Глава 27
Хриплый женский голос произнес «алло» в тот момент, когда я, решив, что никого из хозяев нет дома, уже хотел положить трубку.
– Слушаю, – повторила дама и кашлянула, – это кто?
– Разрешите представиться, Иван Павлович.
– Ой, фу-ты ну-ты, – рассмеялась женщина, – какой цирлих-манирлих, ты, часом, не князь?
– Я хотел бы побеседовать с Леонидом Михайловичем, – невпопад ответил я.
– За каким… он тебе сдался? – заржала собеседница. – Валяй ко мне, посидим, погутарим. Только бутылку прихвати, «Хеннесси», другое не пью. Чао, бамбино!
– Адрес подскажите, – быстро осек ее я.
– Пиши, котеночек, – промурлыкала дама, – самый центр.
Часа через полтора я, вооруженный сосудом с благородным напитком, нажимал на кнопку звонка. Беглого взгляда на входную дверь хватило, чтобы понять: здесь обитают люди, не привыкшие считать не только рубли, но и тысячи.
Огромная дверь из цельного массива дерева, украшенная антикварной бронзовой ручкой, распахнулась. На пороге возникла девушка в джинсиках-стрейч и водолазке цвета маренго.
– О-о-о, – издала она трубный вопль, – коньячок прибыл! Раздевайся, дружок, иди сюда.
Меня буквально втолкнули в гостиную, которая выглядела самым удручающим образом: белая кожаная мебель, стеклянный столик, ножкой для которого служила псевдогреческая статуя, в углу тихо журчал фонтанчик и вдоль стен стояли буфеты из красного дерева с фарфоровыми медальонами. Хозяйка достала два фужера, щедро налила их до краев и, не заботясь о закуске, быстро опрокинула в себя один.
– Давай, – поторопила она, ставя пустой пузатый бокал на столик, – догоняй.
Я пригубил коньяк и решил приступить к допросу.
– Скажите, пожалуйста, Инга Владимировна…
Хозяйка рассмеялась:
– Давай без отчества, похоже, я младше тебя.
Я с сомнением посмотрел на нее. Слов нет, фигура у жены Леонида Михайловича девичья, что, учитывая привычку выпивать без всякой закуски, неудивительно. Возраст женщины выдают в основном шея, лицо и руки. Первая была прикрыта водолазкой, второе длинной, ниже бровей, челкой. Инга периодически сдувала волосы, и на короткое время мельком показывались глаза, но потом пряди волос вновь прикрывали лицо, руки разглядеть я не успел. Инга плюхнулась на диван и продолжила:
– Сначала выпей, потом побазарим.
– Пока не хочется.
– Давай глотай.
– Честно говоря…
Хозяйка вскочила на ноги, наполнила свой фужер и велела:
– До дна, иначе разговаривать не стану. Ну… Смотри, как надо!
И она вновь опустошила фужер. Делать нечего, пришлось последовать ее примеру. Я люблю коньяк и смею думать, что понимаю в нем толк. Благородный «Хеннесси» надо пить не спеша, тихонько согревая бокал с лучисто-коричневой жидкостью в ладонях. Именно поэтому фужеры для коньяка имеют пузатую форму, с довольно широким дном и узким верхом. На донышко капают, именно капают виноградный сок, который монахи из провинции Коньяк научились превращать в неземной напиток. Вот водку можно опрокидывать залпом, а «Хеннесси» ни в коем случае. Его следует пить медленно, наслаждаясь цветом, ароматом и вкусом. Но у Инги было иное мнение по этому поводу. Она снова наполнила бокалы, поставила бутылку на стол и хмыкнула:
– Скоро кончится, чего только одну купил, сейчас за другой отправишься. Пей до дна, ну, давай на брудершафт.
Проклиная собственную мягкотелость и податливость, я взял даму под руку. Инга мигом выхлестала спиртное, я же лишь отхлебнул.
– Эй, эй, – сердито велела она, – на брудершафт до дна положено, иначе врагами расстанемся.
Сейчас, вспоминая произошедшее, я могу сказать в свое оправдание всего две вещи. Днем я не успел пообедать, а утром выпил лишь кофе, и ударная доза спиртного свалилась в практически пустой желудок. Еще у меня было отвратительное настроение, а в горле что-то царапало, очевидно, начиналась простуда. Все сложенные вместе факторы вкупе с коньяком дали неожиданный результат. Инга показалась мне милой, даже привлекательной женщиной, скорей всего, ей лет тридцать пять, не больше. Поднялось настроение, начинающаяся боль в горле исчезла. Мне стало очень уютно, тепло и как-то спокойно.
– Хороший коньячок, – усмехнулась хозяйка, – давай добьем бутылочку.
Дальнейшее помнится смутно. Вроде потом на столике появился еще и графин. Затем мы пошли по коридору… в лицо ударил свет… голова упала на что-то ядовито-розовое… в носу защекотало…
Глава 28
Я чихнул и открыл глаза. Надо мной парил незнакомый потолок самого невероятного вида – голубого цвета, украшенный густой бело-золотой лепниной. На секунду я изумился, через мгновение растерялся. Где я нахожусь? Комната казалась незнакомой. Большая по метражу, она практически не имела свободного пространства, слишком много в ней было мебели. Огромный шкаф для одежды, зеркало в витиеватой раме, стоящее на комодике, штук восемь пуфиков, три кресла, диван. На окне болтались бархатные занавески, а посреди спальни возвышалась здоровенная кровать, на которой в полном недоумении возлежал я. Мебель и ковер были бело-голубого цвета, портьеры и постельное белье ядовито-розового, к тому же их украшало неисчислимое количество рюшечек, воланов, кружев и складочек.
Я попробовал пошевелиться. Получилось плохо, голова болела немилосердно, внутрь черепа словно поместили шар из ртути, и он теперь медленно перекатывался от одного виска к другому, вызывая тягучий приступ тошноты. Сесть удалось с третьего раза, и только тогда я сообразил, что нахожусь на ложе не один. С правой стороны, среди горы одеял и подушек, виднелась спутанная копна темных волос. Я попытался включить мыслительные способности. Кто это? Вика Хогарт? Но мы же с ней поругались, и потом, у Вики в спальне современный интерьер, в котором преобладают белый цвет и предметы из нержавеющей стали.
Я уставился на незнакомую голову. Если признаться честно, в подобной ситуации оказался впервые, совершенно ничего не помню, ни как зовут даму, ни где с ней познакомился, ни то, что делал до того, как очутился в сей чудовищной опочивальне.
Когда Миша Тарубин, один из моих добрых знакомых, с усмешкой говорил: «Представь, Ванька, открываю утром глаза и сообразить не могу, как же эту соску зовут», я ему не верил.
Правда, Тарубин – самозабвенный ловелас, готовый бежать с высунутым языком за любой короткой юбчонкой. Один раз он на моих глазах вытащил из кармана бумажку и начал сокрушаться:
– Ну чей же это телефон? Скажи на милость! Наверное, хорошенькая, раз номер телефона взял.
Я не удержался от ехидного замечания:
– Ты бы еще приобрел привычку рядом приписывать имя.
– О том и речь, – вздохнул Мишка, – всегда ведь кличку указываю, а тут, смотри.
Я взял листок и не сумел сдержать улыбку. На косо оторванной бумажке были накорябаны цифры, а рядом стояло «баба».
– Зато ты теперь знаешь, что это номерок не мужика, а бабы, – развеселился я, – позвони, не стесняйся, и спроси: «Баба, тебя как величать?»
Мишка вырвал из моих рук писульку.
– Можешь ржать сколько угодно, но я частенько не помню с утра, как их зовут. Постель еще не повод для знакомства.
Но я ему не поверил, посчитал это заявление своеобразным мужским кокетством, и вот теперь сам оказался в подобной идиотской ситуации. В голову пришла замечательная идея. Надо хватать одежду, вон она неаккуратной кучей валяется на ковре, и бежать. Авось девушка не проснется.
Но не успел я откинуть жаркое пуховое одеяло, как голова на соседней подушке поднялась и прохрипела:
– Эй, ты кто?
– Иван Павлович, – машинально ответил я и тут же обозлился на себя за глупость.
Более кретинского положения и не придумать. Лежу голый в постели рядом с обнаженной женщиной и представляюсь по имени-отчеству.
Дама зашевелилась, потом довольно легко села, отбросила со лба волосы и заявила:
– И чего у нас было?
Я вздрогнул. Да ей лет пятьдесят, никак не меньше, или она просто плохо выглядит? Во всяком случае, внешность совершенно не в моем вкусе. Маленькие глазки тонут в опухших веках, излишне длинный нос нависает над тонкими губами, кожа нездоровая, серая, с россыпью то ли веснушек, то ли старческих пигментных пятен… Впрочем, как говорит тот же Мишка: «Не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки».
Сколько же я вчера выпил, если совсем ничего не помню?
– Эй, – ткнула меня ногой сокроватница, – может, кофейку сделаешь?
Я встал, натянул брюки и, старательно борясь с тошнотой, пошел по коридору в поисках кухни. Квартира, оказавшаяся огромной, не навевала никаких воспоминаний, я явно был тут впервые.
Пошарив бесцельно на полках, я вновь вернулся в спальню.
– Будьте любезны… э… я никак не могу найти кофе.
Женщина, стоявшая перед зеркалом, резко обернулась. Сейчас она выглядела намного лучше, чем пять минут назад. Лицо приобрело здоровый цвет, очевидно, дама воспользовалась косметикой.
– Посмотри на полке под подоконником, – велела она и добавила: – Меня зовут Инга, если тебя не смущает факт знакомства после бурной ночи.
В моей голове мигом все стало на место. Инга! Жена Головкина! Вчера я привез ей полуторалитровую бутыль «Хеннесси», и мы «уговорили» емкость минут за двадцать.
– Ты вообще кто такой? – удивилась Инга. – Как сюда попал?
– Наверное, нам лучше сначала выпить кофе, – ответил я и лучезарно улыбнулся.
Если вы думаете, что Инга захлопотала у плиты, готовя для неожиданного любовника питательный завтрак, то глубоко ошибаетесь. Кофе варил я, а в огромном, напоминающим подводную лодку холодильнике не нашлось никаких продуктов.
– Так как ты сюда попал? – спросила дама, отхлебнув арабики. – Фу, горько!
– Сахара нет, – развел я руками, – вы сами меня пригласили.
В глазах хозяйки промелькнула легкая настороженность.
– Не волнуйтесь, – быстро сказал я, – я не имею никакого отношения к маньякам и убийцам, вот смотрите…
Инга повертела в руках удостоверение, потом со злобой швырнула его на пол и прошипела: