а ее привели в итоге, был полон жандармов и щетинился по углам охранными артефактами. Четыре статуи - полуголые женщины с завязанными глазами - безмолвно отворачивались от людей. По легенде Деус, верховный бог, искал благосклонности Темис, богини правосудия, но она каждый оаз отказывалась, мотивируя тем, что не может смотреть на величие бога. И тогда Деус завязал ей глаза. Поводов для отказа больше не было… - Садитесь, - конвоир меж тем указал на жесткую скамью, закрепил кандалы специальной цепью, тянувшейся из-под пола и ушел. Амадин заерзала, устраиваясь поудобнее. Минуты ожидания переросли в часы, а ее никто так и не окликнул. Тяжелее было оставаться на одном месте. Ноги затекли, а желудок сводило от неизвестности. К тому же очень хотелось по нужде, но из чувства стыда девушка не решалась окликнуть жандармов, стоящих у дверей. приходилось терпеть. Помимо нее приводили и других обвиняемых, чьи дела рассматривали сегодня. Но многих вызывали раньше. Больше она их не видела. Это было ожидаемо, но все равно душу охватывала тревога. В ожидании неизбежного девушка вздохнула и попыталась подремать, но сон все не шел. В безумной круговерти событий последних лет: учебы, подработок, часов проведенных в библиотеке, редких вылазках в город с подругами - она иногда мечтала, что наступит момент и она позволит себе бездельничать целую неделю, а может и больше. И вот этот момент настал: делать в заключении было решительно нечего, но Амадин это совершенно не радовало. Она поерзала на скамье, вздохнула, запрокинула голову, желая подремать и замерла. При виде росписи на потолке дремота испарилась а глаза расширились. Нет, Амадин, конечно, знала древнее писание, в приходской школе ее заставили выучить наизусть но она не думала, что это выглядит именно так. По замыслу проектировщика там изображались сцены из канонических "кар богов", дабы преступники вспоминали о заповедях веры и каялись. К сожалению художник либо перестарался, либо не знал, где будут висеть его работы и обратился к древним мифам. Полуголые тела мужчин и женщин, сплетенные в порыве страсти, явно не вязались с торжественностью момента. Особенно впечатляюще у мастера вышло усовестление блудниц. Женщины в почти отсутствующих одеяниях изгибались в позах далеких от покаянных под одобрительным взглядом Деуса, верховного бога. Он стоял, скрестив руки на груди и довольно посматривал в сторону бесстыдно раскорячившихся блудниц, а за его спиной виднелась все та же полуголая богиня с завязанными глазами. Полотно достойно бы украсило дом мадам Шуаз, а не комнату суда, но, судя по тому, что жандармы то и дело бросали на картину взгляды, с высоким искусством никто не желал расставаться. Амадин хмыкнула. Интересно, на какие душеспасительные мысли должна была навести эта живопись? - Амадин Гросс, - вызвали ее наконец. Жандарм безошибочно направился к ней, открыл замок и дернул за цепь кандалов,заставляя ойкнуть от боли. - Пошевеливайся! - он ткнул в спину. - Времени мало! Амадин покорно поковыляла к дверям, морщать при каждом движении: от длительного сидения на жесткой скамье мышцы затекли и теперь их будто покалывали тысячи ледяных иголок. - Рассматривается дело…
25.11
Остальное пронеслось мимо сознания. Девушка замерла на пороге, в ужасе смотря на толпу присутствовавших в зале. В глазах запестрило от красок, а гул оживленных голосов перекрыл голос судебного стряпчего. Конечно, Амадин должна была понять по убранству приемной, что это не будет маленькое камерное заседание, но действительность ошеломила. Девушка запямятовала,что судебные заседания были для народа развлечением наподобие театра, только за посещение зала суда не надо было платить деньги. Проезжие, зеваки, слуги, рыночные торговцы и студенты всевозможных заведений. Поеазалось, что в толпе мелькнула одна из девушек мадам Шуаз. Впрочем, это действительно могло показаться. А еще в зале присутствовали репортеры. Они занималь первые ряды, постоянго строча что-то в своих блокнотах. Один из них бросил на девушку цепкий взгляд и онапопятилась, внезапно вспомнив, что на ней тюремная роба с нашитыми на спине буквами, гласящими, что она магическая преступница. В сером тюремном платье и с кандалами на руках Амадин почувствовала себя ужасно. Не так она представляла себе будущее, покидая родную деревню. Преступница стоящая перед судом. Что бы сказал отчим? А мама? - Вперед! - ее толкнули к скамейке, огороженной полированными перилами. Место обвиняемого. Амадин послушно засеменила туда. Присела, стараясь не смотреть на зал, залитый неровным светом солнечных лучей, пробивавшихся через витражи на окнах. Под ребрами нарастала муторная тяжесть, в голове шумело, а глаза то и дело застилала пелена. Где-то сбоку противно скрипел по бумаге грифель. Амадин обернулась и с удивлением заметила художника, набрасвающего портреты обвиняемых. Девушка бы и дальше рассеянно озиралась. Но стук молотка заставил ее опомниться. Председательствующий судья объявил о начале слушания ее дела. - Обвиняемая… Амадин не обращала внимания, что он говорил, со все возрастающим изумлением рассматривая сужчину в темной мантии. Бесспорно, она видела его раньше, но не могла вспомнить где. Внезапно второй судья пробормотал что-то, председататель повернулся, и Амадин чуть не вскрикнула, вспомнив, где она вилелв этого человека. Салон Шуаз! Позабыв о своем положении, девушка изумленно рассматривала судью. Тот же разрез глаз, выпирающая вперед нижняя челюсть, нижняя губа толще верхней. Сомнений не оставалось - перед ней был любитель выпрашивать наказания у строгой нянюшки. Амалин даже пожалела, что тогда оказалась присоединиться и отхлестать его по рыхлому заду. Какой-то человек с бокового стола тем временем зачитал обвинения. Похоже следователь из Блодета, мстя за отказ, не постеснялся приукрасить и без того впечатляющие "подвиги". Амадин заметила, что зрители притихли, а некоторые смотрят на нее с суеверным ужасом. - …признаете себя виновной? - последовал вопрос. - Я? Вопрос отрезвил. Муторная тяжесть за грудиной нарастала, браслеты начали сново болезненно покалывать запястья, реагируя на бушующую внутри нее магию, но это уже не имело значения. Судья похоже был склонен иронизировать и отпустил шутку по поводу ее места в зале. Попроси ее повторить сказанное, она едва ли смогла бы. Но общий презрительный тон и основную мысль уловила. Виновна ли она? О да! Ей нечего терять: - Разумеется! И добавила - Но лишь в том, что прилежно училась в то время как… Амадин понимала, что она на грани срыва, что ее несет, но остановиться уже не могла. Этот человечишка пытался урезонить ее грозя наказаниями? Перед глазами промелькнули сцены подсмотренные в одном из номеров дома Шуаз и голос судьи грозящий ей тут в реальности наложился на поскуливание пресмыкающегося мужины, умоляющего наказать его. - … усугубляете наказание… - донеслось до нее. - Наказание? - спросила она с самой издевательской интонацией. - Ах, да, я и забыла: ваша честь обожает наказания! И она расхохоталась, взмахнув руками, чтоб удержаться на узкой скамье. Зал загалдел. Судья же от такого намека опасно побагровел и забарабанил молотком так, что рисковал сломать или его или проломить стол. Амадин чувствовала себя готовой взорваться от гнева и обиды.
Глаза снова застилала пелена, а от грохота пульса в ушах раскалывалась голова. Но остановиться и замолчать она уже была не способна. Не самое умное дело - кидать оскорбления и обвинения судье, называя процесс фарсом. Но остановиться девушка уже не могла. Неожиданно ее эмоциональное выступление нашло отклик. Из зала посыпались выкрики и смешки. Судья всерьез рисковал остаться без молотка, но наконец смог призвать распоясавшихся зрителей к тишине. Кажется сейчас всё и закончится. Подсудимая Амадин Гросс, - прозвучало веское, - поскольку вы упорствуете и не удосужились предоставить суду доказательства своей невиновности… - Стоп! - негромко произнес кто-то, и в огромном зале суда словно и правда все остановились. Замолкли зрители, на волос не долетел до стола молоток председателя, прекратился скрежет грифеля по бумаге, даже осенние снулые мухи казалось замерли в полете. Только сейчас Амадин заметила, что за судьями находится еще один человек. Верховный инквизитор, призванный следить за правомерностью действий суда. Слишком взволнованная, Амадин забыла про эту древнюю традицию. А вот герцог л'Армори не забыл. И теперь стоял, возвышаясь над всеми. - Остановите процесс! - потребовал герцог, медленно спускаясь в зал - Но ваша светлость…- подал голос судебный распорядитель. Герцог повернул голову и смерил наглеца тяжелым взглядом. - Вы хотите оспорить мои слова? - Н-нет! Если кто-то еще хотел что-то сказать, то резко передумал. Шаг, еще один. Инквизитор неотвратимо приближался. Черная мантия зловеще колыхалась в такт его шагам. Амдин нервно сглотнула. С чего вдруг в ночном саду она сочла герцога привлекательным мужчиной с чарующим голосом? Сейчас на нее надвигалась гроза. Или, скорее, смертельный ураган, готовый на своем пути сокрушить любое препятствие. Мир сузился до приближающейся фигуры в черном, почти закрывшей свет от окна. Не в силах пошевелиться, Амадин беспомощно смотрела на верховного инквизитора, осознавая, что развязка близка. Он подошел, небрежно оперся на перила и чуть подался вперед, внимательно вглядываясь в глаза девушки, которая продолжала сидеть на лавке с неловко пристроенными на коленях тяжелыми браслетами с цепью. Судя по дернувшемуся уголку рта, увиденное герцогу явно не понравилось. - Обвиняемая идет со мной, - бросил он через плечо и небрежно махнул рукой, приказывая девушке встать. Она неловко поднялась, звякнули цепи, заставив верховного инквизитора нахмуриться еще больше. Он подцепил одно из звеньев пальцем и хмыкнул: - И снимите с нее кандалы. - Ваша светлость, позвольте, обвиняемая может быть опасна… - Опасна? Мне? - переспросил Инквизитор, не пытаясь скрыть в голосе издевку. Служащий смутился: - Простите, ваша светлость… - Выполняйте, - герцог мотнул головой в сторону девушки и посторонился, давая возможность исполнить приказ. - Сейчас, сейчас, - судебный секретарь подскочил и суетливо начал снимать браслеты, неловко дергая цепь и тревожа раны на запястьях, но в сравнении с болью от искавшей выхода с эмоциями магии это было сущей мелочью. Служащий особенно сильно дернул за цепь и Амадин со свистом выдохнула сквозь зубы. Герцог, все еще стоявший у перил, едва заметно улыбнулся и дотронулся до ее ладони, боль вгрызавшаяся в запястья все сильнее внезапно отступила. И тяжелый пульсирующий узел гнева в животе развязался.