Эти слова заставили мое сердце биться чаще. Я улыбнулась. Хоть какой-то луч света в этом бесконечном мраке.
#ГЛАВА_47
Теперь большую часть времени мы проводили вместе с Шоном и его друзьями: катались на горных лыжах или сноуборде, ходили по городским лавкам и магазинам, сидели вечером у камина. Конечно, иногда случались небольшие стычки. Например, недавно Крис сцепился с Эштоном из-за того, что он якобы случайно столкнул Эштона с трамплина. Лиана постоянно посмеивалась над Электрой из-за того, что у той после каждого спуска с горы отклеивались накладные ресницы. Электру это жутко бесило. Крис на дух не переносил Шоннана, как и Даррен. Сам Крис часто вел себя не лучшим образом, вызывая легкое раздражение у всех нас. Но стоило нашим компаниям разойтись по домам из-за очередной потасовки, как нам сразу же становилось скучно.
Единственное, что меня смущало, так это настойчивое внимание Шона. Вчера он умудрился сказать, что я ему очень симпатична и что ему давно так никто не нравился. А вот мне он вообще не нравился. Через минут двадцать общения с ним я чувствовала себя отбросом общества. Шоннан аккуратно унижал каждого, кто вступал с ним в диалог. Самое интересное, что ничего особенного сам собой он не представлял: он не был так богат, как его друзья, а именно они брали его на популярные вечеринки. Не самый приятный сорт людей…
У Маэля все было по-прежнему. Шли дни, а он не просыпался. Родные начали терять надежду на его выздоровление, а врачи пустили все на самотек.
Однажды Виолет, сестра Маэля, совершенно случайно заметила следы слез на его щеках. Сначала она решила, что ей просто показалось, но на следующий день это заметили медсестра и Дилан. Доктора состояние Маэля смутило, ведь он в глубокой коме. В итоге врач пришел к выводу, что Маэль не управляет своим организмом и это всего лишь шутки нервной системы. Он продолжал утверждать, что Маэль Эйнсворт безнадежен и совсем скоро клетки его мозга начнут умирать, что приведет к необратимым процессам, а затем к смерти. Хотя родные часто замечали, как Маэль двигал рукой или ногой или слегка улыбался. Они продолжали приходить к нему каждый день и разговаривать с ним. Я не раз слышала, что это хорошо влияет на выздоровление. Но никто не властен над временем, и чем больше Маэль пребывал в состоянии комы, тем хуже было для его организма.
Наш отдых постепенно подходил к концу. У нас оставалась пара дней, прежде чем мы вернемся в наш родной город. Нужно было провести последние деньки с пользой.
Мы с Кэтрин сидели и наблюдали за сноубордистами, которые катались на склоне. Внезапно Кэт обернулась и слегка толкнула меня локтем.
– Эй, смотри, кто идет. Даже не идет, а бежит… – шутливо прошептала она.
Я взглянула в ту сторону и увидела приближающегося к нам Шоннана.
– Блин, опять.
Внезапно Шон поскользнулся на каком-то трамплине и буквально упал нам под ноги. Да, это надо было видеть. Он громко выругался, поднялся и стряхнул снег со своих волос. Мы с Кэт беззвучно захихикали, Шон злобно на нас взглянул, но не сказал ни слова. Спустя мгновение он как ни в чем не бывало заговорил с нами.
– Какие планы на сегодня?
– Никаких. Нужно собирать вещи: мы послезавтра уезжаем.
– Ага, мы тоже потихоньку собираемся. Рад снова вернуться домой! Конечно, здо´рово отдохнуть от клубов и тусовок, но придется возвращаться в привычный ритм жизни. Думаю, начну подрабатывать моделью… – сказал он будто бы невзначай.
Я молча усмехнулась. Кэт презрительно посмотрела на него.
– А вы чем планируете заняться дома?
– Я продолжу учебу…
– Я – тоже.
– А я вот, наверное, уеду учиться в Лондон. Родители сказали, что оплатят мне учебу в самом престижном университете Британии, – продолжал хвастаться Шон.
– А ты разве нигде не учишься? Ты ведь должен был в этом году поступить… – заметила я.
Его лицо тут же переменилось. Шон понял, что совершил небольшую ошибку из-за своей же невнимательности.
– Да… Ну просто… Я долго не мог определиться. Мне было важно выбрать подходящее направление. На это потребовалось немало времени! Не то что у некоторых… – ловко выкрутился Шон.
Но Кэт не отставала.
– Ну и что же ты выбрал?
Шоннан опять замолчал. Он был абсолютно растерян. Мы выжидающе смотрели на него, отчего он только больше терялся.
– Дизайнер! Да, я буду дизайнером или стилистом… – нашелся он.
– Так дизайнером или стилистом? Ты же вроде так долго выбирал, – спросила я.
– Стилистом. Я буду стилистом. Это абсолютно мое. У меня отличный вкус, и это факт. – В голосе Шона сквозило высокомерие.
Мы молча кивнули. Было очень сложно не рассмеяться. Минут пять мы болтали ни о чем и решили разойтись по домам. Шоннан вновь догнал меня у самого входа.
– Слушай, Кэрри, может, сходим куда-нибудь сегодня? Вдвоем? – тихо спросил он.
Честное слово, мне совсем не хотелось идти куда-то с Шоном.
– Не уверена, что смогу. Давай позже решим. – Я попыталась вежливо улыбнуться, но, видимо, ничего не вышло.
– Отлично. Но я бы на твоем месте хорошо подумал… – Шон самоуверенно указал на себя, словно говоря мне: «Ну как можно отказать такому красавчику?!».
Я попрощалась и вошла в дом.
Весь день мы собирались, а вечером устроили просмотр фильма с горячим шоколадом, конфетами, зефиром и чипсами. Шоннану я все-таки отказала, что очень задело его самолюбие. Несмотря на это, спустя двадцать минут он и его компания присоединились к нам, и вечер получился очень милым.
Последний день мы провели, катаясь и играя в снежки, почти все время пробыв на воздухе. В общем, было здорово, больше мне нечего сказать. Как ни крути, но теперь я понимаю, насколько быстро пролетели зимние каникулы. И вот я вновь дома. С Шоннаном и его друзьями мы продолжали иногда общаться в «Фейсбуке», но не более того.
Я все так же поддерживала общение с Тео и ждала новой встречи. И ни одного дня я не провела, чтобы не подумать о Маэле. Словами не передать, как я за него переживала. Это было странное и печальное состояние. Но я хотя бы не теряла надежды и продолжала верить в его выздоровление, пусть даже у него оставалось очень мало времени на то, чтобы проснуться. Или его отключат от аппарата жизнеобеспечения.
А время все летело и летело, я жила своей обычной жизнью, но вот настала роковая неделя. Последняя неделя. Последний шанс Маэля. Все мои мысли были заняты только им, ничем больше. Даже его родные перестали писать о его самочувствии и вообще появляться в Сети. Невозможно было узнать, что у них на душе. Но самым ужасным было то, что улучшений у Маэля так и не наблюдалось. Ничего, кроме загадочных слез и таких редких движений…
#ГЛАВА_48
Маэль Эйнсворт
Больница VI округа, 12.08
Мне снился такой странный сон. Словно я покидаю этот мир. Но я слышал какие-то голоса. Врачей, медсестер… Холодные и жестокие голоса. Они мне незнакомы. Я опять в больнице? Может, это наркоз? Нет, наверное, я просто сплю. И очень скоро проснусь.
– Он безнадежен. Он умирает. Мы вынуждены отключить его. Месяц комы. Время пришло…
Но я не мог открыть глаза. Тело словно онемело, я ничего не чувствовал. Зато слышал какие-то звуки.
Опять проваливаюсь в пропасть. Много света, слишком много, он просто пожирает меня.
Я наконец-то открываю глаза.
Три недели моей жизни после комы прошли в больнице. Ничего не изменилось. Опять разъяренные голоса родных, которые говорят с врачом, медсестры, которые суетятся надо мной. Подумать только: целый месяц я провел в коме. Один раз я уже впадал в кому, но тогда мне не было и десяти лет, да и проспал я всего лишь три дня.
Я узнал о том, что если бы не очнулся тогда, то меня бы отключили от аппарата жизнеобеспечения. Мрази. И как меня только угораздило проснуться вовремя? Мне кажется, что я все слышал. Не знаю, как это точно описать. Словно очень четкий сон.
Проблема в том, что я ужасно разговариваю и еле хожу. Видимо, придется учиться заново.
Я решил попробовать встать самостоятельно. Получилось, мягко говоря, не очень… Я опять упал на кровать. Чувствовал я себя ужасно, тело не слушалось.
Я снова попытался подняться и ухватился за край кровати. С трудом, но я оказался на ногах. Честно говоря, ноги были похожи на неудобные протезы. Продвигаясь ползком по стене, я добрался до двери, открыл ее и выбрался из чертовой палаты. Дальше было труднее. Я понял, что не знаю, где здесь выход.
О, вот он! Огромная стеклянная дверь вела на улицу. За пару минут я устал так, будто все это время поднимался по отвесной стене.
Я очутился в небольшом парке, где никого не было. Меня это даже порадовало. Никто не будет пялиться на меня и разглядывать эти уродские трубки, торчащие из моего носа.
Дойдя до огромного дерева, я лег прямо под ним и уставился на пасмурное небо, затянутое серыми тучами. Хорошо, что зима у нас в городе не снежная и теплая. Деревья еще зеленые, но листья уже опадают. Ветер дул все сильнее, и листва шумела все громче и громче. Скоро будет дождь, но мне все равно. А может, настоящая гроза. Вот прикол будет, если меня убьет молнией. Она изуродует меня до такой степени, что все побоятся смотреть на мой труп. Был у меня в детстве друг, которого убило молнией. Мне даже не разрешили приходить на его похороны, чтобы не «травмировать детскую психику». А хоронили его в закрытом гробу.
Жизнь – такая странная вещь. Кто знает, что произойдет через пару мгновений? Кто-то живет больше, а кто-то – меньше. Я понятия не имею о том, когда я умру. С самого рождения врачи давали неутешительные прогнозы: что с таким сердцем я доживу только до двадцати семи лет. Мне уже двадцать три. Значит, осталось еще… один, два, три, четыре… Четыре года – и все. Естественно, родные не дадут мне умереть и будут искать донора до последнего.
Возможно, никто не сможет мне помочь. Если мне суждено умереть, то пусть так и будет. Я устал бороться.