– Вы думаете, это необходимо? – спросила Летиция, скорее обеспокоенная, чем не согласная с идеей терапевтического курса.
– Узы, которые связывают вас с соседями, очень напоминают семейные. Очень хорошо, что вы сказали: «Максим и Мило были как братья, и я любила Максима, как племянника…» Таким образом, исчезновение Максима из жизни вашего сына вовсе не безобидно. Если вам, людям взрослым, учитывая ссору с вашими друзьями сразу после трагедии, удалось указать им место в ваших приоритетах, то с Мило все совсем по-другому. И в голове, и в сердце своем он потерял брата.
Давид и Летиция переглянулись.
– Я не прошу у вас немедленного ответа, – продолжала Жюстин Филиппо, – возвращайтесь домой, обдумайте все как следует вдвоем, а потом сообщите мне.
Сеанс подошел к концу. Давид и Летиция расплатились по счету и вышли из кабинета вместе с Мило.
Несколько секунд они шли молча, осмысливая все услышанное.
– А с ним она так и не поговорила, – вдруг прошептала Летиция, указав на Мило, который шел впереди прямо к машине.
– Шестьдесят евро! – проворчал Давид. – Эта терапия дорого нам обойдется.
– Тем более что я не вижу, какую пользу она сможет принести Мило, – заметила Летиция, пожав печами.
Они снова замолчали, и каждый погрузился в свои мысли.
– Значит, теперь я могу называть моего медведя Максимом? – вдруг спросил Мило, с торжеством обернувшись к родителям.
Глава 34
В этом году день рождения Мило пришелся на воскресенье. Давид и Летиция устроили праздничный утренник, на который была приглашена целая толпа ребятишек вместе с родителями. Дом, а в особенности сад, был полон народу. Весна, похоже, наконец-то прочно установилась. Летиция напекла всяких вкусностей, среди которых фруктовый пирог, миндальный кекс и огромный шоколадный торт. Все это было поглощено с неописуемой скоростью. Давид, как всегда, организовал игры: всеми любимые «музыкальные стулья», без которых не обходился ни один детский праздник и где победителем (случайно?) стал Мило, разные конкурсы, где приняли участие даже взрослые, и поиски сокровищ для самых маленьких. Всем было очень весело, крики и смех не смолкали до вечера.
Среди приглашенных был и Эрнест. Подрастающий Мило все больше привязывался к старику, ему нравилась его компания и истории о разбойниках, которые тот ему рассказывал. В Эрнесте не было ничего от образцового крестного, все свободное время посвящающего крестнику. В большинстве случаев он был не в духе, раздражителен, нетерпелив и неосмотрителен. Примерно раз в два года он приносил Мило какой-нибудь подарок весьма сомнительного свойства. В прошлом году, например, он принес два билета на рестлинг в Берси. Летиция сдержанно поблагодарила, но не разрешила Мило присутствовать на таком «непристойном и жестоком» зрелище.
Несмотря на огромное расстояние между ними и Эрнестом и на отсутствие точек соприкосновения, Эрнест не пропускал ни одного дня рождения крестника. Оставался он обычно ненадолго, но зато очень импозантно появлялся в самой гуще электронов в человеческом обличье, которые в своих коротеньких штанишках носились во всех направлениях и замирали, когда Мило дул на свечки.
Этот год не составил исключения.
Тифэн и Сильвэн, конечно, тоже были приглашены. Летиция сразу же сказала, что они не обязаны приходить, боясь, что воспоминания о прошедших годах будут для них слишком болезненны. Они обещали зайти ненадолго: ни за что на свете Тифэн не пропустила бы семилетие своего крестника. Семь лет – возраст сознательный, это уже жизненный этап. По крайней мере, она так сказала. Летиция терпеливо ждала и не выносила торт со свечками, но когда увидела, что уже четыре часа, а соседи все еще блистают своим отсутствием, решила сходить за ними.
На звонок в дверь никто не открыл, но это ее не особенно удивило. Подтверждение своей догадки она получила, когда увидела стоящую в двух шагах от дома машину. Теперь она была уверена, что они дома. Что ж, наверное, они просто не нашли в себе сил, чтобы прийти на самую важную часть праздника.
В этот день особенно остро ощущалось отсутствие Максима.
Более того, Мило исполнилось семь лет.
Этого возраста Максим уже никогда не достигнет.
На миг Летицию охватило дурное предчувствие: она вспомнила, что день рождения погибшего мальчика будет тремя месяцами позже. В смущении она решила не настаивать и вернуться к гостям. Что она и сделала, не мешкая. Эрнест уже начал проявлять признаки нетерпения: ему было трудно выносить весь этот шум и гам и хотелось поскорее уйти домой. Настала пора внести торт.
В доме Женьо праздничный шум доносился до самой кухни, несмотря на закрытые двери и окна. Детские крики, взрывы смеха и топот маленьких ног сливались в радостный шум, который не вязался с давящей тишиной, царящей в доме. Стоя перед кухонным столом, Тифэн была поглощена работой: она что-то готовила, смешивая разные ингредиенты, чтобы получилась однородная масса. Когда раздался звонок в дверь, она застыла на месте и затаила дыхание.
Несомненно, это была Летиция. Наверняка собиралась вносить торт и пришла узнать, придут ли они.
На миг Тифэн засомневалась и уже была готова открыть дверь, все объяснить, извиниться и отказаться. Праздничная обстановка, крики, смех, веселье… Это было уже слишком. Выше ее сил. Тем более что ей придется каждую секунду подавлять в себе эту боль, бороться с ней и делать нечеловеческие усилия, чтобы выдавить из себя улыбку и не разрыдаться в самый важный момент. Нет, уж лучше спрятаться от посторонних взглядов и вопросов. И от стыда…
Подальше от чужого счастья.
Тифэн стояла неподвижно, застывшая, истерзанная мукой, боясь, что снова прозвенит звонок.
Но он не прозвенел.
Минуты через две она различила движение за входной дверью и поняла, что Летиция возвращается справлять семилетие своего мальчика.
Тифэн медленно продолжила свое занятие, так крепко ухватившись за деревянную ложку, словно боялась упасть.
У Брюнелей все дружно распевали хором. Мило задул свечки, и раздались аплодисменты. Праздник удался на славу.
По своему обыкновению, Эрнест, как только внесли, разрезали и раздали детям торт, засобирался домой.
– Уже! – запротестовала Летиция. – Ведь мы едва разрезали торт!
– Отдашь мою порцию Мило, – улыбнулся старик.
– И речи быть не может! Это кончится печеночной коликой.
Вытирая руки кухонным полотенцем, Летиция улучила минутку, чтоб поговорить с ним:
– У вас все в порядке, Эрнест?
– Да пока не жалуюсь.
– А как ваша нога?
– О! С ней мы заключили договор: вообще не обращать друг на друга внимания. Короче говоря, ни один, ни другая идти как следует не желают!
Он рассмеялся, и Летиция улыбнулась ему от всего сердца, покорно покачав головой: Эрнест обожал вставлять в свою речь довольно рискованную игру слов и сам себе при этом был самой лучшей публикой. Отсмеявшись, он снова посерьезнел:
– Нет, что меня сейчас действительно беспокоит, так это спина.
– В самом деле?
– Ну а чего ты хочешь? Я старею…
– Не говорите глупостей.
– Да нет, кроме шуток! Я должен посещать сеансы физиотерапевта и плавать два раза в неделю. Но это уже лишнее. Муниципальные бассейны не для меня. Больно много микробов.
– Ну, там сейчас гораздо лучше в плане гигиены…
– Я говорил о мальчишках…
На этот раз со смеху прыснула Летиция. Потом взяла старика за руку и подвела к двери.
– Зайдете к нам к нам как-нибудь вечерком пообедать?
– Не откажусь. Маринованная свинина с чечевицей?
Он тряхнул головой, всем своим видом показывая, что он изрядный гурман.
– Договорились: маринованная свинина с чечевицей, – подтвердила Летиция.
Они тепло обнялись, и через несколько секунд она закрыла за стариком дверь.
Глава 35
Последние приглашенные разошлись около семи вечера, и Давиду понадобились еще полчаса, чтобы привести территорию в порядок, пока Летиция занималась Мило. Давид отправился выносить мешки с мусором.
Его внимание сразу привлекла толпа людей, собравшаяся на другом конце улицы, тем более что там стояли «Скорая помощь» и полицейская машина. Заинтригованный такой суматохой в тихом квартале, где, надо сказать, никогда ничего не случалось, Давид подошел поближе. Первые ряды любопытных и зевак загораживали видимость. Тогда он спросил у одного из них:
– Что случилось?
– У кого-то произошел сердечный приступ. Больше я ничего не знаю.
Давид вытянул шею, чтобы лучше разглядеть, что происходит, но увидел только край носилок, на которых лежало тело человека. Он уже собрался уйти домой, но тут от толпы отделились трое, освободив проход к центру трагедии. Не отдавая себе отчета, Давид продвинулся вперед.
На носилках действительно лежало тело, уже закрытое белой простыней, и это не оставляло никаких сомнений относительно состояния человека: он был мертв. Двое санитаров уже собрались его унести, взявшись за края носилок.
Потом они подняли носилки.
От этого движения тело слегка тряхнуло, и из-под простыни высунулась рука. Огни крутящихся синих фонарей отражались на машинах, на фасадах домов и на лицах зевак, придавая всей картине какое-то угнетенно-драматическое настроение.
Давид довольно равнодушно смотрел на происходящее, пока его не привлек вид руки, которая тихо покачивалась в такт шагам санитаров.
– Постойте! – крикнул он, проталкиваясь к носилкам.
Не спрашивая разрешения, он схватил руку и вгляделся в надетые на ней часы.
Дыхание его участилось.
Он поднял на санитаров растерянный взгляд, брови его нахмурились, в горле пересохло. Потрясенный, он не верил собственным глазам.
– Я думаю, что знаю этого человека. Дайте мне взглянуть на его лицо, – попросил он санитаров еле слышным голосом.
Санитары не возражали, и Давид, протянув руку к тому месту, где должн