Войдя в школьный холл, Летиция затаила дыхание: на пюпитре стояла фотография Максима в черной рамке. Рядом на столике лежала тетрадь в элегантной обложке, приглашающая всех желающих написать несколько слов соболезнования. Перед столиком толпились родители, спрашивая друг друга и рассказывая все, что знали или слышали о происшествии. Надо сказать, что дирекция школы поступила очень разумно, вызвав на этот день психолога, который поговорит с детьми из класса Максима, осторожно затронув причину его гибели.
Хорошо зная, какая тесная дружба связывала двух мальчиков, учительница встретила Мило с особым вниманием. Она сразу расспросила Летицию, как он отреагировал на известие о смерти друга. Та в нескольких словах обрисовала, как с этим обстоят дела, не опустив эпизода с Тилапу.
– Мне даже показалось, что отсутствие Тилапу огорчило его больше, чем отсутствие Максима, – мрачно сказала Летиция, завершив рассказ.
– Не надо это так истолковывать, – успокоила ее учительница. – Исчезновение Максима для него пока событие абстрактное, а вот исчезновение Тилапу – куда более реальное. Осознать в этом возрасте гибель лучшего друга – процесс слишком жестокий, и ваш сын защищается, как может. На данный момент он замещает эту утрату отсутствием игрушки. Это легче перенести. Тем не менее нам надо быть особенно бдительными в течение ближайших нескольких недель. Мы должны помочь ему распрощаться с Максимом, а не с Тилапу.
Летиция задумчиво покачала головой, и мысли ее снова вернулись к ночному кошмару.
– Мадам Брюнель, – продолжила учительница, – мне хотелось бы узнать еще вот что: с согласия родителей Максима мы предполагаем пригласить на похороны нескольких его школьных друзей, из числа самых близких. По крайней мере, тех, кто выразил желание и кому разрешили родители. Разумеется, представители школьного персонала тоже примут участие, и я вместе с ними. Что же касается Мило…
– Похороны Максима? – удивилась Летиция. – Они уже назначены?
Учительница не скрыла удивления:
– Максим будет похоронен на городском кладбище в ближайший понедельник, в десять часов. Разве вы не знаете?
Летиция молча смотрела на учительницу. У нее перехватило дыхание от известия, что вся школа уже в курсе и даты, и часа погребения Максима, а она – ведь она фактически принадлежала к его самому близкому семейному кругу – об этом не знала. Взбудораженная таким известием, она кивнула, стараясь побыстрее отдышаться.
– Я полагаю, вы и так поедете на кладбище, – продолжила учительница, почувствовав неловкость и пытаясь поскорее от нее избавиться. – Мне просто нужно знать, разрешите ли вы пойти Мило, и если разрешите, будет ли он с вами или отправится вместе с одноклассниками.
Застигнутая врасплох, Летиция не знала, что ответить.
– Это вопрос организации: нам надо знать, сколько детей поедут на кладбище, – не отставала учительница. – Вы понимаете?
– Мы возьмем Мило с собой, – ответила, наконец, Летиция, – и постараемся не отпускать его от себя весь день.
Учительница кивнула в знак того, что информация принята к сведению. Потом дипломатично, но с явным облегчением попрощалась с ней и пошла в класс.
Когда Летиция вышла на улицу, в голове у нее теснилось множество вопросов, от которых можно было чокнуться. Почему Тифэн и Сильвэн ничего не сказали ей о похоронах Максима? Что это значит? В чем дело? В обыкновенной рассеянности от потрясения и горя? Или, наоборот, ей намеренно ничего не сказали, заранее все обдумав?
Но тогда почему?
И вдруг нежелание впустить их с Давидом в дом, отказ отвечать на звонки после трагедии показались Летиции демонстрацией отторжения. Все ее гипотезы по поводу поведения Тифэн и Сильвэна развалились под давлением чудовищно маразматической догадки. Она ускорила шаг, на ходу набирая на мобильнике номер своего офиса. Предупредив, что сегодня задержится, она решительно зашагала к соседскому дому.
Глава 20
Дверь ей открыла Тифэн. Увидев Летицию, она застыла и замкнулась, словно в раковину забралась. Вокруг нее инстинктивно развернулась невидимая защита. Так раненое животное прячется в панцирь.
– Что тебе надо? – спросила она еле слышным голосом.
Такой переход на оборонительную позицию подтвердил худшие опасения Летиции.
– Какого черта, Тифэн! Что происходит? Почему… почему вы нас избегаете?
Похоже, этот вопрос подействовал на Тифэн как электрошок. Лицо ее сморщилось от боли, и, прежде чем Летиция успела сообразить, что в действительности происходит, она выплеснула на подругу все свое страдание и боль. И весь свой гнев.
– Ты спрашиваешь, что происходит? – отчеканила она, как будто каждое слово превратилось в лезвие и медленно разрезало ее. – Мой сын мертв, Летиция! Мой малыш, без которого я вообще не знаю, как жить на свете, погиб почти у тебя на глазах. Может, ты даже видела, как он падал. Как знать! Где ты была, когда он потерял равновесие? Ах да, дай-ка я вспомню: ты принимала солнечные ванны!
Земля под ногами у Летиции заходила ходуном, как при землетрясении, и она пошатнулась. Когда же ей удалось обрести равновесие, у нее вдруг так закружилась голова, что она уже не знала, что делать и кончится это когда-нибудь или нет.
– Ты с ума сошла? – крикнула она, изумленно вытаращив глаза, и ее начала бить крупная дрожь. – Я… я запрещаю тебе перекладывать на меня ответственность за то, что случилось! Я сделала все, чтобы он не упал!
– Вранье! Ты врешь, Летиция! Единственное, что ты сделала, – это бросила его одного перед открытым окном! Шестилетнего ребенка! Перед пропастью в четыре метра! И единственное, что пришло тебе в голову, это бежать звонить в дверь! Ты что, действительно думала, что этого достаточно?
Летиция, бледная как смерть, начала потихоньку понимать, в какой ад неумолимо соскальзывает. Тифэн обвиняла ее в самом худшем. Ее лучшая подруга, самый дорогой человек, почти сестра, обвиняла ее в том, в чем и лютый враг не обвинил бы.
– Я должна была тебя предупредить! – крикнула она, и голос ее в этот момент был похож на предсмертный хрип.
– Нет! – прорычала Тифэн, вращая безумными глазами. – Тебе надо было всего лишь оставаться рядом с ним, разговаривать и уговаривать, чтобы он услышал тебя!
– Я пыталась! – запротестовала Летиция, в отчаянном порыве пытаясь достучаться до разума Тифэн. – Но вышло только хуже: он все ниже перевешивался через подоконник, чтобы лучше меня слышать!
Она все не могла опомниться. Обвинения подруги буквально пригвоздили ее к месту, и ее снова ошеломило и оглушило непонимание.
– Да и кто сказал, что это не твои сумасшедшие звонки в дверь так его напугали, что он выпал из окна? – не унималась Тифэн, не слушая оправданий Летиции.
– Тифэн! Ты права не имеешь так говорить!
– Ты в любом случае не должна была уходить, надо было стоять под окном, чтобы в случае чего поймать его и смягчить удар. Если бы ты осталась там и быстро отреагировала, он был бы сейчас жив!
– А как ты хотела, чтобы я там оказалась? Изгородь не давала мне попасть в ваш сад!
После этой фразы в глазах Тифэн загорелся огонек безумия.
– И это ты меня спрашиваешь? – заорала она, уже впадая в истерику. – Да, изгородь мешала пройти в наш сад! Вот только в этой гребаной изгороди давно пора было проделать переход, это ты помнишь? Сделать калитку, которая позволила бы тебе спасти моего сына!
От такого аргумента Летицию словно парализовало, и она застыла на месте, поняв, что разумный разговор с подругой в таких обстоятельствах невозможен. И пытаться нечего. Тогда Тифэн молча смерила ее взглядом, полным боли и горечи.
– Я не говорю, что ты одна во всем виновата, – пробормотала она сквозь слезы, – но я уверена, что ты могла бы предотвратить худшее.
Глава 21
Проклятые пять метров, которые надо было пройти, чтобы попасть домой, показались Летиции непреодолимыми. Недвусмысленно обвинив ее в причастности к смерти сына, Тифэн безжалостно захлопнула дверь перед самым ее носом. Летиция осталась стоять на тротуаре, раздавленная отчаянием и непониманием. Несколько секунд она боролась с желанием забарабанить в дверь в сумасшедшей надежде достучаться до подруги и снова попытаться с ней поговорить, что-то объяснить и даже бросить ей в лицо ужасное обвинение.
Но остатки собственного достоинства ее удержали.
Шатаясь, она добрела до двери своего дома и попыталась ее открыть, но ключ не попадал в замочную скважину, потому что глаза заливали слезы. С трудом отперев дверь, она рухнула на пол в прихожей и долго пролежала в полной прострации. А может быть, всего несколько минут. Упреки Тифэн кружились в вальсе вокруг нее, слова-убийцы без конца повторяло эхо, и они отскакивали сначала от стен прихожей, потом от стен черепной коробки, не давая ей ни секунды передышки.
«Да, изгородь мешала пройти в наш сад! Вот только в этой гребаной изгороди давно пора было проделать переход, это ты помнишь? Сделать калитку, которая позволила бы тебе спасти моего сына!»
Могла бы она спасти Максима, если бы калитку установили, как того хотели Тифэн и Сильвэн? А может быть, горе Тифэн было настолько велико, что она просто не могла реально смотреть на случившееся и, чтобы не сойти с ума, старалась свалить вину на нее? В своем стремлении во что бы то ни стало найти связь Летиция попыталась зацепиться за эту мысль, но злобность нападок подруги все разрушила на корню. Теперь, по мере того как эта мысль проникала в сознание, она вдруг почувствовала настойчивое желание довести ее до логического конца и вскоре уже была убеждена в своей причастности, пусть не прямой, к гибели Максима.
Совершенно измученная, она дотащилась до телефона и набрала номер Давида. Ему понадобилось несколько минут, чтобы понять: с Летицией случилась большая беда. От слез ей не хватало дыхания, и она почти не могла говорить.
– Не выходи из дома, я сейчас приеду! – велел он и отсоединился.
Через четверть часа он тоже звонил в соседскую дверь.