– Нет, что ты. Вовсе не из-за тебя. Ты правда тут ни при чем, Маэль. Алонзо знает о твоей болезни и не осуждает за это. Он сказал, что ты замечательный мальчик, просто тебе нужны помощь, любовь и поддержка, и тогда все в твоей жизни сложится хорошо.
Мама не любит говорить на эту тему, но само мое присутствие вынуждает ее делать то, чего ей не хочется.
– Ты сказала ему?! – Я уже заранее знал ответ.
Я всегда старался скрывать это от людей. Но, как известно, рано или поздно тайное становится явным.
Я не собирался сейчас ругаться с мамой из-за того, что она все рассказала постороннему человеку. Ее можно было понять, иначе как объяснить, почему двадцатитрехлетний человек ведет себя как пятилетний ребенок.
– Да, я была вынуждена сказать ему правду. Прости меня, – сказала она, опустив глаза в пол.
– Забудь, – небрежно бросил я, опять пытаясь показать, что мне все равно.
Но это было не так. Я прекрасно понимал, что теперь Эвридика знает мою ужасную правду. И уж точно она больше не захочет со мной общаться. Хотя я и сам не собирался больше видеться с ней. У нас с самого начала общение пошло не так, как надо. И, вообще, нам скоро уезжать. Вот только мне было обидно за то, что я, находясь так далеко от Парижа, от своих друзей, знакомых и семьи, умудрился испортить впечатление о себе. Я вновь облажался. Конечно, меня успокаивает мысль о том, что до сих пор существуют люди, которые видят во мне талантливого музыканта, актера и художника и даже не догадываются о моей настоящей жизни. Но все равно я чувствую себя ужасно.
Мама встала из-за стола и обняла меня.
– Ты только не расстраивайся, ладно? Завтра мы поедем домой. Все будет хорошо, – сказала она, пытаясь меня утешить. Но от ее слов мне стало только хуже. Домой? Завтра? К этому я был не готов. Нет, естественно, я знал, что вскоре нам придется покинуть Флоренцию, но не завтра же.
– Ты поменяла билеты?
– Да. Думаю, что так будет лучше…
– Нет, я не хочу домой! Мы же можем поехать в любое другое место, но только не туда.
– Но меня ждет работа, Маэль. Я бы с радостью поехала с тобой куда-нибудь еще, но не могу. Ты можешь позвать кого-нибудь из друзей…
– Нет. Ладно… не бери в голову. Домой так домой. Все хорошо, – сказал я, нервно крутя пустую чашку в руках. Вот ни черта не хорошо. И мы оба это прекрасно понимали.
Но мама сделала вид, что все хорошо и вопрос закрыт.
– Собери вещи заранее, а вечером последний раз прогуляемся по городу.
– Только без Алонзо, хорошо? Я не хочу, чтобы он видел меня после всего, что произошло, – ответил я, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
– Конечно, без Алонзо. Будем гулять вдвоем. В этот раз все будет замечательно, я обещаю. – Казалось, она настроена оптимистично, но я видел ее подавленность сквозь фальшивую улыбку радости.
Когда мама ушла в магазин, я вернулся в свою комнату и начал собирать вещи. С собой у меня было мало одежды, так что на все про все у меня ушло меньше часа.
На часах было без пятнадцати восемь, мы прогуливались по центру Флоренции. В этот раз мы даже не стали брать такси, решив пройтись пешком. Все-таки это наш последний вечер в Италии.
Я чувствовал, как кровь гуляет по моим ногам, которые не двигались двое суток. Все же постельный режим мне противопоказан. Я начинаю чувствовать себя овощем.
– Как же тут красиво. Жаль уезжать, – сказала мама во время прогулки. Я лишь молча кивал.
– Может, хочешь поесть? Мы могли бы зайти в какое-нибудь кафе… – предложила она. Я снова молча кивнул.
Здесь было очень уютно. Все оформлено в классическом итальянском стиле: большие окна, приглушенный свет маленьких свечей, розочки, музыканты играли тихую, успокаивающую музыку.
Вскоре к нам подошел официант, и я заказал столько еды, что от удивления его глаза стали такими большими, как две огромные пиццы с креветками и рукколой. Когда мне плохо, я много ем.
Спустя час на нашем столе красовались тарелки с пастой, салаты, три пиццы, ризотто, королевские креветки, четыре чашки мороженого, два кусочка торта и стакан холодной вишневой колы. Мама смотрела на меня с тихим ужасом, заранее понимая, чем кончится этот торжественный ужин. Но она молчала и неловко улыбалась персоналу, иногда поглядывая на меня с ноткой родительского умиления.
Я приступил к еде. Сначала – как истинный джентльмен, аккуратно разрезая еду на маленькие кусочки и тщательно все пережевывая. Но временами забывался и начинал быстро заглатывать еду, словно меня год не кормили. Время от времени мама шикала на меня:
– Маэль, спокойнее. Все нормально, ешь медленнее.
Окружающие смотрели на меня с интересом и отвращением одновременно. Один ребенок лет шести спросил свою мать: «А он что, один все это съест или его мама тоже будет?».
Я чувствовал себя воздушным акробатом в цирке, выступление которого привлекает внимание всех зрителей без исключения.
Когда я доедал вторую пиццу, мне стало плохо. Я встал из-за стола и пошел в туалет, меня провожали взгляды шокированных посетителей.
Когда я вышел из туалета и подошел к раковине, мужчина, стоявший около зеркала, окинул меня взглядом, полным презрения.
– Ну и что ты, блин, уставился? Проваливай отсюда, пока меня не стошнило на тебя… – устало сказал я, опираясь на раковину.
Мужчина даже не стал мне отвечать, только покрутил пальцем у виска.
Я умылся и вернулся за столик как ни в чем не бывало. Мама то и дело поглядывала на меня с опаской и пару раз предлагала остановиться. Но я продолжал есть.
Мне было совсем не стыдно. Это мой последний день в Италии, поэтому я имею полное право есть сколько душе угодно.
– Тебя ведь стошнило? Ну не мучай ты свой организм, это ведь очень опасно, – тихо говорила мама, прикрывая лицо ладонью.
Мои руки потянулись к тарелке с гребешками, я с отвращением ткнул вилкой в одну из ракушек.
– Это что, я заказал? Я же их терпеть не могу…
– Не знаю… Официант сказал, это их фирменное блюдо.
– Фу, какие они противные. Ненавижу ракушки… – Я продолжал ожесточенно тыкать в них вилкой, когда внезапно мама взяла мою руку и остановила меня.
– На нас люди смотрят.
Я встал и взял в руки стакан с колой, лед в которой уже давно растаял. Я громко постучал по стакану вилкой и торжественно произнес:
– А сейчас будет тост! За всех, кто любит пожрать так же, как и я!
Кто-то неловко засмеялся, а кто-то предпочел проигнорировать мою шутку.
– Маэль, сядь, прошу тебя. Давай не будем повторять историю с Алонзо. Ты ведь трезвый! – Мать потянула меня обратно на стул.
– Да я просто хотел развеселить тебя, мам! Ты такая грустная из-за своего Алонзо! – искренне воскликнул я. Я правда хотел, чтобы мама посмеялась вместе со мной.
– Я очень ценю твою заботу, но у меня все хорошо. Давай доедай, и пойдем гулять дальше. А лучше вообще завязывай с едой, иначе тебя опять стошнит, – тихо сказала она и вытащила из сумки маленькое зеркальце и помаду.
Я молча продолжил есть.
За этот вечер меня тошнило еще два раза. Потом мы расплатились и спокойненько продолжили прогулку, несмотря на то что у меня очень болела голова.
Когда мы вернулись домой, я забрался в горячую ванну, наполненную пеной. Потом я вышел покурить на балкон – последний раз насладиться ночной Флоренцией. Вернувшись в номер, я упал на кровать, и меня поглотил глубокий сон.
Стюардесса подошла к нам и попросила пристегнуть ремни безопасности. Мы уже были над Парижем.
– Недавно с работы звонили, сказали, чтобы я сделала отчет за последний месяц… – Я слушал болтовню матери весь полет.
Чтобы хоть немного отдохнуть, я закрыл глаза и сделал вид, что сплю. Мысли о том, что уже через двадцать минут мы приземлимся, не давали мне расслабиться. Париж и проблемы – это синонимы. Хотя проблемы я создаю везде. Абсолютно везде. Просто где-то они более красочные и напоминают приключения, а не серую рутину горести…
Ровно в пять вечера мы были на земле. Чей-то голос сказал в микрофон: «Мы приземлились в аэропорту Шарль де Голль, Париж. Температура за бортом – 15 градусов. Спасибо, что воспользовались нашими авиалиниями».
Вот я и дома.
#ГЛАВА_38
Кэрри Блейк
Мои итальянские каникулы подходили к концу. Оставалась всего одна неделя, ужасно не хотелось возвращаться домой. Больше всего я не желала расставаться с Тео. Я очень привыкла к нему за все то время, что мы провели вместе.
Мы сидели у обрыва и о чем-то задумчиво разговаривали. Мысли мои витали где-то далеко отсюда. Здесь было необычайно красиво. Этот склон был некогда застывшей лавой, которая осталась после извержения вулкана. Все утопало в зелени, огромные старые деревья укрывали землю от яркого и палящего солнца. Трудно передать всю красоту словами.
Я откинулась на спину и посмотрела на большой вулкан, вершина которого была спрятана туманом и облаками. Небо сегодня было особенно голубое.
– Кэрри, почему ты так не любишь разговаривать? – Я вздрогнула, услышав голос Тео.
– Прости, что?
– Ты так редко поддерживаешь разговор. Обычно ты молчишь или просто поддакиваешь. Тебе со мной неинтересно? – В его тоне проскальзывали жесткие нотки. Но его суровость в голосе смягчалась легкой улыбкой.
– Нет, это не так.
– Ты как будто всегда где-то далеко отсюда. Мне кажется, что тебе со мной очень скучно. Это немного… расстраивает. Скажи мне честно: может, я тебе не нравлюсь? – Голос Тео был полон разочарования.
От его слов я чувствовала себя злобной стервой, которая играет чувствами несчастного влюбленного парня. Отвратительно.
– Хватит, Тео. Ты же прекрасно знаешь, что это не так. Мне хорошо с тобой. И ты мне очень нравишься, правда.
Я посмотрела на морской горизонт. Вот бы сейчас разогнаться и прыгнуть с обрыва прямо в воду. Частенько мне в голову приходят абсолютно сумасшедшие идеи.
– Хорошо. Просто представь себя на моем месте. Если бы я постоянно молчал и витал в облаках, тебя бы это немножко смущало? – сказал Тео.