Похоже, Этьена такое объяснение временно успокоило, но я сама не пожелала закрыть тему.
— Скажи… — Я машинально разгладила ладонями узорчатую скатерть. — А если бы я приняла предложение графа Аттисона и попросила его покровительства? И уехала бы с ним в столицу. Как бы ты поступил?
Я замерла, продолжая смотреть на не слишком изящные белые кружева. Ожидая, что сейчас он пожмет плечами и скажет, что никак бы не поступил и вообще всячески поощряет такое мое решение. Если предлагают помощь, к чему от нее отказываться?
— Да примерно то же самое, что сделал и так, — через силу признался он после короткой паузы.
— Разошелся бы с ним по разным комнатам? — не поняла я.
— Вызвал бы его на дуэль.
Я по-прежнему не отрывала глаз от скатерти, но на губах расцветала совершенно неприличная улыбка. Неприличная, потому что слишком многое говорила о моих чувствах, а настоящая леди должна хранить такую информацию «под замком».
— Тебе не нужно прибегать к его помощи, — продолжал Этьен. — Я сам отлично сумею защитить тебя от этого Годфри. Ты мне веришь?
— Конечно, — благодарно кивнула я. — Ты уже имел возможность мне это доказать.
Он принял мой ответ и сцепил пальцы, явно что-то обдумывая.
— И еще, — решился он наконец. — Тебе совершенно необязательно работать гувернанткой или ехать к дальней родственнице, от которой все равно неизвестно чего ждать. Я обещаю, что позабочусь о тебе. И сумею оградить тебя от трудностей.
И почему только я хотела безоговорочно ему поверить? Ведь точно знала: себя самого он ограждает от трудностей не слишком успешно. Играет в азартные игры с сомнительными личностями, ездит по заведениям с подпорченной репутацией, пьет литрами дешевое вино… И при всем этом он казался мне самым надежным человеком в целом мире.
— Просто будь рядом.
Этьен взял мою руку в свою, аккуратно погладил мои пальцы, потом поднес к губам и поцеловал.
— В каком…
Я начала было говорить, но голос стал настолько хриплым, что пришлось прокашляться и лишь затем продолжить:
— В каком качестве? Вряд ли тебе может понадобиться гувернантка.
Он улыбнулся. Светло так, почти по-детски.
— Почему? Я буду писать эссе на самые низкие оценки. Ну а уроки рисования у тебя Гарри готов брать хоть прямо сейчас.
— А если серьезно?
Шуток мне было сейчас недостаточно. Я хотела услышать нечто большее.
— А разве вариантов много? — спросил Этьен, не выпуская мою руку из своей. — Кстати, а в каком качестве ты бы хотела принять помощь Рейнарда?
Я задумалась. Говоря откровенно, тут все довольно просто. По-моему, каждая приличная девушка хочет принимать опеку от двух категорий мужчин: либо отцов, либо мужей. А на моего отца ни Этьен, ни Рейнард никак не тянули по возрасту. Но что за варианты имел в виду Этьен, сказать было сложно. На отца он намекал вряд ли, а вот на друга? На любовника? На так называемого «тайного благодетеля»?
— Я — порядочная девушка, — заявила я, решив на всякий случай четко расставить все точки над i. И справедливости ради добавила: — Хотя в последние дни этого и нельзя сказать, судя по моему поведению.
— Я тоже порядочный мужчина, и для меня эти слова — не пустой звук, — серьезно заверил Этьен. И, немного подумав, продолжил: — Хотя этого и нельзя сказать, судя по моему поведению последние несколько лет. Так что вывод следует простой.
Какой именно, он не договорил. Переключил внимание с моей руки на лицо, и я внезапно поняла, насколько близко мы стоим друг к другу. Как так получилось? Когда, в какой момент мы приблизились столь непристойно? Губы наши встретились, уже знакомые, но все еще знающие друг о друге так мало. Перед глазами поплыло, голова закружилась. Что он там говорил о выводе? Варианты двоились, троились перед мысленным взором, и лопались, как мыльные пузыри. Отчаявшись как следует поработать головой, я решила полностью отдаться ощущениям.
Этьен резко втянул воздух, и я поняла, что он неудачно передвинул ногу, потревожив ушиб. Исключительно с этой целью — тревожась о его здоровье — я толкнула его на кровать. В первый момент он, кажется, удивился, но руки не разжал и потянул меня за собой… И вскоре два порядочных человека самым непорядочным образом обнимали друг друга на узкой постели. Я вцепилась в Этьена мертвой хваткой. Он склонился надо мной. Моя нога попыталась лечь на его бедро, но этому препятствовала юбка, которая в результате основательно задралась. Рукава, наоборот, съехали с плеч. Мягкая, струящаяся ткань приоткрыла обзор, спустившись до верхней части корсета. Грудь вроде бы и прикрыта, но мужскому взгляду, скажем так, есть за что зацепиться. Этьен потянулся ко мне с глухим стоном, но внезапно замер.
Взгляд, затянутый поволокой безумия, постепенно прояснялся. Облизнув губы, он не без труда заставил себя подняться на руках, а затем еще немного от меня отстраниться.
— Прости. — Он сел на кровати, прикрыл глаза, откинул голову назад и шумно выдохнул. — Я зашел слишком далеко. Все-таки есть что-то в этом правиле — не позволять мужчине и женщине оставаться в комнате наедине, если они не муж и жена.
Мой взгляд тоже потихоньку прояснился. Я тряхнула головой и потерла виски, чувствуя, как в душе начинает разгораться злость на Этьена.
— Если ты сейчас же не продолжишь, — прошипела я, — я позову Рейнарда из соседней комнаты. И уж он-то точно не остановится!
Этьен посмотрел на меня в изумлении. Потом, кажется, собрался обидеться на упоминание о кузене, но вовремя передумал. Морщины на его лбу разгладились, глаза посветлели, и он потянул рубашку через голову.
Движимая неожиданным для самой себя порывом, я прильнула губами к его животу. Этьен на миг замер, а затем рванул рубашку со всей силы, но та не поддалась. Рукава застряли на запястьях, горло вина — чуть выше подбородка. Обладатель своевольной одежды чертыхнулся и возобновил попытки, а я, вместо того чтобы ему помочь, стала прокладывать губами дорожку от живота к горлу, с каким-то безумным наслаждением отмечая, как реагируют на каждое мое прикосновение его мышцы, как по мужскому телу пробегает легкая дрожь. Засмеялась, когда пара его отчаянных попыток освободиться снова закончилась ничем. Видимо, ткань прочная и пуговицы пришиты на совесть.
— Тебе с такой рубашкой даже кольчуга не нужна, — прошептала я, приблизившись к броне, которая в данный момент скрывала его голову.
Этьен выругался, пока цензурно, но весьма эмоционально, и попытался вернуть рубашку в прежнее положение, то есть надеть. Увы, это ему тоже не удалось.
— Похоже, ты застрял, — безжалостно констатировала я. — Придется ждать, пока похудеешь.
Очередной резкий рывок — и Этьен все-таки остался без рубашки. К счастью, не лишившись при этом головы. Только на лбу красовалась красная полоса и волосы сильно растрепались.
— Я ее сожгу, — процедил он, прижимая меня к кровати.
— Прямо сейчас? — прошептала я в его приблизившиеся губы.
— Чуть погодя, — ответили мне, и сознание снова затуманилось. На сей раз надолго.
Наверное, в той девушке на кровати было очень мало от обычной Мейбл. А может, наоборот, это настоящая Мейбл проснулась, как после зимней спячки? Я стонала. Моя голова металась по подушке. Пальцы с невероятной силой сжимали то простыню, то плечи Этьена.
Потом я долго лежала в приятном бессилии, тяжело и часто дыша, с закрытыми глазами, поскольку даже поднять веки казалось задачей чересчур сложной. А уж потянуться за простыней, чтобы хоть как-то прикрыться, было и вовсе лень. Наверное, именно так становятся падшими женщинами. Ну и пусть. Я знала одно: никогда не вернусь к прежней жизни. Опека мачехи, пансион, помолвка с мистером Годфри — все это давило на меня, заставляло замыкаться в себе, не позволяло чувствовать себя человеком. Больше этого не будет. Я не знала, как сложится жизнь дальше. Уверена, побуждения у Этьена самые что ни на есть лучшие, он намекнул на это весьма недвусмысленно, но… Вряд ли человек, столь праздно проводящий сегодняшний день, способен предвидеть, что готовит ему день завтрашний. Так или иначе… Я готова потерять уверенность в завтрашнем дне, готова жить более бедно, чем прежде, оставить привычную обстановку, работать гувернанткой. Но я не вернусь в прежнее зависимое положение.
Через какое-то время мы все-таки решили, что следует вернуться к остальным, и, кое-как приведя себя в порядок, постучались в соседнюю комнату. И застыли от удивления, в то время как Амелия, краснея, опустила глаза.
ГЛАВА 9Радости и сладости
Амелия
Как только Мейбл вышла в сопровождении Этьена, я повернулась к своему жениху. Тот уже снял рубашку и пытливо смотрел на меня, явно ожидая реакции. Не дождется! Что я, мужчин не видела? Конечно, видела! Моя гувернантка в столице не раз водила меня в музей, где были выставлены статуи из далекой Ойкумены. И одежды на них было гораздо меньше, чем на мужчине, стоявшем сейчас напротив меня. Правда, статуи были из холодного мрамора, а не из плоти и крови, и у них не было такого горящего взгляда, от которого голова начинала кружиться, а ноги подкашивались.
Стараясь не показывать своей слабости, я подошла к Рейнарду, сосредоточиваясь на багровой полосе, пересекающей плечо. На мой взгляд, выглядела она ужасно: рассеченные края разошлись, а внутри виднелось алое. К горлу подступила тошнота. Я невольно сглотнула и постаралась дышать как можно ровнее.
— Возможно, лучше ее зашить? — предложил Рейнард. Он спокойно рассматривал свою рану. — Думаю, двух-трех стежков вполне хватит. Вы же умеете шить?
— Что? — При мысли о том, что мне сейчас вручат нитку с иголкой и заставят протыкать живую кожу, я почувствовала себя совсем дурно.
— Только не говорите, что в пансионе вас не учили шить!
— Учили, но… — я судорожно придумывала причину, по которой мне не всучат швейные принадлежности, и наконец выпалила: — Но я прогуливала эти уроки!
— Даже так! — довольно хмыкнул жених. — Ну ничего, дело поправимое. Зашьете, заодно и научитесь!