ала, и роды сдвоенным телом принимала, и даже поворот на ножку, безо всякого причем наркозу, один раз сделала. И – вот те крест! – никто у меня ни единого разу не помер, все живы-здоровы по Земле ходят, меня теперь добром поминают.
Перебравшись вслед за мужем в Москву, тетя Вера не нашла себя в наших роддомах, где роды обычно ведут врачи. Привычка к самостоятельности то и дело давала о себе знать. Пару раз она превысила свои акушерские полномочия, сделала то, что посчитала на данный момент более целесообразным. Ей предложили написать по собственному.
Разобидевшись на весь мир, тетя Вера засела дома. Деньги в дом приносил муж. Трое детей ходили в школу и садик. Тетя Вера варила борщи и каши, пидорастила с утра до ночи квартиру, и сходила с ума от тоски и скуки.
С юности тетя Вера привыкла быть постоянно на людях, ощущать свою полезность и важность. Притом профессию свою обожала. И теперь прямо не знала, что с собой делать. Ну не идти ж, в самом деле, бумажки перекладывать в женскую консультацию?!
На ее счастье, соседка по лестничной площадке в первый раз собралась рожать. Кто-то из подруг уговорил ее записаться в клуб для беременных. Мол, ты там и фигуру сохранишь, и знаний полезных поднаберешься.
Йога, бассейн, гимнастика, здоровое питание. Осторожные, между делом, проговаривания различных сценариев родов.
Сталкиваясь с тетей Верой на лестнице или в лифте, девица взахлеб делилась свежеполученными откровениями. Оказывается, можно и вовсе не обращаться, как приспичит, в роддом! Можно, оказывается, прекрасно родить ребенка у себя дома!
Насильно отлученная от любимого дела, тетя Вера близко к сердцу принимала эти рассказы. Что-то горячо одобряла, с чем-то категорически не соглашалась. Наконец очередная принесенная соседкой на хвосте явная глупость так вывела тетю Веру из себя, что она отправилась прямиком в клуб, выяснять отношения с руководством. Что, мол, они девок с толку сбивают?!
Кончилось тем, что ее взяли туда на работу.
В клубе высоко оценили тети Верин профессионализм и ее богатый, разносторонний опыт. А сама тетя Вера, работая в клубе, постепенно проникалась новыми для себя веяниями и идеями.
*
После девятого класса мама, несмотря на уговоры деда, бросила школу, в которой ей было скучно до одури, и поступила в яхромский веттехникум, где дед преподавал фармакологию. Половину времени студенты торчали на учебной ферме и занимались там настоящим делом. Кормили, поили, доили, выгуливали и, при необходимости, оказывали скотине первую помощь. Было не скучно, всегда находилось на что посмотреть, чем заняться и чему поучиться.
А когда надоедало, мама бросала техникум и срывалась на недельку-другую в Москву – благо недалеко. К тому же за некоторые виды работ ребятам перепадали кое-какие деньги, так что карманные у мамы обычно водились. А прогулы занятий всегда можно было отработать потом, на той же ферме.
Многочисленные друзья покойных родителей всегда рады были приютить у себя мою маму, обогреть, обласкать, чем-нибудь повкусней накормить. Их дети с младенчества были ее друзьями, так что, попадая в Москву, мама сразу переставала страдать от отсутствия братьев и сестер.
В этом кругу ее, рано осиротевшую, многие считали как бы своим ребенком. Поэтому она всегда могла без проблем свалиться без предупреждения кому-нибудь на голову, и зависнуть на раскладушке в детской, или на диване в гостиной на неопределенное время.
В Москве мама из деревни сразу попадала в утонченно интеллигентскую, отчасти даже снобскую среду. Ее принимались просвещать, стараясь «дотянуть до уровня» Таскали на выставки, в театры и на концерты. Вечера в Москве становились яркими и праздничными, а дни зато делались длинными и скучными. Хозяева по утрам уходили из дому, и мама оставалась предоставленной самой себе.
Таскаться по улицам, разглядывая витрины, мама считала ниже своего достоинства. Случалось, она увязывалась за кем-то из членов семьи, так, от нечего делать, в институтскую или университетскую аудиторию. Там, тихо пристроившись где-нибудь в уголке, мама слушала лекцию – не важно даже о чем. О термодинамике, истории немецкой философии, литературе эпохи Просвещения, политике холодной войны в эпоху застоя, культурных традициях китайцев эпохи Мин, и брачных повадках китов. Ей хотелось знать все, ей все было интересно.
Компьютера у дедушки не было, интернета в дом он принципиально не проводил. Зато в Москве интернет был поголовно у всех, и в техникуме, конечно, тоже. А на шестнадцатый день рожденья родительские друзья подарили ей ноут бук, и мама сразу же завела свой блог, до ночи засиживаясь в библиотеке.
Мама писала о неправильностях и несправедливостях, тут же, немедленно, предлагая планы глобального мирового переустройства. У нее все выходило просто, понятно и незатейливо. Даже отчасти логично. Конечно, наивно до невероятности, но все же не так чтобы уж совсем глупо. Мама без проблем рушила стереотипы и ставила под сомнение незыблемые истины. Причем делала это как-то легко, весело, играючи, без тени ненависти или осуждения. Просто вот она так видит.
Ее читали на удивление много людей, с легкой грустью и удовольствием. Тем более, что читалось легко, не напряжно, а порою становилось безумно смешно!
В комментах люди часто добавляли, разумеется, после обязательных: «невозможно!», «немыслимо!» «так не бывает!» и «это кто ж на такое пойдет», что если, когда-нибудь, не при нас, а в каком-то далеком и невообразимом будущем, все вдруг сложится так, как мечтается моей мама, то наступит ну, если и не Рай на Земле, то, что-нибудь очень близкое и схожее с ним по смыслу.
И вот постепенно, из этого ее полудетского блога, выросло то, что стало для моей мамы делом жизни и смерти.
Когда мамы не стало, у меня вошло в привычку перечитывать ее посты того времени. Некоторые из них я запомнила почти наизусть. Иногда мне кажется, что их писала какая-то другая, альтернативная я.
Между прочим, многие из них по-прежнему актуальны. Ведь, на самом-то деле ничто особо не изменилось.
В один из своих приездов в Москву, мама встретила моего отца, и сразу в него влюбилась. Роман их был кратким, бурным, и безнадежным. С самого начала они знали, что им вот-вот предстоит расстаться, отец ничего от нее не скрывал.
Однако именно эта неизбежность, изначальная заданность разлуки, раз и навсегда избавила их отношения от какой либо фальши, размолвок и непоняток. На это у них просто не было времени.
Узнав о своей беременности мама, ни капли не расстроилась и не испугалась, а наоборот, ужасно обрадовалась. Хотя отец к тому времени успел уже свалить из страны. Но, несмотря на отсутствие каких-либо перспектив на замужество, всю беременность мной мама оставалась счастливой и довольной, как слон!
Досрочно сдав в техникуме все предварительные экзамены, мама в ожидании ГОСов перебралась в Москву, подальше от ворчливого деда. Где, впервые в жизни, зажила совершенно одна, в собственной, оставшейся от родителей и сдаваемой до сих пор квартире. Деньги, и неплохие, мама зарабатывала, пользуя дедовскими травами окрестных собак и кошек.
Прошерстив интернет в поисках места, где лучше всего протусоваться до родов, мама остановила свой выбор на «Чистом истоке». Потому что там был самый большой в Москве бассейн для беременных, и единственный на всю Москву безумно какой-то крутой тренажер для растяжки промежности.
Прилагавшийся ко всему этому в нагрузку курс лекций, маму сперва совершенно не заинтересовал. В том, что рожать она будет дома, у нее изначально сомнений не было. Оставалось только определиться насчет разных мелких деталей – рожать ли ей на суше или в воде, в квартире, или лучше где-нибудь на природе, когда именно перерезать пуповину – в самый день родов, или лучше подождать неделю-другую, пока сама не отвалится, рожать ли совсем одной, или все-таки позвать кого-нибудь для страховки. И, конечно, самое главное – как же все-таки назвать ребенка?!
Вообще-то она с самого начала склонялась к Анастасии, но вдруг, например, это будет мальчик?
Однако первоначальный мамин скептицизм довольно быстро прошел, и вскоре она уже с удовольствием бегала на лекции в клуб. Правда, не столько ради знаний, сколько ради чужих охотничьих рассказов. Сам-то процесс родов она себе и так более-менее представляла, основные идеи, проповедуемые клубом, тоже были ей давно знакомы. Зря, что ли, она проторчала все первые несколько месяцев залета на сайтах беременных и кормящих, вырабатывая, как всегда, свою точку зрения на все?
Мама быстро передружилась со всеми акушерками клуба, почти сразу сделавшись среди них своей. Причем настолько своей, что, задолго до собственных родов, начала ездить на чужие. Пока что в качестве ассистентки. Ей уже тогда было что предложить. Все-таки потомственная травница, и фельдшер, пускай хоть ветеринарный.
Однако с первого клубного дня мама сразу выделила из всех тетю Веру, как единственного человека, которого сможет вытерпеть рядом с собою во время родов.
Конечно, в случае, если она окончательно откажется от мысли рожать одной.
*
Я почти ничего не знаю о своих родах. На маминой странице под этим числом один коротенький пост: «У меня дочь! Зовут Анастасия! Было классно! Готова рожать хоть каждый день! Если б еще детей от этого не было…». Под постом стоит фотография новорожденной меня – лопоухой, лысой, в крови и смазке. Фотка очень похожа на аналогичную Светкину, сделанную покойным Игорем. Подробностей – ноль. Маму теперь уж не спросишь, а тетя Вера говорит, что ей и вспомнить-то особо нечего. Когда мама, колебавшаяся до последней минуты, набрала все-таки ее номер, тете Вере едва успела добежать и подхватить наполовину уже вылезшую меня. Собственно, и подхватить не успела, потому что лежащая на кровати и тужившаяся мама в промежутке между схватками строго сказала ей: «Не трогай ребенка!»
– И вот я так и стояла, руки в боки, и смотрела, как ты рожаешься, и ужасно боялась, что мать твоя порвется вся с ее заморочками, однако нет ведь, не порвалась вообще зараза! Впрочем, ты не такая уж и крупная была – всего два девятьсот на безмене потянула, чистая килька. Вот Марфутка – другое дело! Четыре пятьсот, еле вытужили!