– Вижу твою тень. По отцу печалишься. А сама же из него силу тянешь. Не своей жизнью живёшь, ничья аурем, – наконец произнесла тохунга.
– Простите?.. – прошептала я, даже не удивившись тому, что смогла.
– Чего непонятного-то? Не своё дело делаешь. Взяла на себя много. Свою жизнь не живёшь – отцовскую забрала. А ему что оставила? Всё нельзя брать – половину берёшь, половину сама строишь. А у тебя ничего своего – всё у него забрала. Передавать то кому будешь, когда своей жизни нет?
Я не поняла этих иносказаний, но отчего-то дрожь пробрала. Сама я ничего ей об отце не рассказывала… Как она всё это видит?
– Память отобрала… – всё перебирала она мои волосы, будто читала их. – Мудрость. Опыт тоже. Рассудительность. И всё больше забираешь. А кто человек без этого? Ребёнок несмышлёный… Вот и мучается дух его, заблудился совсем.
Я только хотела объяснить ей, что душевные болезни, хоть и нельзя их вылечить, точно не являются следствием сглаза или «украденной жизни». Что мозг человеческий есть материя тонкая, и наука ещё обязательно с этим разберётся, но объяснять преждевременное старческое слабоумие мистикой никак нельзя… И снова не смогла вымолвить ни слова.
– Поучать любишь, – покачала головой шаманка. – Всё на рассудок полагаешься. Из отца дух тянешь, да ещё чужую ароху взяла. Либо вернуть надо, либо принять, как полагается – нельзя арохе без места-то… Много, много у тебя лишнего. Не веришь мне, вижу. Что ж… Те Хау, духу ветра, ты по сердцу пришлась. Помогу тебе. Те Хоата нынче тоже добрый, он дэвровой ярости напился, а ему это слаще мёда. Он мастак заплутавшие души из темени выводить, на то он и дух огня. Вот и выведем. Отца на исходе второй луны привезёшь сюда. Да только и сама, дочка, помочь должна.
Боги милостивые, опять какие-то духи, снова эти их непостижимые и примитивные верования… Но неожиданно для самой себя я тихо спросила:
– Что нужно делать?
– Вот и умница, – удовлетворённо кивнула тохунга, будто этот заданный мною вопрос и был решением проблемы. – Значит, так: узлов на себе больше не вяжи, от Вайруа-о-те-По, духа ночи, закройся, а Вайруа-о-те-Мараме, духу света, наоборот, уважение выкажи. А самое главное…
Растерянная и озадаченная, я вернулась в наш фаре. Сложно поверить во всё это, когда двадцать пять лет руководствуешься знаниями и логикой. Я на Мота Нуи всего ничего, а привычная картина мира уже трещит по швам. Чем чёрт не шутит. Если их птицы способны говорить, а шаманы, наоборот, лишать голоса… Если через шелест кустарника со мной говорил дух воздуха – а больше некому было!.. Если у кайарахи в его безумном танце с огнём отбрасываемая тень имела явственные очертания огромного дикого кабана… И если есть какой-то призрачный шанс помочь отцу… То я и не в такое готова поверить.
Проще всего оказалось с узлами. Под этим тохунга имела в виду не стеснять своё тело – вместилище маетного духа. И собственного, и той части, «похищенной» у теви Минци. Волосы мне теперь полагалось держать распущенными, а одежды носить исключительно свободные. Я, несколько посомневавшись, сбросила с себя тугой корсет, накрахмаленные юбки, слои хлопка и батиста. Очередная добрая дови, принёсшая обед, показала, как облачаться в их лёгкие струящиеся одежды. Боги, это было так необычно! Несмотря на открытость такого «платья», я не чувствовала себя неуютно. А вот распущенные волосы… С ними я как раз ощущала себя чуть ли не голой. До того привыкла укладывать их в строгий узел или тугую косу.
Вайруа-о-те-Марама, дух света, любил золото – из него он отливал каждое утро новое солнце. Нося этот металл, дэвры и выказывали ему уважение. Золото у меня было – и даже чересчур много… Подарки кайарахи за ту игру на корабле. Вот только надеть всё это разом? До этого я позволяла себе носить только один самый скромный браслет – и то, чтобы не обидеть Чёрного Вепря… Как это будет воспринято, если я все его дары нацеплю на себя? Но другого золота у меня не было, а тохунга чётко дала понять, что чем больше металла, тем ярче дух света в нём отражается и тем сильнее радуется…
За защитой от Вайруа-о-те-По, духа тьмы, шаманка отправила меня к моему же знакомому дэвру. Вайранги Дубина, выслушав мою просьбу, предельно посерьёзнел и кивнул:
– От это ладно. От это хорошо. Только смотри, тесса: чтобы ни звука… Пикнешь – и не сработает, понимаешь, ага?
Я не сразу вспомнила, в чём был хорош Дубина. Думала, научит какому-то молитвенному ритуалу или сплетёт мне особый оберег. А как вспомнила… Но на попятную было поздно идти. Кажется, меня в очередной раз подловили на их излюбленное «слабо, тесса?»
Процедура оказалась чувствительной, но вполне терпимой, я стойко выдержала эти два часа. А вида крови никогда не боялась. И, в конце концов, это всегда можно спрятать под перчаткой. Рука горела огнём, а кожа вздулась и онемела, но к вечеру я обзавелась замысловатой татуировкой на тыльной стороне правой ладони.
– Злой дух через дела проникает, а дела как раз руки делают. Тебе бы, тесса, вокруг рта, по-хорошему, сделать – ты ж всё больше словами горазда. Но на руке тоже ладно… А над совой-коримако подумай ещё – на лбу ваще тебе знатно будет! И красиво, и уважение… Не всякому тохунге такую сделают – это ж мы, дэвры, сами решаем, кто чего достоин…
Пользуясь случаем, я спросила у Вайранги, почему я вижу старую шаманку в перьях, а Юн в то же время увидел жуткого мужчину в львиной шкуре.
– Так кто как хочет, так и видит, – просто пожал плечами дэвр. – На то он и тохунга.
Ну да, отрешённо подумала я. Действительно, что такого, что тохунга является всем под разными личинами. Вайранги напоследок бережно обернул мне руку листом особого растения с заживляющими свойствами.
Сложнее всего пришлось с последним условием. Ритуалы ритуалами, а заключённый договор и мои обязательства по нему никто не отменял. Но шаманка выразилась предельно ясно: чтобы я перестала «поучать себя и других». Это вызвало у меня наибольшие сомнения. Отказаться от любимой профессии? И насовсем или до поры? И до какой поры?.. И если с «другими» ясно, то что значит не поучать себя?
– Тавела, ну ты же будущая леди, – я мягко упрекнула пронёсшуюся мимо младшую Ригель-Войц, для которой на Мота Нуи не существовало правил. Этого неугомонного ребёнка можно в королевский зоопарк сажать – никто от мартышки не отличит. Боги милостивые, всего месяц прошёл, а два года воспитания ко-капо под хвост. Надо срочно ею заняться… И вдруг я ощутила на себе пристальный взгляд того самого ко-капо, что с утра следовал за мной по пятам.
Что ж… Наверное, глупо сворачивать на полпути. За этим ведь я и приехала на остров – искать чуда для отца. Вангапу с такой уверенностью говорил о шамане, да ведь сама же согласилась…
Чёрного Вепря я застала только на следующий день, когда хойя вернулись с большой охоты. Они с улюлюканьем ворвались в па на своих чёрных чудовищах – разгорячённые, взбудораженные, довольные.
– О-оооо, ля какая!!.. – заорали дэвры, когда заметили меня в толпе встречающих.
– Тесса, ну вы ваще!!..
– Так-то в сто раз баще, да, командир?..
От местных дови я теперь почти не отличалась, одетая в голубую папангу, босиком и увешанная золотом грубой чеканки. Каждая местная женщина ещё считала своим долгом навесить тот или иной амулет мне на пояс, когда приносила очередную еду. Больше всего я опасалась ироничной реакции Имельды на это внезапное преображение, но та лишь взглянула на мои голые плечи и вздохнула с лёгкой завистью: «Ну, так чего ж красоту такую прятать».
Смутившись от восхищённых выкриков дэвров, я поздно сообразила, что сейчас обращаться к кайарахи со своим вопросом будет неуместно. Но он сам уже спрыгнул с коня, нависнув передо мной горой. Меня обдало жаркой волной от распалённого тела, острым запахом крови, пота и дыма. А в синих глазах до сих пор горел охотничий азарт – дикий, первобытный. Я почувствовала себя беспечной птичкой, случайно выскочившей на тропу охотника.
– Господин Риедарс, – пролепетала я. – Я хотела обсудить с вами один момент…
– Очень красивая, – прорычал кайарахи, раздувая ноздри.
– Это насчёт обучения… Да, у нас подписан контракт, но, боюсь, я временно не смогу исполнять свои обязанности. Я просмотрела договор: односторонний разрыв его предусмотрен с сопутствующей аннуляцией ваших обязательств: и я, разумеется, не стану претендовать на оплату и дальнейшее обеспечение проживания…
Но Чёрный Вепрь, кажется, вообще не слушал. Только хищно подобрался и сощурился: прикидывая, наверное, как ловчее будет ухватить неосторожно подвернувшуюся добычу и не переломать ей крылья.
– Господин Риедарс!
– А… Чего? Оболтусов этих больше учить не хочешь? – услышал он наконец. И зарычал на своих хойя. – Кто там опять тессу обидел, типа она дуростям учит?
– Нет-нет, ваши воины ни при чём! – я поспешила успокоить разъярённого правителя. – Они прекрасные ученики, я всё это время нарадоваться не могла! Просто кое-что изменилось…
– Сама, что ль, больше не хочешь, тесса?
– Тохунга не велит! – выпалила я, как есть. Боги, как же это глупо…
– А, – мгновенно успокоился Вепрь. – Так хорошо же. А чего ты там, красавица, про условия какие-то вякала?
– Я про то, что вы также не обязаны соблюдать условия контракта: по обеспечению моей безопасности, проживания, питания и прочего, – пискнула я. – Но если вы позволите, я бы хотела остаться на Мота Нуи вплоть до запланированной поездки дэвров в Астеви-Раш. Мы с госпожой Ризе можем перебраться к Ригель-Войцам или оплачивать этот фаре и беспокойство любезных дови по готовке…
Кайарахи, казалось, только успокоился, как снова впал в ярость, зарычал, а дэвры набычились и недобро зароптали.
– Вот вроде умная ты, тесса, – вдруг встрял Кныра, ярый противник тех самых «ливерансов». – А всё ж дура дурой. Ладно уж, нам и такая сестра люба. Да, ребзя?
Разъярённого Вепря смогла утихомирить только одна-единственная дови – та, что одевала меня вчера. Высокая, немногословная, с простым и понятным материковым именем Агна. Она задвинула меня за спину, ткнула пальцем в переносицу кайарахи и сурово покачала головой. Впрочем, не менее укоризненным взглядом она наградила и меня.