бумажку с адресом, где теперь предстояло ему жить.
– У тебя деньги-то хоть на дорогу есть? – немного смягчившись, тихо спросила бывшая супруга.
Михаил не ответил. Подхватил со стола предложенное, не глянув, сунул в карман и вышел из квартиры, оставив за собой открытую дверь.
Денег на билет у него на самом деле не было, но это его сейчас не волновало. Главное, он ни от кого не зависит. Не надо искать место, где можно притулиться. Теперь он сам себе хозяин. Поскорее, вот только поскорее покинуть этот город. Тогда ему казалось, что именно данная возможность спасет его и все сразу наладится в его жизни. Он переедет, устроится на нормальную работу, перестанет пить и, кто знает, может, и женится еще разок. Не все же такие курвы, как Галочка. Или Наденька. Или Оленька. Нет, с женитьбой он не станет торопиться. А вот детей будет навещать. Или брать к себе на каникулы. А лучше ездить с ними на море по путевке в какой-нибудь санаторий. Или даже за границу. Он и сам там ни разу не был. Даже в Турции, где, кажется, перебывало уже все население России.
Вот так он и мечтал, трясясь в товарном вагоне, что шел в его некогда родные места. Благо удалось за бутылку договориться с грузчиками залечь на ночь на мешки с сахаром. И такая вот сладкая жизнь ему грезилась, когда уже без сожаления, а мучаясь лишь от того, что нельзя тут закурить, поскольку дал честное слово, катил он в новые времена. В свой старый новый город, где прошло его счастливое детство и чуть менее счастливая юность. Или вообще поехать в Москву к матери? На первых порах приютит, а там он и сам себе квартиру снимет. Ведь заработки в столице намного выше. Нет, опять одолжаться не стоит. Тем более мать до сих пор, наверное, не знает, что он развелся. Пусть живет себе спокойно со своим новым мужем. Хорошо, что она пристроена. Ладно, и так все отлично.
Только рано утром, когда открыли двери вагона, прибывшего на товарную станцию для разгрузки, Михаил смог тайком выбраться наружу. И только теперь, окончательно протрезвев, он достал из кармана клочок бумаги с адресом и прочитал то, что своим бисерным почерком написала Галочка. Тот район, в который она его определила, был ему знаком. Довольно далеко от центра и с довольно дурной славой. Это его немного огорчило. Там нормальной работы не найти, а поездки к центру будут занимать много времени. Сразу захотелось выпить, чтобы снять раздражение. Но не было ни копейки. Да и перекусить бы не мешало. Оглядевшись по сторонам, Михаил вспомнил, что можно немного подзаработать прямо здесь, как когда-то он делал перед армией, чтобы купить Наденьке какой-нибудь подарок. Он вернулся к тому вагону, в котором только что ехал, нашел бригадира и подрядился за пятьсот рублей перегружать на ожидающие машины сахар.
С ним еще работали четыре человека. Глядя на них, он понимал, что работают эти мужики за ради того же, а не чтобы принести деньги жене. Да и не деньги это, а слезы пьющего народа, чей труд никогда высоко не ценится, ибо спрос рождает предложение.
Вот так и началась его карьерная деятельность с товарной станции, которую он посещал по мере крайней нужды до сих пор.
Михаил проснулся уже ночью. Часы показывали половину третьего, когда он включил в изголовье бра. Марины по-прежнему дома не было. Ощущая зверский голод, он открыл холодильник и выложил на стол все, что там оказалось. Кусочек заветренного сыра, одну сосиску, кастрюлю с вермишелью и сморщенный помидор. Да, негусто. Но спасибо и на этом. Завтра… нет, уже сегодня нужно снова поработать и купить продукты. Сейчас он даже не думал о том, где может быть хозяйка квартиры. Он зажег на плите конфорку, обратив внимание на то, какая она грязная. Вынул из духовки сковороду, налил в нее растительное масло, что осталось на донышке бутылки, и вывалил туда остатки слипшейся вермишели. Мелко изрезал сосиску и помидор. Бросил туда же. Нашел в ящике буфета терку, кое-как покромсал об нее сыр, который крошился в руках. Через некоторое время, когда содержимое сковороды зашипело, посыпал сыром сверху и накрыл крышкой. Поставил на плиту и чайник. Хлеба тоже осталось на раз. Горбушку батона он разрезал пополам. Одну половинку намазал медом, вторую оставил заедать приготовленное блюдо.
Ел торопливо, заглатывал, почти не жуя и не замечая вкуса. Но это было оправданно. Последний раз его трапезой был пустой чай сутки назад. В таком тонусе его держало нервное и физическое напряжение последних дней. За Михаилом всегда наблюдалась такая физиологическая странность. Если чем-то заняты голова и руки, пустой желудок не мешал своими просьбами этой работе. О том, чтобы поесть, Родин вспоминал, лишь освободившись от более важных дел.
Насытившись, он отправился в ванную. Принял душ, почистил зубы и стал бриться. И только сейчас как следует разглядел свое лицо в зеркале. Впалые щеки, темные круги под глазами, отросшие волосы уже закрывают уши, а мокрая челка достает до переносицы. Он зачесал ее назад и обратил внимание, что лоб бороздят глубокие продольные морщины. Он никогда этого не замечал. Или просто не было до того интереса. Но вот сейчас, глядя на свое отражение, подумал, что жизнь проходит безвозвратно. А главное, бездарно. Да что там! Бесполезно. И дело не во внешности, а во времени, которое он потерял. И если говорят: «Время – деньги», то с этим нельзя согласиться. Деньги потерял – заработал, а время никак не воротишь. Оно и есть самая большая ценность, данная человеку. И употреблять его надо бережно, дорожа каждой минутой, которая может оказаться последней. Но что для этого нужно? Помогать нуждающимся? Да. Но не то. Хорошо зарабатывать. Да. Но тоже не то. Быть честным и справедливым. Хорошо. Так и надо. Только что значит просто быть? Где действие? Все так и все не то. Иметь цель. Вот уже теплее. Иметь правильную цель и идти к ней. А еще лучше – мечту. Он поймал себя на мысли, что никогда ее не имел. Цели были, он достигал их, но вот с мечтой никогда не сталкивался, считая это чем-то эфемерным, нематериальным. Кто-то мечтает о сцене, кто-то о новой квартире, кто-то о власти, кто-то о детях. Все очень просто. Но вот он почему-то никогда не мечтал. А может быть, путал цели и мечты? Не одно ли это и то же?
Михаил провел по запотевшему зеркалу ладонью, словно пытаясь стереть обуявшие его мысли, которые никогда не приходили в голову. Что это? Кризис среднего возраста? Или просто сказываются на психике бессонные ночи? Он вышел из ванной, обмотавшись полотенцем, и, вернувшись снова в спальню, взял сотовый телефон. От Марины было четыре пропущенных вызова. Затем СМС: «Миша, я ночую у мамы. Она заболела. Буду утром. Целую».
Спать ему не хотелось. Он лег, подложив под голову две подушки, и включил телевизор на спортивный канал. Почему-то вспомнил, что в его детстве телевидение вещало лишь по трем каналам и максимум до двенадцати. Потом играл гимн Советского Союза, и программы заканчивались. Только в Новый год народ имел возможность насладиться, как тогда говорили, голубым экраном до утра. Именно голубым, потому что цветные телевизоры были далеко не у всех. Свой первый цветной мать купила только в восемьдесят шестом году. И это было большим праздником в их небольшой семье. Правда, пришлось три месяца во многом себе отказывать. Даже экономить на еде, потому что пенсия у бабушки была шестьдесят рублей в месяц, зарплата матери – сто восемьдесят, а отечественный телевизор «Березка» – шестьсот.
Вспомнив о детстве, он снова перешел к мыслям глобального масштаба. О мечте, о сущности бытия и о цели. Это его нервировало, и Михаил решил сконцентрироваться на цели, что была ему ближе. А цель у него на сегодняшний момент одна. Он распланировал свои дальнейшие действия и к пяти утра достал из книжного шкафа Марины роман Теодора Драйзера «Титан», который прочитал еще на заре юности по настоянию бабушки. Надо бы спросить у Марины, откуда у нее эти книги классиков? Наверное, тоже от бабушки. И на пятнадцатой странице заснул.
Его разбудила вернувшаясь Марина. Был уже девятый час. Михаил слышал, как она шуршит пакетами на кухне. Наверное, закупила продукты к завтраку. Несколько раз хлопнула дверцей холодильника. Зажурчала в раковине вода. Что-то зашипело на сковородке. Пошел запах жареных яиц. Начинался новый день.
Сегодня на товарной станции Родину пришлось разгружать мешки с цементом. Другой работы не дали. А эта – самая тяжелая и грязная. Какая бы ни была упаковка, ты все равно будешь весь в серой пыли. Даже нос ею забьет, не говоря уж про одежду. После такого трудодня нельзя обойтись без душа. Зато платят хорошо. Отработав до пяти вечера с одним довольно крепкого вида напарником, от которого несло перегаром и потом, Михаил отправился в свою коммуналку. По дороге купил Василичу бутылку кагора, а себе новую одежду в секонд-хенде – дешевую, но вполне приличную: турецкие черные джинсы, серый итальянский джемпер и китайский черный же пуховик. Оглядев себя в зеркале примерочной, он остался вполне довольным своим внешним видом. Так и пошел в этой одежде, оплатив на кассе. А в выданный ему бесплатно пакет сложил пыльную форму охранника. Старую же куртку, туго скрутив, просто выбросил при выходе в мусорную корзину. У него еще оставались деньги. Можно было сходить в парикмахерскую, а еще купить зимние ботинки на дешевом рынке возле вокзала, но он решил с этим повременить. Лучше чем-нибудь порадовать Марину. Хотя бы принести что-нибудь вкусное.
Василич был несказанно рад не столько встрече с соседом, сколько бутылке, которую он ему вручил сразу с порога.
– Ну вот. Дождался я своих дивидендов! Не зря в тебя вкладывал свою пенсию. А чего одна? – И он, оттянув резинку синих сатиновых трусов, щелкнул ею по впалому животу.
– Ты с этой пока справься, – посоветовал Родин, пожав ему слабую тощую ладонь, а про себя с досадой отметил, что старик сдает день ото дня.
– А ты? Опять не будешь?
– Я же сказал, я в завязке.
– Миша, ты меня, ей-богу, пугаешь. Совсем себя не бережешь, – заворчал Василич, шаркая на кухню и торжественно неся в вытянутой руке кагор. – Ну ты хоть удостоишь меня своей компанией? Смотрю, прибарахлился. Женишься никак? Прям ведь жених, глаза слепит.