Видео переключилось с изображения аудитории на уже знакомую картину – клип с телом Эмерсон. Профессор продолжал говорить, но я не прислушивалась.
– Я спросил бы, серьезно ли он, – сказал Майкл, подходя к нам, – но могу сказать, что он серьезно. Он думает, что передний край журналистики – на его личной странице.
– Он не убивал Эмерсон, – устало сообщила я. Конрад не вписывался в психологический портрет. У нашего убийцы нет язвительного блога, нет девушки вроде Брайс – даже такой, с которой «все сложно». И человек, который убил Эмерсон, а потом выставил напоказ ее тело, как собака, которая приносит мертвую птицу к ногам хозяина, никогда бы не начал свой «видеорепортаж» о случившемся со съемок лекции.
Другие студенты субъекта не интересовали.
– Запусти еще раз, – приказала Слоан, – с начала.
Я подчинилась. Слоан мягко отодвинула меня и заняла место за ноутбуком. С помощью горячих клавиш она ставила видео на паузу, запускала, снова ставила на паузу. Ее глаза метались по экрану.
– Звуковая дорожка не врет, – наконец сказала она, – в этой аудитории триста семь студентов, которые пишут тест, включая твоего подозреваемого, – сообщила она мне, показав на лицо, которое невозможно спутать – круглое, с тусклыми глазами, – в третьем ряду. Кларк. Он сидел через два места от Брайс, на ряд позади Дерека.
– Кто снимает экзамен? – спросила я. – И зачем?
– Не знаю. – Слоан высунула кончик языка, сосредоточенно что-то обдумывая. – В новостях было сказано, что тело Эмерсон обнаружили рано утром, – наконец сказала она. – Но когда?
Я поняла, о чем она думает. Судя по отметке, видео снято в 7:34 утра.
– Время смерти, – озвучила очевидное я, – нам нужно время смерти.
Слоан схватила мой телефон и набрала номер по памяти. Никто не ответил, и она позвонила снова. И снова. И снова.
– Что? – От раздражения Бриггс говорил настолько громко, что его голос услышала и я.
– Считается невежливым говорить на громкости более семидесяти пяти децибел. – Слоан шмыгнула носом. – Полагаю, это называют криком.
Ответ Бриггса я не услышала.
– Есть данные вскрытия Эмерсон Коул? – Слоан прижала телефон ухом к плечу и освободившимися руками стянула резинку с собранных в хвост волос и снова завязала ее. – Нам нужно время смерти. Причина смерти тоже не помешала бы.
Я была почти уверена, что Бриггс не станет делиться этой информацией. Есть некоторое отличие между составлением психологических портретов студентов по профилям в соцсетях и знакомством с жесткими подробностями закрытого заключения патологоанатома.
– Вы говорите на семьдесят восемь децибел, – сообщила Слоан, которую явно не задевали возражения Бриггса, – и нам все равно нужно время смерти. – Она снова ненадолго замолчала. – Потому что, – произнесла Слоан, растягивая слова, будто разговаривала с глуповатым маленьким ребенком, – мы тут смотрим видео, которое было записано в 7:34 утра. Если я правильно помню карту кампуса, а вы знаете, что это так, лекционный зал Дэвиса находится в двадцати пяти минутах пешком или десяти минутах на машине от президентского корпуса. А значит, если смерть Эмерсон Коул: а) требовала присутствия субъекта и б) произошла после 7:25 утра и до конца контрольной, то у всех студентов этого курса есть алиби.
На этот раз Слоан молчала дольше, потом повесила трубку.
– Что он сказал? – спросил ее Майкл.
Слоан закрыла ноутбук и отодвинула его.
– Он сказал, что тело нашли в 8:15 утра. Время смерти приблизительно 7:55.
Глава 27
Время записи видео подтвердилось. Теперь можно признать официально: Эмерсон Коул задушили, пока ученики профессора Фогля сидели в лекционном зале Дэвиса и писали промежуточный экзамен.
ФБР отследило источник видео, это оказался наш старый знакомый – ассистент профессора Джеф. Он объяснил, что у профессора Фогля было правило – всегда записывать контрольные, чтобы исключить ситуации, когда один студент пишет за другого. На видео записан весь процесс, и каждого студента снимали вблизи, когда он сдавал работу. Все из наших 307 потенциальных подозреваемых – 308, если считать Джеффри, – присутствовали и отметились. Что касается алиби, оно тут просто железное.
– Я сказала Бриггсу, что он должен дать мне посмотреть видео с Дэниелом Реддингом. – Лия захлопнула дверцу холодильника и сорвала злость на выдвижном ящике со столовыми приборами. Она выдвинула его так резко, что содержимое загремело.
– Мы гоняемся за несуществующими уликами, потому что никто не дает мне проверить, когда этот бездушный, беспринципный кусок…
Лия озвучила несколько цветистых характеристик отца Дина. Мне было нечего на них возразить. Я уселась перед ней и вытащила две ложки из ящика стола. Протянула одну ей. После долгой паузы она с подозрением посмотрела на ложку в моей руке.
– Ты поделишься мороженым, – сообщила я ей. Она покрутила ложку в пальцах, и я задумалась, не планирует ли Лия что-то нехорошее по отношению ко мне.
– Дин и со мной не разговаривает, – сообщила я ей, – я расстроена не меньше твоего. Все, что мы делали или попытались сделать, – впустую. Неизвестный субъект не кто-то из учеников. Неважно, что у Джеффри минимальные способности к эмпатии и он в восторге от темной стороны или что у Кларка накопилась злость и он был неравнодушен к Эмерсон. Это не имеет значения, потому что никто из них не убивал Эмерсон.
Единственное, чем позволяло нам заниматься ФБР, – гоняться за призраками, спасибо психованному отцу Дина. И я невольно почувствовала себя глупой из-за того, что решила, будто мы сможем просто так, пританцовывая, войти в кампус колледжа или просмотреть профили в соцсетях – и найти убийцу. Дин по-прежнему злился на нас, и мы ничем не могли помочь делу.
– Лия…
– Все уже в порядке, – перебила меня Лия, – хватит изображать дружбу, Кэсси. Я поделюсь мороженым, но поедим мы где-то еще. Я не в настроении дружелюбно разговаривать с другими, и следующий, кто попросит меня чем-нибудь поделиться, умрет медленной болезненной смертью.
– Соглашусь. – Я окинула взглядом кухню. – Есть идеи, куда пойти?
Сначала я подумала, что Лия ведет меня в свою спальню, но, как только дверь за нами закрылась, я поняла, что ее план заключался не в этом. Она открыла окно и, в последний раз нахально оглянувшись на меня, выбралась на крышу.
«Отлично», – подумала я и высунулась в окно – как раз вовремя, чтобы увидеть, как она исчезает за углом. Помедлив минуту, я сама осторожно выбралась из окна. Эта часть крыши пологая, но я все равно опиралась рукой о стену. Я осторожно добралась до угла, где устроилась Лия. Когда я завернула за него, у меня перехватило дыхание.
Лия сидела, прислонившись к стене и вытянув свои длиннющие ноги так, что они доставали почти до водостока. Осторожно ступая, я подошла к ней и уселась рядом. Лия молча наклонила ко мне картонную упаковку с мороженым Rocky Road. Я запустила ложку внутрь и зачерпнула как следует.
Лия изысканно выгнула бровь.
– У кого-то голова сейчас от холода заболит.
Я откусила небольшой кусочек.
– Нужно было взять пиалы.
– Много чего нужно было бы сделать. – Лия сидела совершенно неподвижно, глядя на горизонт. Солнце только-только заходило, но у меня возникло отчетливое ощущение, что, если бы меня здесь не было, она осталась бы здесь на всю ночь, в двух этажах от земли, касаясь ногами края. Она ненавидела, когда ее ограничивали. Ненавидела, когда запирали. У нее всегда имелся запасной план. Просто уже давно в нем не возникало необходимости.
– Дин справится, – заметила я, вместо того чтобы сказать о запасных планах, о детстве Лии, о том, как ей, вероятно, пришлось научиться врать. – Он не может злиться на нас вечно, – продолжила я. – Мы просто пытались помочь.
– Ты, что ли, вообще не понимаешь? – Лия наконец повернулась ко мне, и в ее темных глазах блестели слезы, которые она никогда не позволила бы себе пролить. – Дин не злится. Он себе не позволяет. Если мы поговорим с ним прямо сейчас, он не разозлится. Он вообще ничего не почувствует. Вот что он делает. Он закрывается, отталкивает других, и это нормально. Понимаю. Уж я-то понимаю. – Лия закрыла глаза и сжала губы. Несколько раз неровно вдохнула, а затем снова успокоилась. – Но меня он не отталкивает.
Дин знал Лию лучше, чем кто-либо из нас, а это означало, что он отчетливо понимал, каково ей будет, если он ее оттолкнет. Он знал, что он единственный, кому она доверяет, что их отношения – то, что позволяет ей чувствовать себя в ловушке. Защитным механизмом Майкла в детстве стало умение распознавать гнев, а затем провоцировать его, если он не мог его потушить. Лия пыталась скрыться под множеством слоев обмана, чтобы, даже если кто-то причинит ей боль, это не касалось лично ее, потому что не имело никакого отношения к настоящей Лии. Дин был исключением.
– Когда я прибыла сюда, здесь были только Дин, Джуд и я. – Лия оставила ложку в коробке и откинулась назад, опираясь на руки. Я не понимала, зачем она мне это рассказывает, но почему-то интуиция подсказывала мне, что на этот раз она говорит правду. – Я была готова его ненавидеть. Я отлично умею ненавидеть, но Дин никогда не пытался на меня давить. Никогда не задавал мне вопросы, на которые мне не захотелось бы отвечать. Однажды ночью, через пару месяцев пребывания здесь, мне захотелось выбраться за территорию. Убегать я хорошо умела.
Я добавила это в удлиняющийся список того, что я знала о прошлом Лии.
– Дин поймал меня. Он сказал, если я ухожу, то и он со мной. Я решила, что он блефует, но оказалось, что это не так. Я убежала, и он со мной. Нас не было три дня. Мне и раньше случалось жить на улице, а ему нет. Он сторожил по ночам, чтобы я могла поспать. Иногда я просыпалась и видела, что он по-прежнему на страже. Он никогда не смотрел на меня так, как смотрит большинство парней. Он присматривал за мной, а не следил. – Она помолчала. – Никогда ничего не просил взамен.