«Некоторые вещи ты делаешь, потому что хочешь, – подумала я, – а некоторые – потому что они необходимы».
Дин не сказал ничего по поводу того, что я пропустила профессора. У него свое, тоннельное видение происходящего.
– Эмерсон было двадцать лет. Блондинка, дружелюбная, пользовалась любовью однокурсников. Трине было под пятьдесят. Брюнетка, невротичная, судя по ее реакции на гостей – изолированная от социальных контактов, за исключением контактов с двумя людьми – моим отцом и ее сыном.
Большинство убийц выбирают определенный тип. Что общего было у Трины Симмс и Эмерсон Коул?
– Эмерсон молодая. Она красивая. – В голосе Дина появилась странная напевность. – Она спала с человеком, который считал себя экспертом по Дэниелу Реддингу. Может, поэтому я выбрал ее.
Составляя психологический портрет неизвестного субъекта, я использовала слово «ты». Дин предпочитал слово «я».
– А может быть, – произнес Дин, прикрыв отяжелевшие веки, – я выбрал девушку, которая не стала спать со мной, а потом ту, которая спала с человеком, которому я подражаю.
В голосе Дина звучала пугающая задумчивость. Я ощущала, как он все глубже погружается в возможные варианты.
– Если бы Реддинг не был в тюрьме, он убил бы Трину Симмс сам. Изрезал ее, повесил и смеялся бы, когда она кричала.
Дин открыл глаза. Я не была уверена, видит ли он кого-нибудь из нас. Я понятия не имела, о чем он думает, но ощутила, что что-то изменилось: атмосфера в комнате, выражение его лица.
– Дин! – окликнула его я.
Он потянулся за телефоном.
– Кому ты звонишь? – спросила Лия.
Дин едва взглянул на нее.
– Бриггсу.
Когда Бриггс ответил на звонок, Дин расхаживал по комнате взад-вперед.
– Это я, – сказал он. Бриггс начал что-то отвечать, но Дин перебил его. – Я знаю, что вы на месте преступления, поэтому я и звоню. Мне нужно, чтобы вы кое-что проверили. Я точно не знаю, что именно. – Дин сел. Иначе он не мог заставить себя перестать ходить туда-сюда. – Накричите на меня позже, Бриггс. Прямо сейчас мне нужно знать, есть ли на тумбочках или на кофейном столике в комнате Симмс что-то еще, кроме вязаных салфеток и фарфоровых фигурок. Он подпер голову рукой.
– Просто посмотрите и скажите мне, что видите.
Минуту, а может, и дольше, в комнате висела тишина. Лия вопросительно взглянула на меня, но я покачала головой. Я тоже ничего не понимала, как и она. В одну секунду он составлял психологический портрет нашего субъекта, а в следующую уже раздавал приказы по телефону.
– Ничего? – сказал Дин. Он выдохнул и сел. – Никаких бейсбольных карточек, игрушечных машинок или рыболовных блесен? – Дин, похоже, пытался убедить скорее себя. – Никаких книг. Никаких игр. – Дин кивнул, отвечая на что-то, чего не было слышно нам, а потом будто осознал, что Бриггс не видит его кивок. – Нет. Я в порядке. Просто мысль одна пришла. Ничего такого. Уверен, это пустое. – Я заметила, что Дин пытается на этом остановиться, не говорить больше ничего. У него не вышло. – Можете проверить ее карманы?
Еще одна долгая пауза. Но на этот раз я четко заметила тот момент, когда Бриггс ответил. Дин окаменел. Никаких больше нервных движений. Никаких вопросов.
– Похоже, ничего хорошего, – пробормотал Майкл.
– У нас проблема. – Дин говорил сдавленно, не меняя позы. – Думаю, наш неизвестный субъект не подражатель. – Он помолчал, а потом заставил себя выговорить пояснение: – Я думаю, мой отец нашел себе партнера.
Глава 36
Бриггс и Стерлинг вернулись ночью того же дня. Никто не спал. Мы собрались на кухне – сначала чтобы поесть, потом чтобы дождаться их. Около полуночи пришел Джуд, чтобы разогнать нас по спальням, но в итоге лишь поставил вариться кофе. Когда агент Бриггс и Стерлинг открыли дверь кухни и увидели нас, сгрудившихся вокруг стола, Слоан как раз утомилась говорить. Остальные молчали, как и большую часть вечера.
– Содержимое карманов Трины Симмс. – Бриггс небрежно бросил пластиковый пакетик на стол перед нами. Внутри его одна игральная карта – король пик.
– Хотел бы я ошибиться, – первое, что сказал Дин. Он пододвинул пакетик к краю стола, но не стал брать в руки. – Я должен был ошибиться.
– Откуда у тебя возникла эта идея? – Голос агента Стерлинг звучал хрипло. Может быть, ей и Бриггсу весь вечер пришлось выкрикивать приказы, а может, не прошел даром тот факт, что у человека, который похитил и пытал ее, есть партнер за стенами тюрьмы.
– Я составлял психологический портрет нашего субъекта. – Дин говорил медленно, ровно, теребя в пальцах краешек карты сквозь пластиковый пакет. – Я подумал, что он мог выбрать целью Трину Симмс, потому что, если бы отец не был в тюрьме, он бы сам ее убил. Это имело смысл, субъект мог считать, что убийство Трины – это шаг к тому, чтобы стать моим отцом. Но потом… – Дин снова убрал руку от карты. – Я подумал о том, что мы ведь поехали увидеться с ней – Кэсси, Майкл и я.
Я пока не понимала, какой в этом смысл, почему наш визит к ним заставил Дина решить, что это не подражатель, что в деле участвует его отец, но он произнес это вслух – прямо и бескомпромиссно.
– Я встретился с ней. Она мне не понравилась. Она погибла.
Как Глория, женщина, которую Дэниел Реддинг когда-то представил своему сыну. Я сказал ему, что мне не нужна новая мама. И тогда он посмотрел на Глорию и сказал: «Какая жалость».
– Мне хотелось бы, чтобы это оказалось случайностью, – продолжал Дин. Руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки, ногти впились в ладони. – Но потом я вспомнил, что, когда я был в комнате для допросов с отцом, он знал, где искать профессора. – Дин пожал плечами. – Это можно объяснить. Профессор много раз брал у него интервью. Он писал книгу. Конечно, он наверняка упоминал свою «писательскую хижину». – Дин повернулся, обратив следующие слова к агенту Бриггсу: – Мы должны были понять.
Лия подхватила нить рассуждений Дина.
– Он сказал вам правду о местонахождении профессора, но не всю правду. Это его стиль. Он выдает вам технически правду и полуправду, а также то, что выглядит как белая ложь.
Дин даже не повернулся к Лии, но я заметила, что под столом он дотронулся до ее руки. Она взяла его ладонь в свою и сжала пальцы – достаточно сильно, чтобы мне показалось, что она его никогда не отпустит.
– Я всегда знал, что он играет с нами, – продолжал Дин, – он манипулирует нами, но мне следовало бы, по крайней мере, рассмотреть возможность, что он манипулирует и нашим неизвестным субъектом. Люди для него просто марионетки, которые играют в его пьесе.
– Ты попросил Бриггса проверить карман жертвы. – Я попыталась вернуть Дина к конкретике. Обсуждение конкретных деталей поможет ему справиться с масштабом происходящего. – Откуда ты знал, что там что-то будет?
– Я не знал. – Дин поднял голову и посмотрел мне в глаза. – Но я знал: если мой отец в этом замешан, если Трина погибла, потому что я решил с ней увидеться, он захочет, чтобы я знал.
Он хотел передать сообщение, что Дин принадлежал ему, он всегда принадлежал ему. Он не принадлежал своей матери. Он не принадлежал ФБР. Он не принадлежал даже самому себе. Вот какое сообщение Дэниел Реддинг отправил своему сыну с помощью одной игральной карты.
– Это не только в твой адрес, Дин. – Все это время агент Стерлинг непривычно молчала. – Это и в наш адрес – для Бриггса и меня. Он хочет, чтобы мы знали, что он ведет с нами игру. Она поджала губы, не то скорчив гримасу, не то напряженно улыбаясь. – Он хочет, чтобы мы знали: он выигрывает.
Она сжала губы, затем оскалила зубы.
– Мы должны были это понять. – Слова, которые агент Стерлинг сдерживала в течение всего разговора, наконец вырвались на волю. – Я должна была это понять. Первое убийство имело все признаки организованного – планирование, отсутствие физических улик, инструменты, которые неизвестный субъект принес на место преступления. Но кое-что не сходилось: он задушил девушку антенной, напал сзади, оставил тело в публичном месте – это импульсивность, отклонение от намеченного плана, признак неуверенности в себе. – Стерлинг длинно выдохнула, пытаясь успокоиться. – Организованный. Неорганизованный. Когда на месте преступления есть признаки и того и другого, либо вы имеете дело с неопытным субъектом, который еще формирует свою технику, либо субъектов двое.
Дин тоже выдохнул.
– Доминирующий, который составляет планы, и подчиненный, который воплощает их в реальность.
Агент Стерлинг определила, что неизвестному субъекту от двадцати трех до двадцати восьми лет, но она вывела эти цифры исходя из предположения, что он действовал один. Если в уравнение добавить Реддинга, все менялось. По-прежнему можно с уверенностью предположить, что наш субъект преклонялся перед Реддингом, что он жаждал власти, доминирования и контроля. Скорее всего, в юности ему действительно не хватало фигуры отца. Но если Реддинг играл эту роль для субъекта, что он рассчитывал с этого получить?
То же, что Лок хотела получить от меня.
Внезапно я снова оказалась в убежище. Дин лежал на полу без сознания, Майкл ранен. А Лок хотела – отчаянно, безумно, чтобы я взяла нож, чтобы я стала как она. Она хотела, чтобы я принадлежала ей. По крайней мере, она видела во мне личность. Для Дэниела Реддинга Дин был вещью. Изысканным созданием, полностью принадлежавшим ему – телом и душой.
Может быть, Реддинг стремился воспроизвести подобные отношения с нашим субъектом. А может, все эти преступления для него способ напомнить блудному сыну, кто тут хозяин, заставить Дина вернуться и посмотреть ему в глаза, лицом к лицу.
– Нужно скорректировать нижнюю границу возраста нашего субъекта. – Мой голос звучал спокойно, как обычно, когда верх брала эта часть моего сознания, которая превращала самые страшные, личные ситуации в загадку, которую нужно решить. – До семнадцати.
Я не стала объяснять ход своих рассуждений, но в следующую секунду заметила, что Дин понял.