Над женщиной основательно «поработали», чтобы сломать и заставить служить, причём использовали весьма грязные методы.
Под глазами свежие синяки – эти сволочи били её, не побоялись даже испортить «товар». А может кто-то из клиентов оказался садистом, этого тоже исключать нельзя.
А если Ольгу ещё и подсадили на марафет…
Желание намазать лоб зелёнкой всей этой непочтенной публике разгорелось как пожар, собственно, как и у любого другого нормального мужика в этой ситуации.
Я замешкался: вроде надо идти дальше, искать Зюскинда и его следующего цепного пса – Филина, но и оставлять Ольгу здесь – тоже нельзя. Вдруг что-то произойдёт…
Позвал одного из чекистов – спортивного телосложения паренька в сером костюмчике и плотно надвинутой на глаза кепке. Всё это время он следовал за мной словно тень – не иначе как Боря приставил ко мне телохранителя. Ну да, если бы меня ненароком грохнули во время ГПУ-шной спецоперации, чекистам было бы весьма неудобно перед моим начальством.
– Товарищ, как ваша фамилия?
– Журов, – лаконично представился он.
– Товарищ Журов, поручаю вам охрану этих гражданок.
Чекист вздохнул, но спорить не стал.
– Есть взять гражданок под охрану.
– Благодарю за службу, – сказал я и побежал воевать дальше.
В какой-то степени сегодня был мой день. Двое из трёх боевиков Зюскинда на моём активе, остался разве что Филин…
И не успел я подумать о нём, как внезапно моё горло обхватили чьи-то могучие руки и потянули за собой вглубь помещения.
Захват был столь силён, что мне стало ясно – ещё чуток и всё, амба, меня задушат как кутёнка. Пальцы разжались, уронив револьвер, глаза лезли на лоб, грудная клетка разрывалась на части, я обмякал с каждой секундой.
Неужели вот так и помру, оказавшись в крепком, как кольца анаконды, захвате профессионального борца?
Нет, сволочь, не возьмёшь!
Меня обуяла такая злость от обиды, что ни в сказке сказать, ни пером описать… И пусть дышать было нечем, но, и это факт, откуда-то вдруг взялось второе дыхание, а с ним и силы.
Резкий удар локтем по «ливеру» злодея ослабил немного его захват. Не нравится, козёл? Так получи ещё порцию!
Я стал долбить Филина не хуже строительного копра, с каждым разом всё чувствительнее отбивая его вроде бы привычные ко всему внутренности. Я вошёл в такой раж, что не сразу понял, как руки бандита расцепились, а сам он попытался отпихнуть меня и удрать.
Действуя на интуитивном уровне, я успел поставить ему банальную дворовую подножку. В полном соответствии с крылатым выражением «большой шкаф громко падает» Филин распластался на паркете с грохотом спланировавшей откуда-то сверху бетонной плиты и быстро затих.
Я присел к нему и, схватив бандита за волосы, потянул их, чтобы посмотреть ему в глаза.
Сомнений не оставалось, Филин находился в глубоком ауте. Я окинул его брезгливым взглядом.
– Ну и урод же ты, причём не только моральный! Неудивительно, что тебя женщины не любят…
Я разжал пальцы, и его башка с громко стукнулась об пол.
Ничего, ему и не через такое приходилось проходить, чай, обойдётся без сотрясения мозга. Надеюсь, он пробудет в таком состоянии достаточно долго, а пока я выдернул у него из брюк ремень и спеленал им борца, как ребёнка. Теперь Филин был зафиксирован как положено, по всем правилам науки.
Оставив Филина в комнате, я отправился за его боссом Зюскиндом, ощущая, как всё сильнее чешутся мои кулаки. Эх, попадись он мне сейчас, я бы стал самым счастливым ментом на свете!
Глава 28
С Зюскиндом чекисты справились и без меня. Его нашли в кабинете, где он не только работал (если это можно так и сказать), но и ел.
На столе ещё скворчала сковорода с жареной колбасой и картошкой, залитой яйцом, стоял шкалик, доверху наполненный прозрачной как слеза жидкостью – явно не тем дешёвым самогоном, что наводнил город с момента объявления сухого закона и не желал сдавать свои позиции.
Всё это выглядело весьма аппетитно, особенно поджаренная колбаса, но застуканному за трапезой Зюскинду кусок уже не лез в рот. Его одутловатое лицо постепенно приобретало густой свекольный цвет, и я уже начал бояться, как бы гада с испуга не хватил удар. И тогда мы уже вряд ли выйдем на след главаря.
Над ним монументальной скульптурой возвышался улыбающийся Боря Райнер.
– Всё, гражданин Зюскинд, прикрываем мы вашу лавочку! – весело проговорил чекист. – Вы арестованы. Собирайтесь.
– Куда? – глупо хлопая глазами, спросил содержатель борделя.
– К теще на блины, – хмыкнул Боря и тут же рявкнул: – В ГПУ, конечно!
Зюскинд приподнялся, потом вдруг пошатнулся и, схватившись за сердце, сел на место.
– Кажется, ему плохо, – сказал я, с тревогой всматриваясь в ставшее ещё более красным лицо арестованного.
– Брось, Жора! Придуривается, гад.
Я покачал головой.
– Не похоже, Боря. Тут всё явно по-серьёзному. Давай-ка вызывай врача. Если он при нас кончится – считай, что всё было насмарку.
– Ну, хорошо! Кто ж знал, что эта гнида такой чувствительной окажется! – Райнер кивнул и приказал одному из бойцов сбегать за медиками.
Мы уложили Зюскинда на небольшой диван, стоявший в кабинете.
– Воды, – попросил арестованный.
Губы его тряслись.
Я налил ему воды из фужера, дал попить. Зюскинд сделал глоток, на несколько секунд ему стало лучше, но потом он резко обмяк и потерял сознание.
– Похоже, пахнет больничкой, – вздохнул я.
– Ничего, врач приедет, поставит его на ноги, а дальше мы из него всю душу вынем! – пообещал Боря.
– Уж постарайтесь. Кстати, если потребуется госпитализация, кровь из носу, но пробей для Зюскинда отдельную палату и приставь круглосуточную охрану!
– Жора, дери тебя за ногу! – разозлился чекист. – Ты чего меня как маленького учишь?! И без тебя знаю, что делать. Лучше скажи – Лаврову удалось найти?
– Удалось. Сейчас её и других женщин охраняет твой Журов.
– А вот за это спасибо, дорогой ты наш Георгий Олегович! – радостно произнёс Борис.
Он оглядел кабинет, увидел висевший на стене телефонный аппарат и довольно потёр руки.
– Да уж… На широкую ногу жили в этом борделе. Даже телефонную линию сюда провели. Ну да нам на пользу. Прямо отсюда сейчас позвоню товарищу Артузову, доложу о наших успехах.
– Мне-то что делать? – спросил я.
– Тебе? – Борис пожал плечами. – Свою работу ты выполнил, Лаврову отыскал живой и невредимой. Можешь ехать домой, отдыхать.
– Насчёт живой ты, Боря, прав, а вот насчёт невредимой – погорячился. Эти сволочи её отделали, ты бы видел, какие синяки у неё под глазами! Возможно, ей тоже понадобится помощь врача.
– Будет ей врач и не только! – заявил чекист. – Сам понимаешь, какие у нас на Лаврову планы.
– Э, нет! – замахал руками я. – Свои планы вы лучше оставьте при себе. А я и впрямь домой поеду. У меня невеста скоро в Москву приезжает, надо приготовиться.
Мы распрощались, пожав друг другу руки, и я покинул негостеприимные стены особняка в Малом Кисловском переулке. Теперь от меня уже ничего не зависело, дальше коллегам из безопасности предстояло поработать самим.
Приехав домой, с чистой совестью завалился спать и продрых, не просыпаясь, почти до самого обеда. Всё-таки события последних дней порядком вымотали.
Спохватившись, что такими темпами могу и на встречу с железным рыцарем революции опоздать, принялся собираться в страшной спешке, попутно прокручивая в голове детали предстоящего разговора.
Дзержинский – человек занятой, вряд ли мне дадут больше получаса, поэтому надо всё разложить по полочкам и говорить чётко и по существу.
В назначенное время я уже находился в приёмной. Секретарь при виде меня встал и сказал:
– Товарищ Быстров, можете заходить. Вас уже ждут.
Я понял, почему слово «ждут» было использован во множественном числе, когда увидел в кабинете кроме Дзержинского ещё и Артузова. Они с улыбкой смотрели на меня.
– Вот он – наш герой, – произнёс Артузов.
– Скажете тоже, – потупился я.
– Скромность – хорошее качество, – засмеялся Феликс Эдмундович. – Вижу, природа одарила вас им сполна. Присаживайтесь.
Он указал мне на стул. Я сел.
– Вы собирались переговорить со мной насчёт работы Гохрана.
– Да, Феликс Эдмундович. По моей просьбе профессор Шалашов подготовил докладную записку. Он считает, и я его в этом поддерживаю, что в настоящее время работа в Гохране поставлена из рук вон плохо. Где-то из-за головотяпства и незнания, а где-то, благодаря целенаправленному вредительству, происходит уничтожение культурного богатства страны. Мы теряем даже не миллионы, миллиарды.
– Есть конкретные примеры? – разом посерьёзнел Дзержинский.
– К глубокому несчастью, масса. Некоторые из них приведены в докладной записке, – я положил перед Дзержинским папку с материалами Евгения Васильевича.
Феликс Эдмундович открыл её и погрузился в чтение. Закончив, захлопнул папку и передал Артузову.
– Артур Христианович, возьмётесь?
– Возьмёмся, товарищ нарком, – кивнул тот.
– Даю вам месяц на проверку всех обстоятельств и устранение всего выявленного безобразия. Одно дело, конечно, когда урон стране наносят по незнанию – далеко не все из наших товарищей в Гохране обладают должным образованием… Их, конечно, надо учить, а вообще лучше сразу найти грамотных специалистов. Уверен, такие в стране есть. – Он продолжил, уже с гневом: – И совсем другое, когда происходит сознательное вредительство. Разберитесь, Артур Христианович! Жду вас с докладом у себя… – Дзержинский открыл блокнот, полистал его, сделал какую-то пометку и назвал число.
– Успеете?
– Должны успеть, – подумав, ответил Артузов.
– Георгий Олегович, это всё или у вас есть ещё какие-то вопросы? – снова переключился на меня Дзержинский.
– Скорее, некоторые соображения о том, как можно организовать работу органов правопорядка, – сказал я.
– Тогда излагайте. Мы с Артуром Христиановичем открыты всему новому и полезному нашему делу.