– Роботы, что ль? – пробормотал я. – Несанкционированный прорыв из Фантландии?
Иногда на границе Сказочной страны и Фантландии можно было встретить интереснейшие сюжеты – да между ними и границы-то строго определенной не было: если взглянуть по карте, линия соприкосновения шла такая же изрезанная, как и любая государственная граница между странами. Кое-где они вообще плавно перетекали друг в друга, хотя место контакта всегда можно определить, особенно опытным глазом – Фантландия-то более юная страна, да и развивающаяся к тому же. А сказителей старых сказок сейчас и не найдешь почти. Другое дело, что раньше человеческая фантазия работала на производство сказок, а теперь – на производство фантастики. А с точки зрения грядущих поколений эта классификация может слиться, или размоется грань, ныне отделяющая фантастику от сказки. Тем более что над этим тоже работают имеющиеся современные сказители – как сказочники, так и фантасты.
Но это все чисто мои рассуждения, личные, а вовсе не теоретическая база под чей-нибудь догмат, вроде Сидорчуковского реформаторства – демол, надо так осовременить сказки, чтобы вернуть им былую славу и привлекательность, поднять их авторитет и веру им в народе. А народ уважает силу – не разум, заметьте, а силу. Это каких же идиотов он имеет в виду? Сам вроде не дурак. Так вот, консолидирующая сила – по Сидорчуку – заключена в отрицательных сказочных героях. И это несмотря на то, что их все время побеждают положительные. Сидорчук утверждает, что, усилив силу отрицательных героев (даже до тавтологии докатился – надо же?), мы создадим условия, когда положительным героям надо будет тоже становиться сильнее. То есть, усиливая зло, мы на самом деле усиливаем добро. "Диалектика, мой друг! – регоча, говорил он. – А то посмотришь на этих хлипких Иванов-царевичей, которые картонными мечами машут, потому что стальной поднять не могут, и плюнуть хочется. Тонус им надо поднять, тонус!"
Не знаю, может быть, в чем-то он и прав, но по-моему, для разумного человека источник противоречий должен находиться в нем самом, а не во внешних врагах. Или в окружающей природе: что, обязательно людям воевать друг с другом? Лучше бы уж решали проблемы стихийный бедствий: торнадо, цунами, землетрясений. Да и межпланетные, межзвездные путешествия на очереди. Конечно, при отсутствии непосредственной опасности человек как бы "расхолаживается" – но опять-таки: не все. Я вспомнил притчу, с которой столкнулся – не помню вот только: по пути в Анекдотию, или оттуда? Впрочем, неважно. Так вот, в одном государстве царь решил извести всех поэтов и издал указ, запрещающий стихи под страхом смертной казни. Все бросили писать, кроме троих – и их в конце концов отловила стража. И вот этих троих царь… э-э, нет, не казнил! Он дал им все: дворцы, чины, богатство. И после этого из всей троицы только один продолжил писать стихи – вот он-то и был настоящим Поэтом – так говорила притча. Ну, смысл этой басни ясен: испытание изобилием труднее выдержать, чем испытание нуждой: зачем что-то делать, если и так все есть? Ради чего стараться?
Так я шел и думал. Работа у меня такая: думать. А потом – принимать решения.
Справа в лесу, который снова появился рядом с дорогой, мне послышалось какое-то шевеление, сквозь редкие деревья виделось неявное движение, слышались возгласы и чуть ли не крики.
Свернув в лес, я довольно скоро выбрался на поляну, на которой лежала целая куча звериных и птичьих хвостов, а вокруг них толпились бесхвостые звери и птицы.
– Сдают, что ли… – пробормотал я. – Положим животы… то есть хвосты, на алтарь звериного Отечества… Или зверского? Зверствующего…
Лев сидел на небольшом возвышении и, судя по всему, контролировал ситуацию. Звери негромко переговаривались. Вертящаяся рядом со мной сорока, которую очень странно было видеть куцей, разговаривала с зайчихой:
– А лиса-то, лиса! – не то возмущенно, не то восхищенно бубнила она: из-за того, что она говорила шепотом, распознать интонацию было нельзя. – Отхватила самый пышный да длинный!
– Ты бы не спала, тебе бы он и достался, – степенно проговорила зайчиха, время от времени погрызывая морковку, которую держала в лапах.
– Да зачем он мне такой! – громко возмутилась сорока, и на нее сразу зашикали с разных сторон. Она продолжила более тихо: – Во-первых, он длинный, а во-вторых, он пушистый, его каждое утро расчесывать надо, а мне некогда. Да и тяжеловат он для меня, я бы им по земле мела. С таким не взлетишь.
– Чем занимаетесь? – громко спросил я, и все голоса стихли.
– Да вот, хвосты раздаю, – смущенно проговорил лев, утирая лапой усы и хлеща своим хвостом по бокам.
– Не понял, – признался я. – Уточните, пожалуйста.
– Не было раньше у зверей хвостов, – начал рассказывать лев, – и начали поступать жалобы – от лошадей и коров, например. Дескать, гнус их заедает, обороняться нечем…
– Понятно, – прервал я его, – а хвосты где взяли?
– Бог дал, – развел лев лапами.
– А вы с ним, значит, непосредственно работаете? – догадался я, сделав пальцем несколько вертикальных движений – от льва к небу.
– Ну, я все же царь зверей, – горделиво произнес лев.
– Несть власти аще не от бога, – пробормотал я старинную формулу. – Цари общаются с богом напрямую?
Лев с достоинством кивнул.
Я почему-то живо представил себе другую очередь – по сдаче хвостов. Стоит парочка студентов – один с хвостом по теории, другой по истории сказки. И в обоих студентах я узнал себя… А что делать: что было, то было. Потом мои мысли потекли в другом направлении, и я почти различил в куче хвостов шлейфы промышленных дымов – "лисьи хвосты"; зеленый исчезающий хвост поезда, на который я когда-то опоздал; хвосты облаков на небе…
Вот эти-то плыли передо мной в натуре – оказалось, я стою, задрав голову кверху. Не то высматривая бога, до которого в сказках рукой подать (но и бог-то сказочный!), не то ведя учет кружащимся в небе воронам: каждой ли досталось по хвосту.
Лев сидел навытяжку, ожидая дальнейших указаний. Сначала я подумал: откуда он угадал во мне Инспектора? А потом понял, что в сказках о животных, куда я ненароком забрел, людей быть не должно, тем более в описываемой ситуации. Ну а лев, как царь зверей, просто обязан быть более интеллектуальным, чем его подданные. Это у людей не всегда так.
Звери выжидательно уставились на меня. Причем по-разному, но, в общем, благожелательно. Разве что зайцы смотрели как-то косо, а быки набычились. Ах, да, их же заедают оводы… В остальном все было нормально.
– Продолжайте, – махнул я рукой и покинул поляну, на которой продолжилась раздача хвостов.
Не успел я отойти от поляны и нескольких шагов, как увидел бегущую навстречу шикарную черно-бурую лису, помахивающую великолепным, только что полученным хвостом. Видно, она не успела им нахвастаться в кругу зверей, вот и ходила вокруг да около, навевая на встреченных зависть и грусть.
У корня ее хвоста болтался блестящий фирменный ярлык, которым лиса – было видно – особенно гордилась. Но, к сожалению, названия фирмы я с ходу прочитать не смог. А вот лису – узнал: это была та самая лисичка-сестричка, которая бегала отмечать мою командировку, когда я в прошлый раз приезжал к ним в сказки. Но вот с хвостом она тогда была или нет – я, хоть убей, не помнил.
"Вот повезло-то! – подумал я. – Сейчас она мне поможет".
- Здравствуй, лисичка-сестричка! – громко сказал я.
Лисичка-сестричка перепугалась и поджала хвост:
– Ой, кто это?
– Я! – широко улыбаясь, я выступил из кустов.
– Ох, – вздохнула лиса. – А я чуть не укакалась со страху. Хвост могла бы испачкать. Что же вы так резко! – мягко упрекнула она меня.
– Ты меня помнишь? – спросил я.
– Как же, как же, помню, – завиляла хвостом лисичка. – Вы у нас Инспектором были, я вам командировку отмечала.
– Вот и хорошо! – обрадовался я. – Надеюсь, ты сможешь мне снова помочь в аналогичном деле?
И я достал свои бумаги.
– А то не знаю, куда мне сейчас обращаться: проводника моего съели…
– О-о! У нас народ такой: чуть что – сразу съедят. Дайте гляну.
Лиса сунула свой длинный нос в мою командировку.
– О-о! Да вы теперь Генеральный Инспектор! Поздравляю. Растете.
– Так ты мне поможешь? – продолжал расспрашивать я.
Лисичка продолжала внимательно рассматривать документы.
– Нет, – помотала она головой, – это не по нашему ведомству. Тут у вас сказано: "командируется в волшебные сказки". А у нас – сказки о животных.
– А не все ли равно? – нетерпеливо произнес я. – Ты-то вон разговариваешь. Это разве не волшебство?
– Ну-у, – снова помотала головой лисичка-сестричка, – разговаривать что, разговаривать любой дурак умеет. Ты попробуй что толковое сказать, – она осеклась и продолжила после секундной паузы. – Нет, не смогу. Прошлый-то раз я у своего царя зверей командировку отмечала, у льва. И теперь вам надо у какого-то царя отметить. Таковы правила.
– Вот и отметь у царя зверей – у льва.
– Нет, – в третий раз помотала головой лисичка, – его подпись будет недействительна. Ищите кого-нибудь другого.
– Ладно, – пробормотал я, складывая бумаги. – Поищем. Но только ты смотри, никому не говори, что я Генеральный Инспектор, и что я здесь, – решил предупредить ее я.
– Хорошо-хорошо, – замотала она хвостом, – никому-никому. Я буду молчать, как рыба! – и она облизнулась.
Потом помахала мне хвостом на прощание и убежала.
"Кто знает, сдержит ли она свое слово? – подумал я, пробираясь через заросли. – Зря я с ней так…"
Навстречу мне шел волк с топором. Я инстинктивно шарахнулся в сторону, и у меня в голове мелькнуло: "Ну, точно – разбойником подрабатывает!": я подумал, что он – тот самый Серый Волк, которого я встретил здесь первым.
– Да ты не бойсь, не бойсь, – добродушно пробасил волк, – я по дрова…
– А с каких это пор волки дрова заготавливают? – растерянно спросил я.
– Да я не по своей воле, – вздохнул волк, – лисичка-сестричка требует. Живем мы вместе… время от времени. Я – в лубяной избушке, а она – в ледяной. Холодно ей там, жалуется. Или топи, говорит, или давай меняться… А мало ли как жизнь повернется? Избушка-то у меня – родительская…