– Да вы все хоть на коленях передо мной ползайте, – решительно заявила она, – я вам не выдам ни одного звериного гнездышка. Даже вам лично, господин доктор!
И она принялась рвать в свой рюкзак те кудрявые листики, которые только что щипал заяц.
После того, как был решен не только жилищный вопрос, но и налажено пропитание, в котором, кстати, важную роль играло обеспечение молоком за счет постоянно растущего стада коз, возникла новая трудность: износ одежды. Просто уму непостижимо, как разрушительно сказывалась островная жизнь на вещах детей. За короткое время все они остались буквально в рванье, и Оливер с тяжелым сердцем принял решение почать бережно хранимый неприкосновенный запас материалов. Пауль предложил укреплять основание брюк нашивкой из дубленых шкурок, и действительно, вещи теперь носились гораздо дольше. Правда, выглядело это более чем комично, когда, например, Оливер, Штефан и Пауль стояли рядом, и штаны у каждого были усилены разным мехом: у Оливера мехом пятнистой черно-белой козы, у Штефана – светло-коричневой заячьей шкуркой, а у Пауля – серым кроликом. И ступни они обматывали меховыми онучами, потому что от носков остались одни дыры, а шерсти на заплатки у них не было. Постепенно все они превращались из прилично одетых городских детей в орду полудиких робинзонов. Волосы выросли в гривы, остригать их маникюрными ножничками Лины было хлопотно, а с мытьем и чисткой зубов тоже все было не так, как дома. Девочки отличались большей чистоплотностью: они причесывались и каждое утро мылись в ручье.
– Грязь полезна для здоровья, – объявил Томас. Он принадлежал к тем, кто не нуждался в мочалке с мылом.
Кстати, они и впрямь были здоровы. Островная жизнь закалила всех. Они стали мускулистыми и загорелыми. Крутой обрыв берега и лес сделали всех детей гимнастами и скалолазами и сформировали лучше, чем любые гимнастические залы мира с турниками, брусьями и шведскими стенками. Правда, ни один из них не мог превзойти в ловкости Змеедаму, но по сравнению с другими детьми их возраста они были куда сильнее, подвижнее и быстрее.
Но вот с интеллектуальным развитием дело выглядело не так благополучно. Хотя у них на вилле была и «библиотека» – несколько книг, прихваченных из дома, но скоро каждый из детей уже знал все книги. Нельзя же было требовать от такого мальчика, как Оливер, чтобы он перечитывал книжку Клаудиа «Приключения гномика» без скуки и зевоты.
Штефан полагал, что самое время предпринять что-нибудь для смазки их ржавеющего разума, и организовал что-то вроде школьных уроков в облегченном виде. По вечерам у костра они упражнялись в счете, немного занимались природоведением, географией и историей.
– В противном случае, – говорил Штефан, – мы все останемся на второй год, когда, наконец, попадем в Терранию!
В том, что это однажды случится, они не сомневались, хотя вероятность казалась небольшой. Иногда они видели на линии горизонта проходящие корабли, но в такой дали, что любые крики и размахивания были бы пустой тратой сил. Правда, однажды, когда дети провели на острове уже несколько недель, произошло одно волнующее событие.
Утром теплого дня до них вдруг донесся из мерцающей дали над океаном гул нескольких самолетов. Они быстро схватили бинокль Оливера и насчитали одиннадцать самолетов, летящих строем, с терранскими опознавательными знаками.
Дети стояли все вместе на краю леса и с тоской смотрели на одиннадцать черных точек. Зепп достал из кармана осколок зеркала и начал передавать в небо сигналы SOS отраженными солнечными лучами.
И вдруг один самолет, последний в строю, отстал от группы и начал штопорить.
– Что это с ним? – спросила Диана. – Он изображает юлу?
– Шутки в сторону. Мне кажется, у него неполадки с мотором! – встревоженно сказал Зепп. – Вот, вы видели? Ах ты, беда!
Из самолета внезапно вырвалось пламя. Машина зашаталась в воздухе как пьяная. Впереди из кабины пилота выпал тюк, развернулся в небольшой парашют и стал медленно спускаться к поверхности моря.
– Пилот выбросил надувную лодку, – воскликнул Зепп. – А вот и он сам!
Большой светлый купол, под которым висел человек, опускался вниз.
– Давайте махать и кричать! – сказал Оливер. – Может, он нас услышит.
Они орали что было сил. Но терранский летчик в шлеме не замечал их. Он плюхнулся в море, подняв тучу брызг, и вскоре они увидели, как он уплывает на резиновой лодке в ту сторону, куда улетела его эскадрилья.
– Смотрите! – крикнул Штефан. – Самолет!
Горящая машина несколько раз перевернулась в воздухе и теперь неслась бесцельно, охваченная пламенем, оставляя за собой хвост черного дыма, прямо к их острову. С устрашающим грохотом она пронеслась над головами детей, которые в ужасе бросились на землю, и рухнула посреди леса, застряв в кроне высокого дерева. К счастью, пожар потух сам собой. Лишь черные клубы дыма еще какое-то время поднимались вверх, и у детей слезились от дыма глаза.
Во второй половине дня они взобрались на дерево, чтобы осмотреть обугленный остов самолета. Хвостовая его часть выгорела вся, но кресло пилота почти не пострадало, только немного подкоптилось. Дети его отвинтили и с трудом стащили вниз, отнесли на виллу, чтобы впредь оно служило им в качестве кресла-качалки.
Пока они радовались новому предмету мебели, Зепп незаметно вернулся в лес и еще раз взобрался один на дерево, в обгорелый остов самолета. Потому что он еще раньше приметил здесь кое-что такое, о чем не хотел никому говорить. Впереди, рядом с приборной панелью он видел микрофон, и в нем сразу зародилось намерение передать через микрофон послание. Зепп ведь очень неплохо разбирался в технике. После того, как он долгое время ковырялся в устройстве и переключал тумблеры, он вдруг услышал в наушниках – которые с самого начала нацепил – легкий шорох и пощелкивание… Значит, эта штука заработала, он мог по ней что-то передать! Сердце у него заколотилось, когда он установил передатчик на средние волны и лихорадочно соображал, какой бы текст передать.
– Алло, алло, – сказал он в микрофон и в ту же секунду без всяких затруднений знал, что надо сказать: – Мы, одиннадцать детей с судна «Огненная Земля», не погибли, а очутились на маленьком острове в океане. Пожалуйста, заберите нас отсюда!
«Это наверняка не имеет смысла, но я все же попытаюсь еще раз!» – думал Зепп, и он произнес свое послание второй раз и потом третий. Но тут передатчик коротко прогудел – и все шорохи смолкли. Как ни старался Зепп, больше он не смог извлечь из аппарата ни звука.
Пристыженный, он слез с дерева и так злился на свою неудачу, что даже ничего не рассказал остальным детям о пережитом наверху.
Однажды вечером Штефан предложил им сообща придумать этому острову название.
– Ведь мы, вообще-то, его открыватели и должны позаботиться о том, чтобы он впоследствии был нанесен на карту. И как его должны будут там обозначить?
Они долго искали подходящее название. Диана предложила «Обезьянник»; Оливер выступал за «Остров Одиннадцати». Но Штефану все это казалось недостаточно метким. Он снова включил свое латинское высокомерие и заявил, что Insula Puerorum – самое уместное наименование, заслуживающее нанесения на карту мира.
– А что это значит? – спросила Диана.
– Остров мальчиков, – ответил Штефан.
– Так, а как же мы, девочки? – обиделась Лина.
– Pueri означает не только мальчиков, – успокоил ее Штефан, – но вообще детей.
– Ин-су-ла пу-э-ро-рум… – пробовал произнести Оливер. – Нет, это слишком длинно. И слишком научно. А если сократить: Инсу-Пу?
– Инсу-Пу в самый раз! – загалдели дети. Это звучало так по-иностранному. Не то по-китайски, не то по-африкански. Им так понравилось, что в тот же вечер их охватила назывательная лихорадка. Они норовили снабдить красивым именем каждое дерево и каждое животное на Инсу-Пу. Так, к примеру, появилась Бо-Па, она же Бопа, пальма Бобо, самое высокое дерево на острове. Или: Лы-Фа-Кла, лыковая фабрика Клаудиа, она же Лыфа. Или Репикура, речка-питья-купанья-рыбы, протекающая по острову и дающая детям не только питьевую воду, но и вкусную рыбу. Нерапа – неразлучная парочка, язвительное сокращение, придуманное Куртом Конрадом, которое он применял как к Диане с Томасом, так и к Клаудиа с Зеппом.
Все вдруг заговорили между собой на зашифрованном языке, который не понял бы ни один посторонний. Никто, кроме островитян Инсу-Пу, не понял бы, что хотел сказать Пауль, когда за обедом требовал све-са-мол (свежий салат из моллюсков) с ка-пю (картофельное пюре).
Когда они провели на Инсу-Пу уже три месяца, если верить календарю Оливера, вырезанному на коре, то отметили этот квартал праздником. Украсили виллу, Лина приготовила праздничный ужин, для которого охотник Курт Конрад и зеленщица Катрин добыли лучшие продукты. Оливер держал речь, а потом они освятили свое знамя. И хотя оно состояло из некогда белой рубашки Томаса, когда его подняли на мачту, оно трепетало на ветру, и даже издали можно было прочесть на нем надпись, сделанную красным ягодным соком: «Инсу-Пу». А большего от знамени и требовать нельзя.
После пира Диана, которая давно уже была полностью здорова, показала новенькие акробатические этюды. Но кульминацией праздника стал сюрприз особого рода. Штефан вдруг встал и скромно сказал, что хотя он и не поэт, а всего лишь доктор, да и то не настоящий, все-таки он сочинил песню, а Вольфганг придумал для нее музыку, и сейчас она будет исполнена.
– Валяйте! – закричали дети.
И Штефан в сопровождении флейты Вольфганга спел песню про Инсу-Пу:
На нашем острове Инсу-Пу
Скучно не будет никому,
Тут всем деревьям есть простор,
Тут всюду звучит обезьяний хор;
Но и они не должны забывать
Исправно орехами нас снабжать.
С утра до ночи мы все в трудах,
Ох и ах.
На нашем острове Инсу-Пу