– Делили шкуру неубитого медведя, – смеется Шухмин.
– Очень даже возможно, – сердито возражаю я. – Сколько таких случаев уже было, ты вспомни. Добыча-то предполагалась богатейшая. Тут перегрызться уже заранее можно было.
– Ясное дело! – с энтузиазмом поддерживает меня Петя.
– Что дала работа по месту происшествия? – спрашивает Пашу Мещерякова Кузьмич. – Протокол осмотра у тебя? – он кивает на папку, которую принес с собой Паша.
– У меня, – отвечает Паша и раскрывает свою папку.
И тут мы узнаем весьма интересные факты. Во-первых, на месте происшествия, то есть в квартире, не оказалось следов пальцев посторонних лиц. Следовательно, то, что забыли сделать Леха и Чума в квартире художника Кончевского, их заставил кто-то сделать в квартире покойного академика Брюханова. Если, конечно, они вообще туда проникли. Но другие факты говорят, что они вполне могли туда проникнуть, вернее даже… Впрочем, вот эти факты. В прихожей, на полу, обнаружили окурок сигареты «Прима», которые курил Леха. И группа слюны на этом окурке совпала с Лехиной группой. Мы внимательно исследовали окурки, оставленные Лехой и Чумой в квартире художника Кончевского.
Но самым главным фактом – и тут мы, честно говоря, просто ахнули – оказался не окурок. В квартире на полу была найдена перчатка, принадлежащая… Кольке-Чуме. Коричневая перчатка, наполовину кожаная, а наполовину замшевая с металлической кнопкой и выступающими грубыми швами. Вторую такую перчатку я своими глазами видел у Чумы, когда мы вышли за сигаретами в переднюю. У меня их в пальто не оказалось, а Чума достал из кармана своего пальто сначала такую вот перчатку и, выругавшись, сказал, что где-то потерял вторую, а потом и пачку сигарет. Да, теперь уж сомнений не оставалось, теперь уже даже Кузьмич, я вижу, поверил в мою версию. Раз кражу совершили Чума и Леха из той самой квартиры, где бывал тоже весьма подозрительный Гвимар Иванович, то конфликт вполне мог возникнуть у них из-за дележа украденного, это куда вероятнее, чем из-за Музы.
– Они его поджидали во дворе, пока он был в той квартире, – говорит Шухмин. – А потом он вышел, и тут произошла ссора.
– Нет, – возражаю я. – Леха мне намекнул, что кто-то велел им убить этого Гвимара Ивановича. И потом, тот седой во дворе…
– Ну, пока спор бесполезен, – говорит Кузьмич. – Пока мне кажется, что Лосев прав. Велели им убить. И тут не двое, тут, видать, банда действует.
Итак, банда Чумы, где, впрочем, он вовсе не был главарем, им, скорей всего, был тот низенький и седой, который спорил однажды во дворе с Гвимаром Ивановичем, – банда эта приехала в Москву и ограбила квартиру покойного академика. И вполне очевидно, что кто-то дал банде «подвод», навел ее на эту квартиру. В таком случае версия по Гвимару Ивановичу становится вполне реальной. Повторяю, он был вхож в этот дом и вполне мог определить ценность находящихся там картин и вещей.
Непонятной тут пока остается лишь одна деталь: кто мог следить за Гвимаром Ивановичем и седым толстяком, когда они ссорились во дворе? Деталь, казалось бы, пустяковая, тем более что, возможно, Инне Борисовне это просто показалось. И все же… Кузьмич наш любит говорить: «Маленькая деталь – это как на чертеже один малюсенький угол, если он не совпадает, то огромные многоугольники не подобны. А у нас в таком случае лопается самая распрекрасная версия». Впрочем, все в конце концов может объясниться и встать на место. Надо лишь как следует поработать, только и всего.
– Какие интересные связи еще установили у этой семьи? – снова спрашивает Пашу Мещерякова Кузьмич. – Кроме, значит, Гвимара Ивановича.
– Тысячу людей установили, – ворчит Паша.
Он как будто даже недоволен своими открытиями.
– А этого Гвимара Ивановича вы установили? – спрашиваю я.
– До него мы не добрались, – отвечает Паша.
– Ну, давайте разбираться, до кого вы добрались, – говорит Кузьмич. – Списки у тебя есть?
– А как же.
Паша достает списки, и мы углубляемся в работу.
Здесь указаны все родственники Инны Борисовны и Виктора Арсентьевича, все их друзья, сослуживцы, просто знакомые, все случайные посетители квартиры за последнее время – водопроводчик, столяр-краснодеревщик, служащая прачечной, доставщик заказов из гастронома, врач поликлиники, лечивший простудившегося Виктора Арсентьевича, медсестра, приходившая ставить ему банки, почтальон, приносивший очередные подписные тома Толстого и Тургенева. Словом, не был, кажется, пропущен ни один человек, переступивший за последнее время порог этой квартиры, кроме… Гвимара Ивановича.
– Тут вообще нет приезжих, – замечает Денисов.
– Не успели еще, – вздохнув, отвечает Мещеряков. – И так вон сколько за три дня проверили.
– Но банда тянет на приезжих, – вступает в разговор Петя Шухмин. – В первую очередь их сейчас надо выявлять.
– Теперь-то ясно, – угрюмо соглашается Мещеряков.
– Ты не расстраивайся, браток, – утешает его Петя. – Мы сейчас впряжемся знаешь как? Ветер засвистит.
– У тебя здесь есть список украденных картин и всего остального? – спрашивает Кузьмич Пашу и указывает на его папку.
– Есть. Вот он, – Паша достает сколотые листки.
Мы внимательно читаем этот длинный список.
– Да-а… – качает головой Шухмин. – На себе не унесешь.
– Именно что, – подхватываю я и многозначительно смотрю на Пашу. – Как насчет машин, ничего не накололи?
– Кое-что, – говорит Мещеряков. – В тот день у дома заметили четыре машины.
– У дома – это значит во дворе? – уточняю я.
– Ну да, – кивает Паша. – Все четыре нашли и проверили. Отпадают.
– Наверное, была еще, – осторожно замечает Денисов.
– Да, точно была, – говорю я. – Уйма же вещей взята.
– Эх, подзабыли люди небось тот день, – вздыхает Шухмин. – Ограбление в среду было, так? А сегодня у нас суббота. День отдыха, между прочим. Для нормальных людей, конечно, – и снова демонстративно вздыхает.
– По убийству мероприятия осуществляются непрерывно, – строго говорит Кузьмич. – Прекрасно ты это знаешь, Шухмин. А тут мы еще три дня потеряли.
– Так я же не возражаю, Федор Кузьмич Я только констатирую.
– Ты лучше констатируй на пользу делу. Вот с машиной, скажем, это пункт серьезный. Машина должна быть. Где-то она непременно стояла.
– И час уточнить можно, – добавляю я. – Леха сел в такси к Володе около двух часов дня. К этому времени, выходит, кража была уже совершена, и вещи куда-то отвезли.
– Точно, – подхватывает Мещеряков. – И по нашим данным кражу они совершили в первой половине дня.
– Словом, так, милые мои, – говорит Кузьмич, прихлопывая ладонями по столу. – С руководством и прокуратурой договоримся, и дела эти, по убийству и по краже, видимо, надо объединять. Совместно будем работать, так, что ли. Мещеряков, не возражаешь, я думаю?
– Думаю, что так, Федор Кузьмич.
– Вот и хорошо. А линии у нас пока такие, – Кузьмич обращается к нам. – Ты, Денисов, продолжи поиск этой Музы. Думаю, не все ее связи выявлены и отработаны. И хотя она сейчас с этим самым Колькой, однако где-то все-таки должна появляться, одна или с ним. Кого-то видит, кому-то звонит. Все это узнать можно. Понял ты меня?
– Понял, Федор Кузьмич. Узнать-то это все, наверное, можно, если только… если не уехали они уже.
– Навряд, – задумчиво качает головой Кузьмич. – Не так это просто теперь для них. И Колька этот лучше выждет. Он же знает, что его стерегут всюду. Он опытный, Колька этот. И хитрый. Из прошлого дела то видно. И потому ищи Музу, она скорей высунется. И приведет к нему. Плохо, конечно, что дочку свою она мало любит. Плохо. И не для нас, мы ее все равно найдем. Для дочки плохо. И для нее самой, для Музы этой.
Он досадливо трет ладонью седой ежик волос на затылке и продолжает рассуждать:
– Значит, так. С тобой ясно, Денисов. Теперь ты, – обращается Кузьмич ко мне. – Лучше познакомиться с тем домом, с жильцами, с той квартирой, конечно. И двор не забудь. Особенно двор. Надо разобраться, кто там все эти дни кружил. И в уме еще машину держи. Их машину. Она, конечно, московская. А значит, в банде есть еще и москвич, у которого своя машина или казенная. Улавливаешь?