Как и договаривались, я сбегал в ближайшую кондитерскую и купил там несколько пирожных. Стоили они недёшево, но не каждый день пьёшь чай в такой компании!
Вернулся вовремя, как раз к тому моменту, как Панкратов стал разливать ароматный и душистый напиток по обычным гранёным стаканам.
– Коля успел мне сказать, что вас интересует кража у известного нумизмата Евгения Фирша, – сказал Саушкин.
– Всё верно.
– Я не буду расспрашивать вас, почему вас вдруг понадобилось дело трёх летней давности.
Раз вы им интересуетесь, значит, так нужно. В сущности, история банальная: квартиру Фирша обчистили в тот день, когда хозяина не было дома. Сработали на самом высоком уровне, дверь аккуратно открыли, а потом точно так же аккуратно закрыли, не прибегая ко взлому, отпечатков и следов пребывания не оставили. Судя по тому, что ничего, кроме коллекции, не тронули, а у Фирша хватало и других ценных вещей, был чей-то конкретный заказ.
– Но ведь людей, которые знали о коллекции Фирша, не так уж и много? – заметил я. – Всё-таки круг нумизматов весьма ограничен. Широкие массы даже не догадываются, какую ценность из себя представляют старинные монеты.
Саушкин кивнул.
– Всё верно. Мы проверили каждого из потенциальных заказчиков, до кого смогли дотянуться. Увы, безрезультатно.
– А кого не смогли проверить?
– Так получилось, что один из них успел выехать заграницу до того, как мы на него вышли. Именно он и стал главным подозреваемым в этом деле. Но… в силу специфики добраться до него мы не можем. Думаю, коллекция Фирша покинула страну, – горестно заключил Владимир Матвеевич.
– Не вся, – сказал я. – Нам удалось найти её жемчужину – серебряный константиновский рубль.
– Но позвольте, насколько я помню – а память меня по сию пору ещё никогда не подводила, в коллекции господина Фирша не было столь редкой монеты! – по лицу Саушкина чувствовалось, что он очень заинтересовался этим фактом. – Во всяком случае, нам он ничего не рассказывал…
– Об этом секрете он сообщил на смертном одре своему знакомому – профессору Шалашову.
– С Евгением Васильевичем нас связывает давнее знакомство, – улыбнулся Саушкин. – При случае передайте ему от меня поклон.
– Обязательно передам, Владимир Матвеевич, – пообещал я.
– А могу я узнать, если, конечно, не секрет: где и при каких обстоятельствах вы нашли этот рубль?
– Тут как раз нет ничего секретного: рубль был найден во время осмотра жилища пропавшей гражданки Ольги Лавровой.
– Лавровой? – Саушкин так взволновался, что едва не опрокинул свой стакан с чаем.
– Да. Вы её знаете? – внимательно уставился я на него.
Владимир Матвеевич кивнул.
– Да. Одно время она была жиличкой у Фирша, снимала у него комнату. Правда, это было задолго до того, как профессора ограбили. Мои коллеги проверяли её, но ничего подозрительного не нашли. Обычная скромная девушка из хорошей семьи, – последние слова Владимир Матвеевич сказал уже далеко не уверенным тоном.
Глава 19
Я не смог сдержать ухмылку. Оказывается, не так уж проста пропавшая гражданка Лаврова, хотя что-то в этом духе я стал подозревать с того момента, как нашёл у неё злополучный рубль.
– Выходит, она и поработала наводчицей, – развил мои мысли Панкратов. – Фирш случайно проболтался ей о своей коллекции, она же сделала дубликаты ключей, а дальше…
– Дальше в игру вступил кто-то, кого мы ещё не знаем.
Я замер, вспомнив слова квартирной хозяйки, как к ней пытался проникнуть мужчина в кожанке с рассечённой бровью. Вера Михайловна приняла его за чекиста, но надо отдать должное – внутрь без документов не впустила. Далеко не все граждане отличаются такой бдительностью. Я ещё хотел спросить о нём Райнера, но потом, когда в дом вломился Томин, совсем забыл об этом.
Что, если это и был тот самый вор, сообщник Лавровой? И пусть это всего лишь догадка – всё равно стоило её проверить.
– Владимир Матвеевич, напрягите, пожалуйста, вашу феноменальную память, – попросил я.
– А что такое? – Саушкин отставил чай в сторону и отложил чуть надкусанное пирожное.
– Обычный вор вряд ли станет брать только коллекционные монеты, он польстится и на другие ценности. Значит, наш вор – не просто профи, он ещё и со своим определённым кодексом, – принялся размышлять я. – Знаете таких?
Владимир Матвеевич не без гордости кивнул:
– Ну конечно, мне доводилось сталкиваться с подобными субъектами. И некоторые даже в наше трудное время остались верны своим принципам. Хотя ещё немного, и они вымрут словно динозавры. У воровского мира меняется понятие о чести, – добавил он горестно.
– Тогда я очень рассчитываю на вас. И заранее приношу извинения – у меня нет описание внешности, только одна особая примета – рассечённая бровь. Понимаю, это могло приключиться с ним год назад, но вдруг… – я с надеждой посмотрел на задумавшегося Саушкина.
Если не этот живой «компьютер», даже не представляю, как буду искать типа в кожаном. Москва – это Москва, огромный город. Даже если каким-то чудом найду, потеряю уйму драгоценного времени.
Саушкин чуть помолчал и, наконец, откликнулся:
– Исходя из психологического портрета преступника, который вы мне нарисовали, и пресловутой рассечённой брови, кажется, я догадываюсь, о ком речь.
– Владимир Матвеевич, кто это? Назовите фамилию, пожалуйста! Век вам благодарен буду. Хотите – ещё пирожных куплю? – не выдержав, чуть не закричал я от радости.
– Хватит с меня сладостей, – засмеялся Саушкин. – А что касается фамилии, извольте – Илья Коренев, по кличке Корень. Пользовался среди урок большим авторитетом за свою принципиальность. По их меркам был чуть ли не рыцарем воровского мира. Бровь ему, кстати, в драке разбили – вступился за какую-то проститутку. Не побоялся выйти один и безоружный сразу на трёх субчиков с финками. И, заметьте, вышел из драки победителем.
Саушкин протяжно вздохнул:
– Много он мне крови попортил в своё время, пока его в Красную армию не мобилизовали.
– И что, он вот так – пошёл на службу? – удивился я.
– А куда бы делся?! Пошёл как миленький!
Мне эта новость не понравилась.
– Владимир Матвеевич, а вы не ошибаетесь? Может, это кто-то другой, раз Корень в армии…
– Я бы, наверное, тоже так подумал, но мне рассказывали, что Корня видели в городе, причём вёл он себя совершенно спокойно. Непохоже, чтобы скрывался от властей. Так-то я за его армейскими подвигами не следил, но краем уха слышал, что попал он в дивизию Якира, в 54-й советский революционный полк имени Ленина, где служил вместе с Мишкой Япончиком, – сообщил Саушкин.
Краем уха мне доводилось слышать о «славном» боевом прошлом этого воинского соединения. «Легендарный» 54-й полк почти полностью состоял из одесских бандитов, к которым для «усиления» попали аналогичные «кадры» из других мест, даже из первопрестольной.
Не знаю, что тогда двигало советским командованием, когда они сформировали это подразделение… Думаю, к 1919-му многие уже успели избавиться от прежних иллюзий насчёт классово или социально близких элементов, особенно в войсках. Но вот поди ж ты – решились на подобный эксперимент, поставив под красные знамёна и вооружив две с лишним тысячи вчерашних бан-досов.
Не удивительно, что две третьих личного состава разбежались ещё до прибытия на фронт, а тех, кто не успел удрать, в бою расколошматили петлюровцы. Немногие выжившие пытались смыться в тыл, захватив поезд, но их перехватили уже нормальные регулярные части Красной армии. Видимо, в штабах всё-таки хватало реалистов.
Дальнейшая судьба бандитов была незавидной, того же Япончика застрелили на месте, как гласит официальная версия.
– Тогда я понимаю, почему монеты оказались у Лавровой, – догадался я. – Корень по каким-то причинам не успел связаться с заказчиком и отдал их Ольге, когда его забрали в армию. Думаю, когда выпал удобный момент, он сбежал, но где же его носило все эти годы?
– Я, кстати, не уверен, что Коренев дезертировал. Не в его духе, – пояснил Саушкин. – Вы сами упоминали принципы… Думаю, Корень сражался до конца.
– Даже если он героически воевал с беляками, кража у Фирша всё равно на его совести.
– Доказательств у меня нет, – развёл руками Саушкин.
– Тем не менее, эта версия кажется самой реальной. Владимир Матвеевич, может, вы знаете, где Корня можно найти? Родственники, друзья… – стал перечислять я возможные варианты.
– В первую очередь я бы поискал Коренева у матери. Года назад она ещё была жива. Надеюсь, с ней ничего дурного за это время не приключилось – женщина она хорошая, хоть и воспитала такого непутёвого сына, – произнёс Саушкин. – Вам её адрес записать или запомните?
– Лучше записать, – усмехнулся я. – Не у всех ведь такая память, как у вас, Владимир Матвеевич. У меня в одно ухо влетит, а в другое вылетит.
На самом деле я хотел немного польстить старому сыщику.
– Хорошо. Вот допьём чаёк и съедим пирожные, и я вам всё на бумаге самым подробнейшим образом распишу, – пообещал Саушкин. – А если подождёте минут пятнадцать – принесу из архива карточку Корня. Но только чур – с возвратом! – строго добавил старый сыщик.
– Конечно-конечно, Владимир Матвеевич! – поклялся я.
После его ухода, я с разрешения Коли Пакратова позвонил Райнеру. День определённо заладился, потому что трубка на том конце, после того, как нас соединила барышня-телефонистка, сразу отозвалась его голосом.
– Райнер у аппарата, – официальным тоном произнёс он.
– Привет, Боря! Это я, Быстров. Не забыл ещё?
– Ну, здравствуй, уголовный розыск! Тебя забудешь! По делу али как?
– По делу. У меня для тебя важные новости: наша Лаврова три года назад поработала наводчицей. С её подачи обнесли квартиру нумизмата Фирша – константиновский рубль по всем признакам из его коллекции. Чистил Фирша некто Илья Коренев – погоняло Корень…
– Прости что? – растерянно спросил Райнер.
– Погоняло… Прозвище, – поправился я.