В голове крутилось множество вопросов, но после очередного выпада кайарахи я не смела даже смотреть в его сторону, а Мелли и Магрета и вовсе испытывали перед ним благоговейный страх. Чёрный Вепрь просто завёл нас в дом и сказал тут жить.
– Гостевой, наверное, – неуверенно предположила я.
– Ари, деточка, а в Дэврети отдыхающие прямо толпами ездят, чтобы пустые дома для них держать? – фыркнула Имельда. – Ты ещё программки с экскурсиями в гостиной поищи. Самого Вепря это дом, не ясно разве?
Может, Мелли и права. Обстановка была уютная, но довольно аскетичная, без излишеств. Наверное, воин мог бы в таком фаре жить.
– С ума сойти, и всё из ротанга, – рассматривала Имельда мебель. – Девочки, да одно такое кресло в Астеви-Раше в три сотни велленсов обойдётся. А сделано-то как искусно!
Плетёная мебель, циновки на деревянном полу, яркие шерстяные покрывала, глиняная посуда вместо фарфоровой. Всё это было так просто, незамысловато. По-дикарски. Тем удивительнее было обнаружить на кухне кастрюли и ножи из превосходнейшей стали, которые в подарок даже королевскому повару не стыдно преподнести. Или хитрый водопровод там же. Или… боги милостивые, да как это вообще возможно? Большую купальню с бьющей из-под земли горячей водой!
Я знаю, на севере есть подобные источники, только вода в них воняет тухлыми яйцами, хотя, говорят, очень полезна для кожи. В этой купальне пахло орхидеями, свежестью и океаном.
Я всё же усомнилась в том, что это дом самого кайарахи. Должны же тогда быть какие-то личные вещи… Нет, конечно же, я не думала увидеть в комнатах чьи-то портреты или стопку подписных журналов. Но, может, оружие, детские игрушки, книги, одежда? Нет, дом был уютным и абсолютно безликим.
Спален в фаре было достаточно, и все мы разместились с комфортом. Поначалу возник вопрос о питании – ни магазинов, ни ресторанов я как-то не приметила. Но ведь кайарахи говорил, что у них в ходу чеканные монеты, значит, вещи продаются и покупаются. Не натуральный же тут обмен. Нет, даже если купим продукты – кто их будет готовить? Я, к стыду своему, это искусство так и не освоила – у нас всегда была кухарка, у моих соседок тоже.
Но уже через полчаса в дом ввалились хохочущие местные женщины с фруктами, пирогами, дымящимися посудинами и ворохом тканей. Которые из них были уроженками Мота Нуи, а кто – нашими бывшими соотечественницами, понять было сложно. «Кайарахи велел заботиться», – вот и всё объяснение.
– Контракт, – с облегчением вспомнила я условия: проживание и обеспечение всем необходимым.
– Гости! – укоризненно покачали головами дови.
А после позднего обеда запричитали над нашими платьями и чуть не силой стали нас раздевать.
– В такую жару-то! Да меня на куски рубите, а я корсет сроду больше не надену! Да мой Тонги его порвёт скорее, чем станет из всего этого добра надетого меня выпутывать! Муженёк-то у меня нетерпеливый!
– Атурунга, ты глянь! Юбок-то под платьем – на три паруса хватит! Ну-ка, сымай, девонька!
– Вот радость-то, как капуста ходить! Ежели в баньку хотите, так сводим, но не на себе же её таскать! Давай, давай, лисичка! И колоски свои распусти, всю кожу перетянула! Ох, а цвет-то какой! С таким только золото и носить! Вот так красавицу себе Мохнатый привёз, а, Атурунга!
Дови беспрестанно хихикали, Магрета краснела, Мелли вопила, что она приличная дама и в простыни на голое тело заворачиваться не будет. А на резонное замечание: «Потной, что ль, ходить будешь?», рявкнула, что дамы не потеют. Ещё возмущённым взглядом поискала сочувствия у хранительницы Устава Благородства. А я лишь пожала плечами. В чужой фаре со своим этикетом…
Магрету всё же заставили переодеться и даже возмущённая легкомысленными нарядами Имельда потом одобрительно кивнула. Одеяния дови – папанги – были совсем простыми: длинные и широкие полосы ткани, хитро сшитые накрест. Они драпировались по фигуре, оплетая шею, но оставляя голыми ключицы, плечи и руки. На талии и под грудью ткань стягивали плетёные кожаные пояски, а свободные концы полотнищ хоть и спускались почти до пят, но при неосторожном движении иногда в разрезе мелькало белоснежное бедро.
И в такой струящейся светло-зелёной папанге, да ещё с распущенными медными волосами, я Магрету не узнала. Будто и глаза ярче стали, и сама она распрямилась, сбросив с себя всё лишнее. А я вдруг остро ощутила собственное жёсткое бюстье, тугую шнуровку и тяжесть нижних юбок. Даже лёгкая зависть взяла.
Но… Это пусть Магрета привыкает к местным обычаям. А мы здесь только гости. За несколько часов плавания она ни разу не усомнилась в своём решении, только ежеминутно косилась на лодку с Эхрой, а тот отвечал ей нежным взглядом.
– А маменьке я большое письмо оставила. Вот и пусть меня пропащей считает! А я… ну… Тесса Аурелия, ну вот душа же поёт! И без музыки даже! Тоже, наверное, меня легкомысленной считаете? А я вот Иде верю – раз с собой дэвр забрал, то это по серьёзному всё, теперь уж не бросит… Жаль, она на другом острове. Госпожа Ризе… Я же… я же не сглупила? Вот так поверила, а мы ведь даже не говорили толком… Но как он пишет, тесса Аурелия!.. Ах, да будто устоять можно! Никогда мне так честно не писали! И не смотрели тоже… И страшно, и сердце от радости трепещет… Уважаемые дови, вам-то лучше знать – не обидит он меня?
– Смешная ты какая, девочка, – рассмеялась немолодая дови по имени Атурунга. – Не обидит тебя мой Эхра, не бойся. Любимой женой у него будешь.
– «Ваш»?!.. – побледнела Магрета. – «Любимой»? В смысле, вы… вы тоже его жена?.. Боги милостивые… Я и не знала, что в Дэврети, как и в Баглоре…
– Сынок это мой, – расхохоталась Атурунга, а остальные дови чуть не забились в истерике от смеха. – Старшенький. Одной-то невестки насилу дождалась, а ты уже делить его с кем-то вздумала! До хойя выслужился, а всё перед бабами робеет! Да только не зря я ждала, погляжу: нашёл свою, ту самую… Ну, чего стоишь-то? Я и украшения тебе принесла. Сам-то подарить не смеет – вот мать и заслал!
Золото Магрете невероятно шло. А каждый надетый Атурунгой браслет сопровождался тихим пришёптыванием, и тут уж для смеха места не осталось – снова творился какой-то ритуал. Притихли и остальные дови, одобрительно качая головой. Только у нас с Имельдой в глазах сквозило недоумение: это как? Только приехала – и сразу жена? Они же и двух недель не знакомы!
Но, кажется, Магрету это не волновало.
– Вот так, милая, – Атурунга распустила седую косичку, вытащила из неё маленькую птичью косточку и вплела её Магрете. – Долго же я её носила, все дочку ждала… Ты мне дочка теперь и есть. Пятерых сыновей мне муж подарил, а вот дочь сам великий Моана на своих волнах принёс.
Снаружи снова раздался бой барабанов: громкий, призывный.
– Большой праздник сегодня будет – хойя вернулись, – пояснили дови.
Перед фаре-кура была большая площадь, способная вместить сотню людей, но местные жители шли на берег, и мы пошли за ними. Там уже разжигали костры и готовили угощение. Солнце клонилось в закат, и я застыла от невиданного зрелища. Всё, как рассказывал Чёрный Вепрь: небо окрасилось во все оттенки розового, огромный пылающий шар навис над горизонтом, а по бескрайней глади океана разлилось сверкающее жидкое золото.
Воровато оглянувшись, я незаметно сбросила туфли под кустом и с наслаждением зарылась пальцами ног в горячий песок. Платье длинное, никто не заметит.
– Украдут твои хе-ху – только за хони и выкупишь, – пробасили сзади. – Поэтому у нас дови босиком ходят.
– «Хони»? – вздрогнула я, не оборачиваясь. Будто этот голос с чьим-то другим спутать можно. – Кажется, вы говорили, что ваши деньги называются «талы».
Чёрный Вепрь тихо хмыкнул, а я даже затылком почуяла, как он оскалился в улыбке. Боги, неужели я в своём незнании выгляжу так же глупо и наивно, как мои ученики, ещё недавно искренне не понимавшие, почему за столом нельзя ковыряться в носу?
– Хони не деньги, их тоже не купишь, – кайарахи снял с пояса короткий нож и метнул его под куст. – Не возьмёт их никто, не бойся. Поцелуи-то не по сердцу дарить – последнее дело, да ведь, тесса? А я и так у тебя один украл. Да только виниться не стану.
Я изумлённо обернулась, напоровшись на горящий взгляд. Поцелуй?!.. Он? Когда? Да я вообще никогда и ни с кем ещё не целовалась – уж запомнила бы! Но Вепрь моё удивление проигнорировал.
– Пошли, красавица. Теперь на наши танцы посмотришь.
По-всякому я себе эти дикарские пляски представляла. Но такого точно не ожидала увидеть…
Постоянный смех, кажется, был визитной карточкой дови. Они подначивали дэвров, те беззлобно рычали в ответ. Но при этом женщины успели наготовить гору кушаний, и кормить своих мужчин, кажется, доставляло им особую радость. И я вдруг подумала, что лишь счастливые люди могут столько смеяться.
Солнце уже село, но тем ярче полыхали костры, тем звонче били в барабаны. Вокруг костров бесились разновозрастные дети, и перекос в соотношении полов тут был особо заметен: примерно девять мальчиков на одну девочку. И та… Боги милостивые, Тавела Ригель-Войц, за тобой тут вообще, что ли, никто не следит?!..
– Госпожа Минци, мне стыдно вам в глаза смотреть, честное слово! – смеялась без всякого чувства вины Анна-Кристина, что сама отыскала меня среди толпы. – Она совсем одичала и теперь носится по всем фаре, словно побирушка какая-то! К одним забежит, у других поклюёт, так весь день где-то и пропадает! Даже кормить не нужно! Нет, не Анри нужно было назначать послом, а этого дьяволёнка – она тут уже всех знает, а эти суровые мужчины перед ней разве что в лужу не расплываются!
– Леди Анна-Ка!
– Аурелия, дорогая вы моя тесса!
Мы неожиданно обнялись, чего никогда бы себе не позволили в Вельтарингии. Но здесь всё было совсем иначе, и я не смогла сдержать радости. Впрочем, Анна-Кристина и раньше отличалась гораздо большей эмоциональностью, чем я, а потому потянулась ко мне первая.
– Ах, дорогая, как же замечательно, что вы приехали! Это какой-то райский остров… Вы представляете, мы тут всего три недели, а Тиара уже научилась плавать и играть на барабанах! Тавелу к ним не подпускают, и вы в очередной раз были правы – у этого ребёнка совершенно нет слуха… Но Тиара! Плавать! Да вон же она сама – вы только посмотрите, какие у неё теперь розовые щёчки!..