– Костя!!! – я наскоро подхватила пакет с мусором. – Какие выходные, с утра был понедельник?! Белье, и чтоб ни одной чашки-тарелки в комнате к моему приходу!
– Ну, ты и вредная стала в последнее время!
*
Когда я вернулась, Костя заканчивал протирать пол. Постель была убрана, столик возле нее блестел, как новенький.
– Ты себе не представляешь, сколько носков обнаружилось под кроватью! А я все гадал, куда ж то они деваются. Теперь хоть год не покупать можно! Надо их только выстирать и разобрать по парам.
И он с гордостью продемонстрировал мне свой улов.
Я хмуро оглядела пеструю кучу, не разделяя Костиного восторга.
– Ну, вот ты и займешься. Я – в душ и спать.
Есть мне еще по дороге как-то само собой расхотелось. Разговаривать тоже. Мы в четыре руки выкупали Лешку, выпили наскоро заваренный Костей чай с принесенными мной черствыми пряниками, и молча свернулись каждый на своей части кровати. Глаза у меня слипались.
Но – то ли от чрезмерной усталости, то ли от обиды и злости, сон ко мне тоже почему-то не шел. Я лежала, и хмуро думала, что вот так теперь будет всегда. То есть, теперь каждый Б-жий день надо будет ломать голову, чем наполнить холодильник и как сохранить вокруг чистоту и порядок. И как всю эту организацию жизни втиснуть в свое и без того забитое расписание.
Ведь вот взрослый вроде бы человек! Но насколько же с детьми проще! Покормил, перепеленал, поносил на ручках, потетешкал – и все довольны. А тут приходишь – в одном месте носок, в другом чашка, холодильник пустой, и даже прилечь толком негде. А нужно еще улыбаться, и говорить ласковые слова, точно ты сама у себя в гостях.
– Насть, – неожиданно подал голос Костя. – Как думаешь, может, мне в Москву вернутся? Возьму Лешку, и поживу с ним пока у себя? Думаю, мы вполне справимся. Оказывается, младенец – это вовсе не сложно. А ты, как захочешь – приедешь к нам в гости. А то, мне кажется, я тебя раздражать стал.
Меня как током ударило! Дурацкие мысли разом вылетели из головы. Я резко перекатилась на Костину половину, мы столкнулись животами…
– Ой! Ты что! Осторожней!
– Ты! Ты с ума сошел, да?! Я тебе дам осторожней! Я тебе дам перееду! Я тебе дам один поживу!
– Настя, кончай драться, ты что, кулаком в грудь, больно же! А я если тебя так?!
– Я тебя еще и не так! Забыл, что ли, что сам предложил жениться? Вот и терпи теперь. Уедешь – туда к тебе переберусь. Никуда теперь от меня денешься.
– Ну все, понял, понял, никуда не денусь, остаюсь тут. Уймись уже, наконец, ребенка разбудим!
Мы все-таки разбудили. И, молча повернув голову, он смотрел на нас темными большими глазами. Но меня это совсем не смущало.
*
Памятуя историю Каминских, я с утра затолкала Костю в « Астрочку», и мысли не допуская, чтобы он шел к Институту пешком с остановки, рискуя нарваться на всяких там козлов с цепями. Хотя в трениках и свободной майке он, может, и не так уж привлекал внимание, но береженого, как говорится, Б-г бережет.
Назначено Косте было на 9.30, так что я оставила его в своем кабинете развлекаться, как может, а сама отправилась разбираться с текучкой. Вернувшись, я застала Костю слегка побледневшим. С расширенными глазами он смотрел на моем компе учебный фильм про кесарево сечение. Из серии: найдите за время просмотра 15 ошибок в действиях мед. персонала. Я вошла, в патетический момент, когда врач на экране, извлекая на свет младенца, неловким движением ломает ему лодыжку, а детская сестра, перепутав ампулы, протягивает педиатру вместо витамина К экстракт спорыньи.
– Это что, все на самом деле бывает?
– Ну, что ты! Этому фильму уже лет двадцать! – заверила я, умолчав, что на самом деле бывает еще и не такое.
Когда мы, постучав, зашли в кабинет УЗИ, доктор Лева радостно хлопнул себя по лбу и расплылся в довольной улыбке.
– Ах вот оно что!
– Догадался Штирлиц, – хмыкнула я ехидно. – Лев Самуилыч, а вы не посмотрите потом и меня заодно?
– А как же! Раз уж у вас близнецы.
Костя первым вытянулся на кожаной койке, спустил брюки вниз, и поежился, когда я от души шлепнула ему на живот холодного геля.
– Ну, доктор, как там мой пацан поживает?
– Сейчас поглядим, – доктор Лева завозил датчиком по скользкому животу. – Шевеления хорошо ощущаете?
– Да вовсю дрыгается, по ночам иной раз спать невозможно. Шустрый пацаненок растет.
– Хм. А с чего вы взяли, молодой человек, что у вас там мальчик?
– А… что?
– А то, что девочка у вас будет. Простите, если разочаровал.
Я захихикала. У Кости на лице возникло в точности такое растерянное выражение, которое всегда возникает у беременных мужиков, когда им сообщают, что в их животе плод женского пола.
– Но… как такое может быть?! Генетическая информация была из двух сперматозоидов! Там вообще близко не было никаких женщин! Откуда же?!
– Ну, вам же в школе, наверное, объясняли, что сперматозоиды бывают с хромосомами У и Х. В вашем случае одну точно брали Х, во избежание нежелательных мутаций, а уж вторую – методом тыка. В принципе, можно было бы заказать, хотя вышло бы чуть дороже. Вы заказывали?
– Н-нет.
– Ну, раз не заказывали, придется брать, что дают. И потом, Вам-то что переживать? Вы ж не какой-нибудь отец одиночка, и не партнер в однополой паре. У вашей девочки будет отличная мама! – и доктор Лева подмигнул мне.
Костя растерянно молчал.
– Что, сильно расстроился? – шепнула я, стирая салфеткой гель. – Лева же сказал, все хорошо. Соответствует сроку, все органы в норме.
– Нет, просто растерялся немного. Даже в голову не приходило. Могла бы хоть ты подсказать!
– Что?! А я-то откуда знала?!
– Ну, что так тоже может быть. Ты же слышала, что я все про него «он», да «он». В смысле, про нее.
– Даже в голову не пришло! Ребенок – «он». Вроде вполне логично.
– Ну вот, а я уже имя придумал. Придется теперь другое придумывать.
– Успеешь еще, времени навалом. И потом, чего ты расстраиваешься? У тебя ведь есть уже сын!
– Это все верно… но.. Блин, такое имя пропадает!
Минут через десять я вышла из кабинета УЗИ:
– Кость, короче, кончай нудеть! Не пропадет твое имя!
Сперва он даже не понял. Потом заметил мою ухмылку, и заулыбался в ответ:
– Мальчик?!
– А то! Фирма веников не вяжет. И все с ним о-кей! Так что колись теперь, что за имя. А то, может, мне еще не понравится.
*
Я подбросила Костю до станции монорельса, где мы с ним нежно поцеловались, и расстались до утра следующего дня, так как мне предстояло ночное дежурство.
По дороге мы пришли к выводу, что в конечном итоге вышло удачно – мальчик и девочка, чем плохо? Действительно, что б мы стали делать с тремя пацанами? Хоть какое-то разнообразие.
Так что в отделение я вернулась в приподнятом настроении, и села писать очередной отчет для санэпидстанции.
День прошел в каких-то мелких несложных хлопотах. Оба наличествующих пациента были бодры, и веселы, ни у кого ни разу за день не поднималась температура.
В сумерки, оставив на посту записку, где меня искать, если что, я постелила себе на диване в кабинете и пристроилась чуток подремать.
Меня разбудила музыка. Тихая и печальная, она лилась откуда из-под двери, заполняя собой все углы и закоулки в моем кабинете, и выплескивалась дальше, на улицу, через распахнутое окно.
«Но ты вернешься ко мне, мне сердце говорит, мне сердце говорит…»
Позевывая, я вышла из кабинета, и отправилась на звук.
Он привел меня в конференц-зал в конце нашего коридора. Там, за роялем, сидел фельдшер Валька, и играл «Песню Сольвейг», а дядя Федя пел, нежно, проникновенно, так, что хотелось плакать, и вообще умереть прямо здесь и сейчас, с чувством, что все самое главное в жизни с тобой уже было, и жить дальше попросту уже не имеет смысла.
Когда песня кончилась – я невольно перевела взгляд на часы на стенке. Было пол-третьего утра. По щекам моим текли слезы.
Дело, однако, прежде всего.
– Ребят, вы тут с ума не сошли? Ночь на дворе! Вы ж мне весь Институт перебудите! А от тебя, Валентин, я уж никак не ожидала…
– Да ладно, Насть, кто тут, кроме нас, на этаже есть? А Кричевский себе на ночь бируши вставляет, боится, что Никитка его ненароком разбудит.
– А под нами? Там же послеродовое!
– Непосредственно под нами детская палата. Прислушайся – младенцы там так орут, что сестры сами себя не слышат.
– Да? Ну, может быть. А сами-то вы что не спите? Валь, тебе ж завтра с утра заступать, как работать—то станешь?
– Да ладно, как-нибудь! Понимаешь, Федор Евдокимович хотел в первый раз после родов голос всерьез попробовать. Попросил саккомпанировать – ну как тут откажешь? Когда еще мне в жизни выпадет такой случай? Считай, что и никогда.
– Валь, время идет, – дернул его за рукав дядя Федя, – не успеем же ничего толком. Давай-ка еще раз арию из «Тоски» пройдем с тобой быстренько. Настенька, не волнуйтесь, мы скоро уже закончим. Вон у меня будильник-то – он указал на спящего в прозрачной люльке Никиту – вот-вот проснется и ка-ак запоет!
– Ну, хорошо, – вынужденно согласилась я. – А можно и я c вами посижу, послушаю?
Действительно, когда еще выпадет такой случай?
*
Оказалось, что Валька, хотя на вид пацан-пацаном, успел уже закончить училище при консерватории, и отслужить потом в армии в военном оркестре. И только после этого пошел поступать в медучилище.
Оказалось, что они с дядей Федей знакомы миллион лет, и не только. Впрочем, о последнем я давно уже догадалась. А в подробности вдаваться мне ни раньше, ни теперь не хотелось. «Когда б вы знали, из какого сора…» Да не хочу я знать, на кой бы мне это?
Было полпятого утра. Я вымыла процедурку, отправила на служебном лифте инструменты в стерилизацию. Сделала записи в истории родов. Подготовила документы на выписку.
Да, с будущей недели Институт опустеет. Отделения закрываются на мойку. Будем стерилизовать окна, двери, раковины и бачки в туалетах.