– Тушите огонь! – приказал Оливер.
Дети притащили воды и погасили костер. Потом все пошли к Вольфгангу – навестить пострадавшего. Он отделался парой легких ожогов и опалил часть своих черных кудрей. Доктор Штефан безупречно его перевязал, и теперь этот заклинатель змей лежал на своем топчане довольный и принимал поздравления. И какое значение имели саднящие места? Ведь он спас друзей, он – Вольфганг, этот вечно неловкий, ни к чему не пригодный неумеха!
Оливер присел на край его лежанки.
– Ты парень что надо, Вольфик! Даже и не знаю, чем тебя наградить…
Зато Клаудиа знала. Она тихонько отвела в сторону Зеппа и что-то долго ему нашептывала.
– Хм… – сомневался тот. – С этой идеей надо основательно переспать. Но ты права: этим мы могли бы доставить ему колоссальную радость.
Поздно ночью Зепп выбрался из виллы и пошел к костру. Поставил чашку с вязкой застывшей древесной смолой в горячую золу и стал помешивать.
Вдруг рядом с ним кто-то сказал:
– Ты что тут делаешь?
Зепп вздрогнул. Но то был всего лишь Оливер, он держал в руках мертвую змею. Теперь, когда она вяло свисала, только и можно было увидеть, какой длины она была.
– А, это ты! Я тут немножко колдую. Абра-кадабра. Если получится, то у Вольфганга снова будет его скрипка.
Оливер присел рядом с ним.
– Я осмотрел змею, – подавленно сказал он. – Она не ядовитая. Вполне безобидный ужик.
– А Пауль всё: кобра, кобра! – Зепп тихонько засмеялся. – Вот ведь глупость. – Он помешивал свою липкую смолу, которая постепенно разогревалась. – А змеиная кожа на что-нибудь годится? Можно наделать из нее ремней.
Оливер положил мертвую змею перед собой, растянув во всю длину.
– Спокойно можно было бы оставить ее в живых, – сказал он. – Зря я ее убил, а Вольфганг зря прыгал через огонь.
– Не говори так! Для Вольфганга это было не зря. Разве ты не заметил, как ему хорошо оттого, что все его зауважали, а раньше и за человека-то не считали. Уж одно это стоит мертвой змеи.
– Да, это верно, – сказал Оливер, немного задетый, что сам не пришел к этой мысли. – Малыш теперь кажется себе героем.
– Да он и есть герой! – уверенно сказал Зепп. – Он же не знал, что это не кобра! Да и не надо ему этого знать, если ты спросишь мое мнение. А остальным и подавно не надо.
Вот это Зепп! Оливер удивлялся. Он, Оливер, был на два года старше Зеппа, а в людях понимал явно меньше. Может, это происходило оттого, что у Зеппа были братья и сестры, о которых ему приходилось заботиться и ломать себе голову, тогда как Оливер, как единственный ребенок, думал только о себе?..
Зепп неправильно истолковал возникшее долгое молчание. Он думал, Оливер сердится на его возражения.
– Но ты, разумеется, поступай как считаешь нужным, – примирительно сказал он. – Я ведь только…
– Нет-нет! – перебил его Оливер. – На том и порешили: это была опасная змея, и Вольфганг за нас всех поставил на кон свою жизнь!
– Сыграл на флейте и выиграл! – добавил Зепп, и они заговорщицки улыбнулись друг другу.
Два дня спустя Клаудиа и Зепп с сияющим видом подошли к Вольфгангу, который сидел перед виллой и ждал, когда у него заживут руки, чтобы снова можно было играть на флейте. Зепп нес перед собой чашу из кокосового ореха.
– Смотри, Вольфганг, – сказал он. – Мы изобрели растительный клей. Он клеит лучше столярного, и мы подумали: может, мы сможем починить и твою скрипку.
Вольфганг побледнел от волнения.
– Что, правда? – Он даже заикался: – В-вы д-думаете?
Они вынесли из виллы футляр и бережно достали из него части скрипки. Вольфганг объяснил, как эти части должны соединяться и что звучание инструмента зависит от точности соединения. Роль играли доли миллиметра. К ремонту приступили со всей осторожностью. Вольфганг дрожал от нетерпения испробовать скрипку. Но Зепп потребовал, чтобы ее оставили высыхать на несколько дней. Очень кстати было, что руки Вольфганга еще не зажили как следует для того, чтобы водить смычком.
Но в то утро, когда доктор Штефан снял бинты с его пальцев и с удовлетворением убедился, что под волдырями наросла новая, здоровая кожа, Вольфганг со своей скрипкой скрылся в лесу. Дети хорошо понимали, что он хотел быть при этом один. Они долго вслушивались, и потом наконец послышался тонкий звук – а потом еще один и еще. Затем лесенка звуков вверх и вниз, потом несколько аккордов и наконец часть скрипичного концерта, который дети не знали, но звучал он торжественно и радостно. Они побежали на звук мелодии и нашли музицирующего Вольфганга: он стоял под деревом, прижимая скрипку подбородком, и с таким блаженным лицом, что дети в смущении остановились. Вольфганг опустил инструмент и повертел колки. Потом повернулся.
– Зепп, – сказал он и вдруг бросился бегом к Волшебнику, который вернул к жизни его скрипку. – Зепп… – попытался он еще раз, но потом просто положил голову на плечо Зеппу, и он, в одиночку укротивший змею, плакал как младенец, потому что ничего больше не мог сделать от счастья.
Революция
Наконец-то грянул долгожданный дождь. Небо заволокло тучами, море стало свинцово-серым, пронизанным зеленоватыми полосками. Издалека на Инсу-Пу накатывали высокие, пенистые волны, они с грохотом обрушивались на пляж и омывали берег до скалистой стены. Штормовой ветер прорывался сквозь лес, нагибая пальмы. Обезьяны с криками бежали с верхушек деревьев, ища укрытия в низком кустарнике.
Среди ночи разразилась гроза, какой дети еще никогда не видели. Они лежали с открытыми глазами на своих топчанах. Вокруг виллы свистел и выл ветер. Он пробивался сквозь щели, сотрясал столбы и задувал под теплые одеяла, набитые птичьими перьями. Дети прислушивались с колотящимся сердцем к шуму дождя и грохоту волн.
Оливер делал вид, что спит. Он надеялся подать другим хороший пример. Они должны были считать его невозмутимым и бесстрашным. Но внезапно он с криком вскочил со своей лежанки. В голову ему пришло что-то ужасное.
– Наш костер!.. – крикнул он, схватил карманный фонарь и выбежал из виллы.
Но мог бы и не выбегать, потому что костер, разумеется, погас в первые же минуты дождя. Оливер присел перед очагом и бессмысленно ворошил палкой сырую золу. Он надеялся, что где-нибудь в глубине сохранилась хотя бы искра, какая-нибудь тлеющая веточка, из которой можно было бы снова развести огонь. Но все было сырым и черным, и Оливер в отчаянии ковырялся в грязной каше из дождя, золы и земли. «Что же теперь делать? – размышлял он. – В нашем спичечном коробке осталось всего четыре спички. Я их берег как мог. Я никогда не допускал, чтобы костер потух, а коробок заворачивал в несколько заячьих шкурок и прятал в тайнике в шкафу для одежды. Но удастся ли мне теперь четырьмя спичками снова развести огонь? Наши запасы дров вымокли…»
Он вскочил и бросился назад в виллу.
– Ну что, – спросил Курт Конрад с нескрываемым злорадством, – погас?
Оливер не ответил.
– Надо сейчас же перенести наши дрова внутрь, – сказал он не дыша.
Зепп и Штефан выбрались из-под одеял, секунду постояли в дверном проеме, глядя в бушующую темноту. Потом набрали в легкие воздуха и выбежали наружу. Диана, Катрин и Пауль пришли к ним на помощь, и через некоторое время запас дров был укрыт в доме.
– Меня теперь можно вешать на бельевую веревку для просушки, – сказала Диана, отряхиваясь как мокрая собака.
Катрин стучала зубами. Она мерзла и чувствовала себя несчастной, думая о том, каково теперь козам, запертым в загоне и беззащитным перед стихией.
– Было бы неплохо, – сказал Штефан, – если бы Лина выдала нам из бельевого запаса пару сухих полотенец, мы бы ими растерлись для сугрева.
Лина тут же бросилась к шкафу для одежды.
– Было бы неплохо, – сказал Курт Конрад, чеканя каждое слово, – если бы Оливер развел огонь, чтобы мы вскипятили чаю.
Его предложение воодушевило детей.
– О да, Оливер, пожалуйста, – просили они. – Чего-нибудь горячего попить!
Оливер посветил фонариком в лицо Курта Конрада. Он не ошибся: на тонких губах у того снова играла неприятная усмешка, которую все они терпеть не могли, а в глазах сияло странное торжество. Оливер тотчас понял, что Курт Конрад намерен его осрамить. Попытка развести огонь наверняка закончится неудачей, и Оливер станет посмешищем в государстве детей. Но Оливер никак не мог понять в злорадстве Курта Конрада его желание навлечь на всех несчастье, голод и холод, ведь ему и самому придется переносить бедствие вместе со всеми.
– Сейчас я попробую развести огонь, – громко сказал Оливер. – Но обещать ничего не могу. Спичек мало, а дрова сырые.
Он прошел мимо Лины к шкафу и бережно развернул спичечную коробку из заячьих шкурок. В это мгновение ударила молния – прямо рядом с виллой. Все на секунду утонуло в слепящей вспышке света, а потом снова воцарилась смоляная темнота, и крик испуганных детей потонул в рокоте грома.
– Это была так называемая молниеносная атака, – попытался пошутить Зепп.
Но у детей не было времени посмеяться над его шуткой, потому что в этот момент случилось нечто ужасное: вилла обрушилась. Пласты мшаника, которыми они в свое время обложили кровлю вокруг кроны смоковницы, размокли от дождя, и ветки дерева подломились под его тяжестью. Прямо на шкаф рухнул большой пласт кровли. А гроза – будто специально ждала этого момента – тут же удвоила силу. Ливень моментально затопил беззащитное строение.
Тяжелая ветка рухнула на голову Лины, и девочка упала – скорее от испуга, чем от боли. Она лежала в грязи и рыдала, полагая, что держать себя в руках уже незачем.
Оливер неподвижно застыл на своем месте, держа в руках вымокший коробок спичек. Вольфганг на топчане прикрывал своим телом от ливня футляр скрипки. Диана пыталась успокоить дрожащего Бобо. Штефан обнял за плечи младшего брата, а Клаудиа нырнула испуганным цыпленком под руку Зеппа. С крыши падали всё новые куски мшаника. Одеяла, наполненные птичьими перьями, набрякли от воды. Буря ворвалась в дом и опрокинула шкаф с одеждой. Рубашки, брюки и полотенца валялись в грязи. Лина все еще лежала на полу и рыдала, пока Оливер наконец не посветил на нее карманным фонариком.