Повинуясь какому-то необъяснимому наитию, я вновь подошел к стойке и попросил буфетчицу тётю Груню положить мне пяток в коробочку. Она сочувственно покосилась на меня, но промолчала.
Колобки, обалдев от неожиданной радости, притихли, примолкли и в коробке лежали, не шевелясь. Но что творилось, пока она их выбирала! "Меня, меня возьми! – неслось со всех сторон. – Я – самый вкусный!", "А я – самый крепкий!" – видимо, строя свои предположения относительно моих намерений по их использованию. Что ж, возможно, все они были правы. Но я взял первых попавшихся – так вернее. Начнешь выбирать да перебирать – никогда до цели не дойдешь. В общем, тут самое лучшее – похватать, кто под руку попадется, надеясь на авось. Надо использовать то, что имеется у тебя под руками, а не мечтать по-пустому, как хорошо было бы, если бы взял то-то и то-то, а не то, что на самом деле.
Я не спеша поел – когда еще за столом питаться придется? Командировка хоть и не совсем в полевые условия, но сказки есть сказки: то попадешь в палаты каменные, а то – во чисто поле.
Еще раз переупаковавшись и в который раз перепроверив документы, я отправился на сапогостанцию, куда прибывали и откуда отправлялись как рейсовые, так и специальные сапоги-скороходы.
Но непосредственно перед самим отбытием я посетил – прошу прощения за пикантные подробности – наш туалет. Там вовсю шумели камыши, по пояс стояла осока, плавала ряска и цвели кувшинки – сантехники третий год не могли устранить протечку. У толстого стебля рогоза высунулась щука, задумчиво пожевала в воздухе губами, скосив на меня глаза и тут же нырнула. Я поспешил осуществить задуманное и вышел прямо на остановку.
Сапоги-скороходы стояли у посадочной площадки. На голенищах белели косо наклеенные путевые таблички: "Контора – сказки".
Я влез внутрь и поморщился: сюда крайне требовался дезодорант! И как я мог забыть, что именно Сидорчук вернулся сегодня из командировки! А наша техническая служба дезодорант никогда не применяет. Вспомнил бы раньше – захватил бы из дома…
Я присмотрелся к сапогам повнимательнее и расстроился еще больше: сапоги оказались семимильные. Это значило, что пилить мне в них придется всю ночь. Лучше бы я отбыл утренним рейсом. Но пришлось бы день в пути терять, да и командировочные… И что бы я делал в сказках, на ночь глядя? Ладно, поехали. Разве что удастся по пути завернуть в… Но об этом – молчок!
ДВЕ ВЕДЬМЫ
Варево продолжало бурлить, постепенно становясь все более и более однородным: бурая густеющая масса глухо выпускала из себя пузырьки пара, не расслаиваясь на отдельные предметы и явления. Две ведьмы склонились над котлом, бормоча заклинания и переругиваясь друг с другом.
– Не сумела зелье подсунуть, – брюзжала старая, – он его в унитаз вылил. Все рыбы в речке лохматые стали. У рыболовов – инфаркт на инфаркте. Раки в спячку перестали впадать, ползают по льду, как рукавицы меховые. Не могла в пузырек от Диора налить? Или от Нины Ричи? Кто же сейчас на советское стекло клюнет? Или, того лучше, с дождиком его окропила бы. Никуда бы не делся, выросли бы волосы.
– Мокнуть самой не хотелось, – оправдывалась молодая, – прическу только вчера сделала.
– Прическу… Вот я повыдеру у тебя волосья-то – будете с ним на пару затылками светить… Как его увидеть-то хоть?
– Да вот, – засуетилась молодая, – вот тут, в котелке. – И она булькнула в котел еще щепотку трав.
Жидкость моментально вспенилась, поднялась на уровень с краями, потом опустилась и успокоилась, хотя и продолжала кипеть. Но кипение происходило теперь как бы под тонкой пластинкой стекла – новая поверхность стала практически зеркальной, только вот отражала она не окружающее, а отдаленное.
Ведьмы склонились над котелком, едва не стукнувшись лбами – глухой звук, кажется, все же послышался.
– Ну-ка, ну-ка, давай посмотрим, что за инспектор такой к нам припожалует, – бормотала старая, водя над котлом руками – не то делая пассы, не то разгоняя пар. – Фу ты, черт, морковка застит, глядеть мешает! Зачем ее бросала-то?
– Да она же зрение улучшает! – возразила молодая.
– Сама знаю! Зачем так поздно бросила? – она еще быстрее задвигала руками, отгоняя заблудившуюся непроваренную морковку, искажающую черты лица таинственного инспектора. Наконец, морковка была отогнана к краю котелка, вилкой пригвождена к свекле, и опутана заклинаниями.
Старая ведьма впилась хищным взглядом в поверхность жидкости, отражающую физический облик Инспектора и вздрогнула.
– У него что, и лицо лысое? – пронзительно спросила она.
– Как это? – растерялась молодая. – Да, усов и бороды он не носит… или есть борода? – Она тоже уставилась неподвижными глазами в котелок.
В центре котла розовел блистающий шар.
– Да нет, – произнесла молодая ведьма, в нерешительности наклонив голову, – это он со спины…
– Со спины, со спины, – передразнила ее старая. – Уши-то куда смотрят, видишь? Ноппэрапон у него.
– Чего это? – не поняла молодая.
– Сказки читать надо! По-японски значит "человек без лица". Значит, нет у него лица вовсе.
– Так не бывает, – нерешительно произнесла молодая, – у обыкновенных людей-то…
– У обыкновенных, у обыкновенных… Он – Инспектор! Значит, необыкновенный, по приказу… Ах, я, дура старая, не догадалась сразу! – ударила она себя по голове кулаком. Раздался тихий звон.
– Что, что такое? – всполошилась молодая.
– Защита у него сказочная стоит, вот что… Или противосказочная? – Она задумалась. – Не увидим мы его так, по котелку, вот что. А не увидим – и не узнаем. А не узнаем – ничего-то ничегошеньки ему сделать не сможем, – запричитала она, – погубит он нас, бедных малых крошечек!..
– Да не причитай ты так, – раздраженно поморщилась молодая, – сейчас он повернется, и мы его увидим. Затылок это…
– Да не повернется он! Это защита, заклятие…
– Давай подождем немножко.
Они подождали немного – молодая с нетерпением, старая – с безнадежностью, просто отдыхая.
Голова в котле по-прежнему неподвижно розовела затылком.
Молодая ведьма попыталась поворочать котел. Она наклоняла его то вправо, то влево, а под конец даже перевернула вверх днищем, но блестящий затылок остался непоколебим.
– Варево выплеснешь, – предупредила старуха.
Молодая послушалась и поставила котел на место. После этого обе сели рядом и надолго задумались. Наконец молодая нерешительно произнесла:
– Есть один план…
СРЕДИ СКАЗОК
По прибытию я снова завернул в станционный буфет – не то, чтобы аппетит разгулялся, но все же ночь на свежем воздухе, да и просто захотелось с утра прогреться, выпить горячего кофейку.
Здесь в витринной стойке перекатывались в точности такие же Колобки; некоторые сонно хлопали глазами и лениво переругивались, зевая. Так что я мог бы и не тащить их с собой. Но кто же знал, что прогресс и сюда докатился?
"Интересно, – подумал я, – берет их кто-нибудь, чтобы съесть, или они просто для витрины? Ты его покупаешь, а он от тебя укатывается – как от дедушки с бабушкой – и возвращается назад. И оборот обеспечен. Доход стабильный".
Но, кроме колобков, увидел я здесь и кое-что еще: жареные лебеди, вареные раки и копченые щуки; уха a la Demian; копченый эзопов язык; золотые яички, варенные вкрутую.
"Да сказки ли это? – усомнился я. – Может, буфет из басен? Или же он у них вроде как по обмену опытом? Какая-то эклектика, смешение стилей. Или у них здесь, в буфете, всегда так было? Жаль, не знаю я – редко бывать приходилось".
Как было в прошлый раз, я не запомнил, а ведь буфет, я считаю, всюду самое главное.
Но спрашивать, а тем более вмешиваться, я пока ни во что не собирался, желая побыть хоть немного инкогнито. Как по просьбе шефа, так и по собственному желанию. Отметить увиденное отметил, и в памяти отложил, но делать с налета ничего не хотел, не стоило: рано. Хотя силы в себе я чувствовал великие, так и тянуло их куда-то применить. Но я сдерживался, помня совет шефа не торопиться.
Наскоро перекусив (стакан томатного сока, зеленый борщ, биточки с макаронами и чашка кофе с песочным пирожным), я вышел.
Легкий утренний туман расстилался передо мной, укрывая окрестности. Тишина не нарушалась ни единым звуком: все спало. И само солнце пока не показывалось из-за горизонта.
Дорога передо мной лежала только одна и потому я не стал вытаскивать шарик: ну куда он меня поведет, как не по этой же дороге? Я что-то никогда не слышал, чтобы подобные путеводители тащились по бездорожью: проходимость у них не та. Не встречалось в сказках ничего подобного.
Я шел и не узнавал местность. Конечно, я здесь появлялся всего два или три раза – больше пропадал на анекдотах, да и трудно городскому жителю ориентироваться в пересеченной лесистой местности, но хоть что-то же я должен был да помнить? Как-то она не сказочно выглядела, что ли – больше походила на окрестности лесоразработок: валялись обломки сучьев, куски коры, пучки оборванных листьев. Но не всюду, а местами. Кое-где трава осталась нетронутой, чистой и непримятой.
Вдруг откуда-то из туманной дали послышался глухой четвероногий топот и огромный серый волк с черными таксистскими шашечками на боку резко затормозил передо мной, попеременно мигая зелеными глазами.
– Такси не желаете? – хрипло осведомился он.
– А ты по маршруту, или как?
– По маршруту гуси-лебеди летают, – огрызнулся он. – Поехали?
– Другим разом, – успокоил я его, – пешком пока пройдусь, подышу свежим воздухом.
– Ну-ну, – ухмыльнулся он, – пройдись-пройдись, если ног не жалеешь, – и, резко газанув, скрылся за поворотом дороги.
Не понравилась мне его ухмылка. Может, он по совместительству серым разбойником промышляет? Ну, мне-то его опасаться нечего… но вот как остальные? Надо будет выяснить: нет ли на него жалоб?
Солнце выкатилось из-за горизонта и резво побежало по небу, заметно преодолев едва ли не половину положенного ему на день пути. Ого! Ну и солнце тут… борзое. Или это сказка началась?