Потом до меня дошло, и я «обучила» автоответчик всех слать к тете Вере. Количество звонков немедленно сократилось в разы. Теперь только самые настойчивые, принципиально не общающиеся ни с какими механизмами люди, после десятка неудачных попыток, добирались, наконец, до живой меня.
Как правило, у них не было ни интернета, ни телевизора. Поэтому им все приходилось объяснять с нуля. Я сообщала им о смерти мамы, выслушивала охи, вздохи и соболезнования, лаконично, но вежливо отвечала на вопросы об обстоятельствах. И все лишь затем, чтоб в конечном итоге переадресовать их к тете Вере.
Все это было мне и морально тяжело, и физически довольно напряжно.
Тем не менее, совсем выключить телефон, просто перестать его заряжать, убрать куда-нибудь с глаз подальше, я все же не решалась. Слишком много людей завязано было на мою маму. Вдруг у кого-то из них стрясется что-нибудь неотложное, а никакого другого номера под рукой не окажется?
Она позвонила ночью, где-то около двух. Голос тоненький, похожий на детский. Говорит с характерными, через равные промежутки времени, придыханиями.
– Здравствуйте, это Ира Савельева. Вы просили позвонить, когда схватки станут через каждые две минуты. Ну, значит, и… вот.
– Здравствуйте, Ира! Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, но, Аглаи Муравлиной по этому телефону сейчас нет. Придется вам перезвонить ее коллеге, по следующему номеру…
– Вы знаете, – перебил меня голос, – тут у нас небольшие проблемы со связью. Я уже пыталась набирать этот ваш другой номер, но соединения не получается. К тому же у меня вот-вот сядет батарейка. Так что, похоже, кроме вас мне вообще больше никого вызвонить не удастся.
– Хорошо, говорите ваш адрес, я его передам акушерке.
– Но мы же оставляли Аглае подробную карту, когда договаривались. А она сейчас далеко? Вы совсем-совсем не можете с ней связаться?
– Боюсь, что совсем-совсем, – я постаралась, чтобы голос мой звучал как можно бодрее и беззаботней. Ни к чему роженице лишний раз волноваться. – Придется вам все рассказывать заново.
– Ну, вообще-то это не слишком сложно, хотя, конечно, с картой было бы проще. Где Приокский Террасный Заповедник представляете? Значит, двигаетесь от Тарусы вдоль Оки, и примерно через два километра берете левее. Потом еще через пять километров повернете на Юг, и сразу увидите озеро. Оно довольно большое, не ошибетесь. Мы там почти в центре, на маленьком таком островке. Сейчас правда, когда везде снег и лед, и вряд ли островок сверху будет хорошо заметен. Но уж дом-то наш вы никак не пропустите. У нас во всех окнах свет горит, и кроме нашего, здесь нет никаких других домов нет. А хотите, я мужа попрошу костер развести? Тогда уж точно ни за что не заблудитесь. Только вы уж садитесь, пожалуйста, прямо перед крыльцом! А то лед у нас сейчас не очень надежный.
– А вы что же, совсем одни там живете? – спросила я, старательно скрывая дрожь в голосе и начиная понимать, что тетя Вера здесь, видимо, не при чем, и принимать эти роды придется все-таки мне. У тети Веры нет ничего похожего на Астру. Да и летать она, насколько я знаю, не умеет.
– А как вы оттуда на большую, так сказать Землю, выбираетесь? Ну, за продуктами там, или так, если вдруг приспичит? (Вот как сейчас, например).
– Понимаете, мы с мужем такие ну, немножко отшельники, что ли. За пять лет, может, раз десять куда-нибудь ездили. Зачем нам? Кому надо – сами к нам приезжают. Хотя в принципе можно – летом на лодке, а зимою – на санках. Или еще у нас мотоцикл в сарае есть. Но это если лед крепкий. А как вы думаете, скоро к нам кто-то приедет? А то батарейка эта совсем, кажется, уже садится! И это… вроде воды у меня отходят.
– Постараюсь не позже, чем через час. Скажите, Ира, а какие это у вас по счету роды?
– Первые, но..
Раздался щелчок. По-видимому, батарейка все-таки сдохла.
Чертовы натуралисты! Сидят, небось, без электричества, и телефон этот свой в полгода раз заряжают.
– Куда ты? – встревоженно заворочался Костя.
– Ничего особенного, не волнуйся, я на роды, приму и сразу вернусь.
Нежно чмокнула его в нос, и выскользнула за дверь.
Впрочем, для Марфы я оставила подробную записку – куда и зачем я еду. Даже что-то вроде карты нарисовала. Ну, так просто, на всякий случай.
В «Астру» я загрузила две канистры бензина, чтоб было на чем возвращаться обратно. Положила обе родовые укладки – и мамину, и свою. И два реанимационных набора – взрослый, и для младенцев
Если что, сказала себе, сразу зашвырну ее в «Астру», и на полной скорости в ближайший роддом. Где только он у них там? Надо полагать, что в Тарусе.
Лететь предстояло долго, я сунула наушники в уши, и врубила на всю мощь плеер. Озеро, говорите? Ну ладно!
За дорогу я успела прослушать пол «Лебединого».
*
Это их чертово озеро я все-таки чуть было не пропустила! Оно мелькнуло подо мной совсем неожиданно – единственная пролысинка средь сплошной стены на километры вокруг стоящих деревьев. Сверху оно было величиною с ладошку.
Пришлось возвращаться назад, снизиться и сделать пару кругов, выискивая их дом. Костер они, конечно же, развести позабыли.
Островок сверху казался крошечным. Чтобы случайно не посадить «Астру» на лед, я втиснула ее на какие-то кусты, между ульями для пчел и сараем. Наверняка там у них размещался какой-то сад или огород, но мне уже было все равно.
Выбравшись с чемоданчиком из кабины, я немедленно провалилась по пояс в сугроб. С трудом как-то из него выкарабкалась, и тут же была повалена на спину огромной, жарко дышащей в лицо собакой. Собака, впрочем, выглядела довольно мирно, и не делала никаких поползновений меня укусить. Просто при любых моих попытках подняться, начинала рычать, весьма грозно и внушительно.
Черт, приехала, называется! И что теперь, прикажете делать? Торчать до утра в снегу, пока не замерзну? А в доме меня, между прочим, ждут.
– Идиотка! – сказала я собаке в сердцах. – Или идиот. Извини, я в темноте не вижу.
Собака в ответ громко взвизгнула, и яростно завиляла хвостом. Может, встать все-таки как-нибудь? Пуховка-то на мне толстая, глядишь, сразу и не прокусит. Главное, успеть защитить лицо.
– Малыш, назад! – раздалось где-то у меня над ухом. Заскрипел снег под чьими-то торопливыми шагами. Собака сразу отпрыгнула в сторону, и уселась, явно ожидая похвалы. Действительно, малыш, ничего не скажешь. До некоторых людей как-то не доходит, что сладкий щенок рано или поздно всегда вырастает.
Две сильные руки подхватили меня и поставили на невидимую в темноте дорожку.
– Вот ведь, бежал-бежал, и не успел все-таки. Вы уж извините, что так вышло. Идемте скорее в дом, не бойтесь, он вас больше не тронет.
– Да ладно, не страшно, вообще-то я не боюсь собак. А можно сразу на «ты»? И давайте, давай, конечно, в дом. А то мне на тебя и смотреть-то холодно.
Выскочивший навстречу мне парень был босиком, и в ватнике на голое тело.
Изба из толстенных бревен, сложенная – как мне немедленно похвастались – без единого гвоздя, была жарко натоплена. На печке-голландке кипели два огромных котла с отварами из ромашки, чабреца, череды, пастушьей сумки и еще чего-то такого, чего я с ходу не смогла определить по запаху. Котлы заполняли все вокруг сладковатым паром, от которого стекла в окнах совсем запотели. Просто как в бане! На улице мороз минус двадцать, а здесь мне сразу захотелось скинуть с себя все, что можно, и чего нельзя.
Хозяева, впрочем, вряд ли стали бы возражать. Сами-то они ходили по дому голышом. Во мне даже шевельнулось недовольство. Ну, роженица ладно. Но муж-то ее мог бы хоть для приличия трусы надеть? Что, все вокруг должны знать, до какой степени происходящее его возбуждает?
Впрочем, кого им у себя дома стеснятся? Меня, что ли? Так я ж акушерка!
– Чаю? – светским тоном осведомился хозяин, тощий высокий парень в очках, с торчащими во все стороны дредами. Из одежды на нем были многочисленные фенечки на обеих руках, кожаный браслет на ноге, «хейратник» и маленький серебряный крестик на черном шнурке. На том же шнурке болтался рядом с крестом круглый маленький камешек, с аккуратно проделанной морскими волнами дыркой – «куриный бог». – И давай, что ли уже познакомимся. Меня Валерой зовут. Ты, вроде, сказала, можно на «ты»?
– Настя. И да, конечно, лучше на «ты».
Кружка была из рыжей обожженной глины, с выдавленными по бокам петухами. Внутри нее был не чай, а отвар чабреца и липы.
– А почему Аглая сама не приехала? Ее что, вызвали на другие роды?
Ну, ясно, какой уж тут интернет с телевизором!
– Долго объяснять, – уклончиво ответила я. – Сейчас это уже не важно. Я ее дочь, тоже акушерка. Давно началось-то?
– Да всерьез чтобы где-то со вчера. Впрочем, и всю неделю понемногу прихватывало.
Тоненькая, черноволосая Ира ни минутки не могла усидеть спокойно. Перебегала из угла в угол, присаживалась на корточки, вскакивала, водила попой из стороны в сторону, сгибалась и выпрямлялась. Казалось, что она пляшет какой-то шаманский танец. Темно-коричневые торчащие соски на грудях подрагивали, на лбу выступили бисеринки пота, губы потрескались, и она то и дело облизывала их языком.
В промежутках между схватками, Ира подбегала к огромной, мне по пояс, кадке с водой, зачерпывала из нее, и жадно пила, не замечая, что вода льется через край, проливается ей на грудь, на высокий живот, плещется на некрашеные шершавые половицы…
От осмотра Ира наотрез отказалась.
– Зачем? Когда голова полезет, и так все ясно будет.
Оставалось сидеть и ждать. Я тянула из глиняной кружки травяной отвар, слушала ирины постанывания, и чувствовала, что глаза у меня потихоньку начинают слипаться.
– Хочешь спать? – спросил у меня Валера.
– Ну, может и правда, с пол часика полежать, – неуверенно протянула я. – Ты ведь разбудишь меня, если что?
Похоже, зря я так торопилась. Времени до родов, должно быть, еще навалом. Вообще ведь, с первыми родами не угадаешь. Как бы мне до послезавтра тут не зависнуть!