Эта история очень напомнила Саше историю Аиды. И в голове зародилось чувство, что здесь людей лечат «временно», чтобы, не нарушив сроки госпитализации, избавиться от пациентов и предоставить пустые койки для вновь прибывших. Это был один и тот же адов круг. Кольцо Московского метрополитена, где пассажиры катаются по кругу, иногда сходя на станциях, и, побродив там какое-то время, вновь садятся в вагон поезда, следующего в другом направлении, но все по тому же кругу. Ничего не менялось. Саша понимала, что люди с подобными заболеваниями в большинстве случаев обречены на периодические встречи с врачами.
– Здесь не хватает приема перед выпиской. Вот, – Саша пролистала в конец карты, – назначение препаратов и сразу выписка.
– Так добавьте прием. В чем проблема? Я для этого и дал вам карту. Чтобы вы устранили недостатки.
– Но я не могу добавить прием. Здесь описываются агрессивные состояния, нежелание идти на контакт, потом назначения и выписка.
– Милочка, уважаемая моя Александра, неужели мне нужно учить вас, знатного специалиста, как написать прием перед выпиской?
– Но…
– Пожалуйста, без «но». Идите готовьте карту.
– Хорошо. От чьего имени?
– От лечащего врача. Ей-богу. Вы как будто не работали никогда с документацией.
– Этот врач здесь уже не работает. Подписывать за него я не буду, уж извините.
– Просто сделайте мне, что я прошу! – он начал выходить из себя. – Мне не надо ничего подписывать! Заполните таблицу выписки, сделайте дополнительные записи в карте, чтобы ее можно было отдать следователям.
Саша вышла за дверь, понимая, что с такими подходами долго ей здесь не проработать.
Она заперлась в своем кабинете и принялась латать карту. Распечатав на принтере несколько таблиц, заполнила их, написала текст об улучшении и, выругавшись про себя матом, вклеила все в карту, а потом попросила стоявшего у кофейного автомата Михеля занести ее начальнику, чтобы больше хотя бы за сегодняшний день с ним не пересекаться.
Глава 39
Я ее помню. У нее волосы были похожи на макароны-спиральки, только они были коричневого цвета. А еще мама играла на скрипке. Мне про это рассказал мой учитель по музыке. Я хочу быть как мама, такой же красивой.
Леон уже давал свои образцы почерка, когда Артур, по договоренности с Ритой, решил сделать «случайный» визит домой к учителю музыки.
Палец коснулся кнопки звонка, и раздражающий писк раздался в квартире Капинуса.
– Кто?
– Уголовный розыск. Открывайте.
Перед Артуром возник музыкант при параде. Рубашка с галстуком, поверх нее – однотонная серая жилетка, брюки и домашние тапочки.
Вы куда-то уходите?
– Нет. А что вам, собственно, потребовалось от нашей персоны? – Он разговаривал через слегка приоткрытую дверь.
– Хотел бы с вашей персоной подробнее пообщаться. – Артур заметил, что лицо музыканта скривилось.
– Мне некогда, извините.
Артур вставил ногу в проем между уже закрывающейся дверью и стеной. С этим типом придется говорить по-другому.
– Послушайте, Виталий, как вас по отчеству? Почему вы так не любите полицейских? Пропала девочка, ваша ведь ученица. Нам бы помощь ваша не помешала.
– А я уже все рассказал девушке. Той, которая меня допрашивала. Не имею больше никаких сведений, так что извольте. И вытащите, пожалуйста, ногу из моей квартиры.
– Вы много говорили о ее матери – Зое Растер. Можете рассказать что-нибудь еще о ней?
– О Зое? – Кажется, Артур нашел точку интереса этого музыканта.
О да, Виталий Капинус готов был говорить о ней вечно. Неразделенная любовь, богиня, которая всегда жила и будет жить в его надеждах.
– Хорошо, если это важно… Проходите.
– Спасибо. Я не просто в гости к вам, вы же это понимаете.
– Конечно. Куртку повесить можно здесь. А тут разуться, пожалуйста.
Артур ухмыльнулся. Никогда на службе он ни у кого в квартирах не разувался. Напрасно Капинус подумал, что он сделает это здесь.
– У меня вот, бахилы. – Артур достал из кармана пару использованных ранее бахил и нацепил на обувь.
Идеально убранная квартира, обставленная частично еще советской мебелью. На полу ковры, на столе кружевная салфетка. Стеллажи забиты томами книг, которые уже давно никто не брал в руки, но систематически стряхивал с них пыль. Маятник часов на стене разрезал тишину маленькой квартирки и придавал ей уюта, а сам Виталий Капинус в этой обстановке становился резко старше себя лет на двадцать. Каждая вещь в этом доме имела свое место. Пульт от телевизора лежал на столе рядом с аккуратно сложенной газетой. Если провести две прямые вдоль каждого предмета, то они будут абсолютно параллельны. То же самое касалось и обуви, расставленной на полках в коридоре. Артур к таким педантам относился с настороженностью.
Виталий пригласил его в комнату и предложил присесть в одно из кресел, а сам вышел в кухню, чтобы заварить чай для беседы о приятных днях. До этой ситуации он давно не говорил о Зое, а упустить такой шанс человеку-одиночке было бы неправильно.
Артур осмотрелся. На стене висели фотографии в деревянных рамках, развешанные, естественно, на одинаковом расстоянии друг от друга. Здесь висели его детские фотографии, черно-белые фотографии, видимо, родителей, несколько групповых фото с музыкальным коллективом и одна фотография, на которой лицо Капинуса, как никогда, излучает свет. Он здесь счастлив. На фоне главной филармонии музыкант стоит в сером пальто, не скрывающем его тонких ног, рядом красивая женщина в желтом берете держит его под руку. Из-за спин выступают музыкальные инструменты, бережно уложенные в плотные чехлы.
Он вернулся с металлическим подносом, на котором стояли две чашки на блюдцах и чайник из того же комплекта посуды.
– Это Зоя? – поинтересовался Артур.
– Да-а, – протянул музыкант, расплывшись в несвойственной ему улыбке и предавшись воспоминаниям.
Недовольное поведение музыканта резко сменилось гостеприимством и радушием. Слишком резко, как считал Артур. И это не нравилось ему, хоть виду он и не подавал.
– Посмотрите, какая сдержанная и в то же время волнующая элегантность. Она словно бабочка. Даже пальто у нее похоже на платье. И шляпка, посмотрите, как она ей идет. Зоя всегда носила эту шляпку.
– Берет?
– Пусть это будет берет. Это совершенно не важно, молодой человек. Зоя любит желтый цвет – цвет солнца и чистоты.
– Ага, и болезни.
– Это смотря как вы на это смотрите. Кто-то в луже видит асфальт под водой, а кто-то – отражение неба.
– Ну мы сейчас не о ком-то, а о Зое. Расскажите, как вы с ней познакомились, какая она? И самое главное – где она?
Музыкант нахмурился после последнего вопроса. Поэтому Артур решил не спешить.
«Пусть начнет свои монотонные рассказы, а дальше спокойно перейдем к делу», – подумал он и добавил:
– Не будем спешить, чай еще горячий, расскажите, какой она была, когда вы познакомились?
– Зоя… Я вам как мужчина мужчине скажу так – она идеальная женщина. Я уверен, что таких больше не бывает. В ней не было ни одного изъяна. Понимаете? Ангел, чарующий своей красотой и добротой. Талантлива, красива. Она даже двигалась так, знаете, как будто плыла. А смех! Ее смех отдавался теплом, я был счастлив, когда она смеялась.
– Вы были влюблены в нее, – утвердительно сказал Артур, слегка улыбнувшись. Он не привык к таким искренним беседам, особенно если его собеседник – мужчина.
– Да. Я и сейчас влюблен. Зачем это скрывать? Люди боятся признаваться себе и кому-то в том, что влюблены, закапывают, зарывают это в глубь себя. Прячут под кожей, а потом становятся черствыми и злыми. А ведь нам, музыкантам, нельзя прятать чувства! Они же поют! Слышите? Они поют!
Артур нахмурился и совершенно не понимал Капинуса вместе с его странными умозаключениями.
– Ну я понимаю вас, да. А дальше-то что было?
– Вы все хотите знать, да? Ну я расскажу. – По Капинусу было видно, что он был счастлив наконец-то обрести свободные уши, чтобы рассказать о своих чувствах, а Артур представил себя в роли психолога. – А дальше я хотел, чтобы Зоя ответила мне взаимностью, но она только позволяла себя любить, чего мне было всегда мало. Я посвящал ей стихи, писал музыку ей одной, но она выбрала этого. И даже делилась со мной, когда встретила его, рассказывая о его статном телосложении. Она считала меня другом, близким хорошим другом, понимаете? А что я? А я так любил ее.
Артур заулыбался. Он не знал, как реагировать на откровения Капинуса, а тот продолжал:
– Она была счастлива с кудрявым, я был счастлив оттого, что она счастлива и проводит времени со мной не меньше, чем проводит его с ним.
– И все счастливы, – подытожил Артур.
– Вы зря смеетесь. Мы были в одном оркестре. И наша духовная связь куда важнее, чем их плотские утехи. Чтобы достичь этого понимания, нужно быть самому на высокой ступени духовности.
– Получается, Зоя была не на высокой?
– А-а-а, вы все смеетесь. Вам не понять, молодой человек, вам нужно еще идти и идти по этой лестнице. Может и жизни не хватить.
Артура уже утомила эта философия под чаепитие.
А Капинус продолжал:
– Зоя была духовна, иначе она не была бы такой талантливой. Оступилась. Прибежала ко мне, слезы вытирала. Тогда она и сообщила, что ждет девочку. Она мне, понимаете, мне сказала первому.
Артур решил, что пора бы уже уйти в другое русло разговора.
– Виталий, что произошло с Зоей? Почему она оказалась в психиатрической больнице? Вы знаете ее лучше всех.
– Да, но после того, как Зоя родила ребенка, мы практически не виделись уже с ней, а потом она сошла с ума с этим ребенком. Вот так бывает. Хотел бы я думать, что никто в этом не виноват… но…
– Но что?
– Но… – он сделал паузу. – Если бы Зоя была со мной, нам не нужно было бы ничего, кроме музыки и любви. Я все еще надеюсь, что она вернется. Нет, я не надеюсь, а знаю это. – Его тонкая костлявая нога закачалась, словно стрелка метронома. Он сцепил руки в замок, обхватив колено, будто пытался успокоить свои упорядоченные движения ноги. – Она чувствует и знает, что я жду ее. И не так, как ее кудрявый, который тут уже со всеми успел покрутить. Она – часть моей души, а я – ее. Зоя вернется. Вы увидите.