Диана хотела ответить резко, но мальчик повернулся к ней спиной и гордо направился к костру, где Лина уже принялась готовить завтрак.
Жизнь налаживается
Начался всего лишь третий день на острове, а у них уже было чувство рутины, когда после завтрака все разошлись по своим общеполезным делам. Это было немножко похоже на школу: так же естественно, но, разумеется, гораздо интереснее. Клаудиа ушла самая первая, чтобы драть лыко и плести его для дальнейшего использования в хозяйстве. Трое строителей – Зепп, Штефан и Пауль – ушли следующими. Оливер и Курт Конрад ушли ловить коз. Маленький Вольфганг некоторое время сидел подле спящих Дианы и Томаса и смотрел на них. Он тосковал по своей скрипке. В конце концов он встал и пошел в лес с твердым намерением сегодня найти наконец заготовку для флейты. Катрин кормила и поила козу. А потом спорила с Линой. Поскольку Катрин решила по возможности избегать убийства животных и кровопролития, она хотела изобретать из грибов и листьев такие блюда, которые, как она надеялась, понравятся детям больше, чем мясо черепах и зайцев. Она состояла в Обществе друзей природы, знала много рецептов травяного чая и салатов из кореньев и трав и была уверена, что найдет на острове много съедобного, если хорошенько поищет. Для этой цели она прихватила рюкзак и сказала Лине:
– Пойду в лес, за грибами. Приготовим на обед.
Лина резко приказала ей:
– Нет, ты пойдешь к ручью и помоешь посуду после завтрака!
Катрин закусила губу.
– Я спрашивала Оливера, – сказала она. – Он разрешил мне пойти за грибами. Потому что они с Куртом Конрадом заняты отловом коз, и у них нет времени на охоту.
– Оливер тут не распоряжается, – прикрикнула Лина. – Тебя приписали ко мне в подчинение для кухонных работ; и ты сейчас пойдешь и помоешь посуду после завтрака.
Она пнула ногой кокосовые плошки в сторону Катрин. Это было с ее стороны по-настоящему отвратительно. Катрин молча собрала плошки и пошла к ручью. Когда она вернулась с чистой кокосовой посудой, Лина стояла, уперев руки в бока, и властно объявила:
– Так, а теперь можешь настрогать щепок для костра.
Она сунула в руки Катрин тупой карманный ножик. Катрин посмотрела на него. Это было как в сказке про Золушку: той только и оставалось, что колоть дрова да прислуживать заносчивым сестрам…
– Строгать щепки для костра незачем, – сказала она. – Там, где мальчики рубят деревья, этих щепок и хвороста целые кучи. Мне сходить принести?
– Делай то, что я тебе сказала, – прикрикнула Лина.
Это было слишком даже для Катрин. Она не хотела подчиняться приказам Лины.
– Даже не подумаю, – громко ответила она, гневно тряхнув головой так, что взлетели ее рыжие волосы. – Я тебе что, служанка? Мы тут все равны, и я не позволю тебе обращаться со мной как с Золушкой!
Она швырнула нож под ноги возмущенной Лине и ушла в лес со своим рюкзаком.
Томас сердито смотрел ей вслед, хлопая сонными глазами. Он проснулся от их громкого спора.
– Что тут за галдеж? – спросил он. Потом повернулся к Диане, которая тоже проснулась от шума: – Почему это девчонки вечно цапаются между собой?
– Меня не спрашивай, – заспанно пробормотала Змеедама. – Я не девчонка.
– Что? – Томас выпучил глаза от удивления: – Ты не?..
– Дурень, – сказала Диана и ткнула его кулаком в живот так, что Бобо испуганно взвизгнул. – Разумеется, я девочка. Только необычная – не из тех, которые грызутся, играют в куклы и ходят на уроки танцев. Я была бы первоклассным мальчишкой. Жаль! – и она снова заснула.
Томас тоже вернулся к своим снам. Только еще успел представить, как было бы, если бы Диана была мальчиком – может, было бы даже лучше, чем сейчас? Но не пришел ни к какому выводу.
Лина была разгневана. Она ожидала совсем другого. Она надеялась, что здесь на острове все будет построено по образцу семейной жизни. Оливер должен был исполнять роль отца, она – роль матери, а все остальные – дети. Сама Лина была не такой уж довольной и счастливой девочкой. Потому что у себя дома находилась в трудном положении, зажатая между сестрами – старшей и младшей. Поэтому она давно решила поскорее вырасти. И когда три дня назад они очутились на этом острове, она уже было поверила, что ее желание исполнилось еще в детские годы. Она и Оливер были здесь самые старшие, то есть им полагалось самое большое влияние. Но даже за эти дни многое изменилось, прежде всего с другими девочками, а ведь они были младше: Диана, это цирковое создание, добилась признания благодаря своим шуткам и безумной ловкости в лазании по деревьям. Катрин, от которой никто ничего не ожидал, умеет, как оказалось, доить козу, и это всех впечатлило; и даже маленькая Клаудиа со своим плетением из лыка играла более важную роль, чем она, большая Лина, которая целыми днями здесь стряпала и обижалась. Она в сердцах поставила на огонь котелок с кокосовым маслом.
В лагере царила тишина. Томас слегка посапывал. Диана дремала, держа в руках Бобо, спящую больную обезьянку.
Спустя какое-то время со строительной площадки пришел доктор Штефан, чтобы нанести полуденный визит своим пациентам. Он принес с собой две больших зеленых стопки мха и подложил их под спину Диане.
– Ну что? – спросил он, подражая своему отцу в обращении с больными. – Как у нас дела?
Диана слабо улыбнулась:
– Спасибо, очень хорошо. – Она осторожно села на подушках из мха и невзначай разбудила Томаса. – Еще бы шнапса выпить, вот было бы в самый раз.
– Что? – воскликнул Штефан. – Ты спятила! Дети не пьют шнапс!
– Да? А в цирке пьют! – рассеянно сказала Диана, внимательно приглядываясь к смоковнице напротив.
– Надо, чтобы полиция это запретила, – не на шутку разволновался Штефан. – Слыханное ли дело! Дети пьют алкоголь!
Диана притянула к себе Томаса и шепнула ему на ухо – достаточно громко, чтобы Штефан мог услышать:
– А доктора-то оказалось легко обвести вокруг пальца!
Томас хмыкнул от радости, что Змеедама провела его умного брата. Штефан обиженно проворчал:
– Кто его знает, что там творится у вас в цирке…
Диана между тем продолжала приглядываться к смоковнице. Внезапно она схватила обезьяньего малыша и подняла его вверх на здоровой ладони. Бобо запищал и замяукал, как котенок. Диана же кивнула в сторону дерева, прошептала что-то и вообще повела себя так странно, что Томас некоторое время боялся, не повредила ли она в падении с дерева не только руку и ногу, но немножко и голову.
– Томас, ягненочек мой, – сказала Диана, – вот теперь у тебя есть возможность сделать и что-то хорошее! Вон там на дереве сидит мамаша нашего Бобо. Положи малыша там на мох, мне кажется, она мечтает получить его назад.
Томас осторожно отнес дрожащего Бобо под смоковницу. И встал как вкопанный рядом, любопытствуя, как будут развиваться события дальше.
– Эй, верблюд, – крикнула Диана, – сейчас же вернись сюда. Ты думаешь, она заберет малыша, если ты будешь топтаться рядом?
Томас вернулся к Диане, и не успел он сесть, как обезьяна-мать молнией метнулась по стволу вниз, схватила свое дитя и тут же снова вернулась на дерево.
– Жаль, жаль, – взволнованно прошептала Диана, – а как бы мне хотелось посмотреть, что она будет делать.
Им повезло. Обезьяна не стала терять время на то, чтобы вскарабкаться повыше. Она осталась на нижней ветке и недоверчиво обнюхала повязку, которую доктор Штефан наложил на живот малышу. Она было попыталась ее сорвать, но скоро оставила в покое и принялась обследовать голову Бобо на предмет насекомых. А малыш прильнул к материнскому телу и к давно желанному источнику молока.
– Он ест, – прошептал Томас и сглотнул от волнения.
– Еще бы, – Диана прикинулась невозмутимой. Но и ей пришлось откашляться, потому что она охрипла от волнения за обезьяну-мать. То, что обезьяна преодолела свой страх перед людьми и явилась сюда, чтобы покормить свое больное дитя, растрогало даже Диану, имеющую большой опыт в обращении с животными.
– Интересно, отдаст ли она его нам обратно? – спросил Томас.
– Не знаю, – сказала Диана. – Это зависит от того, поняла ли она, что мы не причинили зла ее червячку. Но обезьяны, вообще-то, умные!
Маленький Бобо напился досыта и блаженствовал в руках матери. Обезьяна смотрела вниз на детей; дети смотрели на нее снизу. То был редкий момент, когда взгляды человеческих детей и обезьяны-матери встретились. Томас подумал: «Если бы можно было с ней поговорить!» Диана подумала: «Наш ветеринар в цирке говорит, что если очень сильно о чем-то подумать, то зверь это поймет». И она подумала: «Дорогая мать-обезьяна, отдай мне Бобо назад! Я ему ничего не сделаю, я ему ничего не сделаю, я ему ничего не сделаю!»
Обезьяна-мама на дереве подумала… да кто его знает, что она там подумала. Может, так: «Пока что эти новые существа, свившие гнездо на нашем острове, не причинили зла моему младенцу…»
Из глубины леса послышался призыв, и по тому, как обезьяна-мать резко подняла голову и встрепенулась, Диана догадалась, что это был призыв вождя обезьян. Он требовал, чтобы обезьяна вернулась в стаю.
Что она сделает? Примет решение в пользу младенца? Или в пользу своей стаи? Диана знала, что обезьяны – социальные животные, одинокую жизнь они не переносят…
– Томас, лебедь мой, – начала было она и уже собиралась сказать ему, насколько интереснее наблюдать за жизнью животных, чем смотреть кино и разглядывать книжки с картинками, как тут обезьяна-мать спустилась с дерева и осторожно положила своего уснувшего младенца на то же место, с которого забирала его наверх. И снова проворно вскарабкалась на дерево. – Томас, лебедь мой, принеси мне моего Бобо!
Томас вскочил и бросился к дереву. Но внезапно им овладело любопытство и индейский инстинкт выслеживания: он стал красться за обезьяной, которая перепрыгивала с одной верхушки дерева на другую, послушная зову стаи.
– Томас!
Ответа не последовало. Диана скатилась со своего мшистого ложа и поползла к Бобо, упираясь одним коленом и одним локтем. Опершись спиной на ствол смоковницы, она уселась там, нежно баюкая спящего детеныша обезьяны в здоровой руке, и ждала, когда улетевший от нее лебедь Томас опять в готовности предстанет перед ней.