– Что с тобой? – спросил он, поднял девочку и поставил ее на ноги. Увидев, что она не ранена, он разозлился: – Ты что, ревешь просто так? Как тебе не стыдно, ты уже большая!
Лина устыдилась, но совсем чуть-чуть. Зато рассердилась не на шутку, что Оливер при всех на нее накричал. Неожиданно Курт Конрад за нее заступился.
– Да ведь ей на голову рухнула половина крыши, это не пустяк, – сказал он. – А кстати, как насчет чая – он будет или нет?
Оливер взревел как разъяренный бык:
– Да отвяжись ты со своим чаем, идиот!
Скопился избыток грозы как снаружи, так и внутри. Клаудиа начала тихонько поскуливать в слезах. Зепп пытался ее успокоить и неловко гладил по мокрым волосам.
– Что, спичкам конец, Оливер? – спросил он.
– Да, – спокойно ответил Оливер.
Диана вдруг поднялась и сказала:
– А чего мы тут торчим, в этой промокшей халупе? Было бы разумнее сидеть под скалой.
На это нечего было возразить. Оставаться в вилле действительно не имело смысла.
– Хорошо, идем! – сказал Оливер.
С тяжелым сердцем они покидали свое разрушенное жилище. Ничего подобного они не переживали со времени той ночи в спасательной шлюпке. Они шли, спотыкаясь о корни и поваленные деревья, по зловещему лесу. Над ними стонали и трещали ветки; в темноте слышался треск ветвей и грохот падающих деревьев. Размокшая земля чавкала под ногами при каждом шаге; в башмаках хлюпала вода; ни на ком не осталось ни одной сухой нитки. В конце концов они уселись под раскидистым рожковым деревом и ждали наступления рассвета.
И только Курту Конраду все это, казалось, было нипочем. Он был говорлив и дружелюбен как никогда, подходил то к одному, то к другому, посочувствовал Лине, утешил Пауля, который в темноте поранил руку, для голодного Томаса достал из кармана несколько плодов инжира и – о чудо из чудес! – даже потрепал по голове вымокшего Бобо и назвал его бедной, милой животинкой! Диана не верила своим ушам. Что это с Куртом Конрадом? Она спросила его напрямую:
– С чего это ты вдруг такой добрый?
Курт Конрад ждал этого вопроса и давно держал наготове красивый ответ. Он встал перед Дианой в величественную позу и сказал:
– Невелика заслуга быть добрым, когда светит солнце, горит огонь и все остальное в порядке. А вот быть добрым, когда мерзнешь, мокрый и голодный, – это другое дело! – И потом добавил, как бы между прочим, уже уходя дальше: – К примеру, то, что Оливер отругал Лину, а меня назвал идиотом от злости, что сам же промочил последние спички и по собственной вине оставил нас без огня, это некрасиво, увы.
– Может, мы все и правда в нем ошибались? – сказала Диана. – Может, он не такой уж и плохой парень, как мы всегда думали…
Но Зепп и Штефан были не так наивны. Они держались отстраненно, когда Курт Конрад подошел и к ним, чтобы сказать пару приветливых слов. Они догадывались, что он замыслил что-то – определенно нехорошее, в этом они не сомневались.
Наконец забрезжил серый и безрадостный рассвет. Гроза утихла, только вдали над морем время от времени громыхали раскаты. Но дождь не ослабевал. Он равномерно шумел над Инсу-Пу, будто вообще не собирался прекращаться. Но Оливер, как и каждое утро, распределял работу, хотя, казалось, это не имело смысла. Надо было подоить коз, Диана и Томас должны были принести из леса фруктов. Ведь что-то им надо было есть. Зепп и Пауль начали уборочные работы в вилле. Они выуживали из луж белье, и Оливер отправил Лину и Клаудиа к Репикуре выполаскивать его. Сам Оливер выловил из грязи раскисшие и уже нечитаемые книги и принялся подметать пол большой метлой из прутьев.
Курт Конрад в общих работах не участвовал. Засунув руки в карманы, он разгуливал по каменному плато с непроницаемым лицом и своей знаменитой надменной улыбкой и смотрел, как работают другие. Он подошел к Паулю, постучал его пальцем по плечу и отозвал в сторону.
– Зачем ты это делаешь? – спросил он. – Если бы всем распоряжался я, такому толковому парню, как ты, не пришлось бы спасать из грязи старые тряпки. Это нерационально. Неужели ты никогда не замечал, Пауль, что Оливер использует тебя только на черных работах? Меня это давно выводит из себя, потому что, на мой взгляд, ты способен на большее. Если бы виллу строил ты, у нее бы не обвалилась кровля!
Пауль неуверенно посмотрел на Курта Конрада. Он не был честолюбивым, и его никогда не мучила зависть. Ему не приходило в голову, что его нарочно используют на самых грязных работах. Но слова Курта Конрада достигли своей цели: разве он, Пауль, чем-то хуже Зеппа, Волшебника?
Он остался в растерянности и с гложущим чувством внезапного недовольства.
В этот момент мимо проходил Зепп. На плече он нес длинную жердь.
– Принеси топор и гвозди, – крикнул он Паулю. – Надо усилить поперечины, а то у нас и стены упадут.
– Поди и возьми сам, – огрызнулся Пауль.
– Что это на тебя нашло? – удивился Зепп. – Из-за плохой погоды и голодного утра не стоит сразу слетать с катушек.
Он переложил тяжелую жердь на другое плечо и пошел дальше. А Курт Конрад, услышав раздраженный ответ Пауля, порадовался: так, Пауль готов, теперь на очереди Лина.
Ее он нашел внизу, у Репикуры, где она полоскала белье в бурном потоке разбухшей реки.
– Мало того, что нас мочит сверху, – раздраженно пожаловалась она, завидев Курта Конрада. – Надо еще и утонуть в Репикуре по велению господина Оливера. Что-то не нравится мне все это!
Курт Конрад участливо кивнул. На Лину он уже мог рассчитывать. Ее даже настраивать не пришлось, она и так сердилась. А вот с маленькой Клаудиа дело обстояло хуже. Она как раз проходила мимо с охапкой постиранного белья, и Курт Конрад подбежал к ней:
– Давай-ка я помогу тебе нести. Для тебя это тяжеловато.
Клаудиа посмотрела на него:
– Большое спасибо. Это не тяжело. Зепп говорит: чего хочешь, то и сможешь. А я хочу делать эту работу.
Курт Конрад не сдавался:
– На месте Оливера я бы вообще не разрешал работать такой маленькой девочке, как ты. В конце концов, ведь ты же баронесса…
Но тут, как оказалось, он нажал не на ту кнопку.
– О нет, – испуганно отшатнулась Клаудиа. – Мне было бы скучно ничего не делать.
– Ну хорошо, – извернулся Курт Конрад, – тогда ты могла бы делать что-нибудь хорошенькое. Например, плести венки из орхидей.
– Для чего? – удивилась Клаудиа. – Кому была бы от этого польза?
– Просто это была бы тонкая и благородная работа; не то что белье полоскать.
– Работу нельзя делить на благородную и грязную, – решительно рассудила Клаудиа. – Я это знаю от Зеппа. Он говорит, все работы равны.
– Так, – проворчал Курт Конрад, злясь, что не управился с Клаудиа. – Зепп Мюллер, значит, утверждает, что и между людьми нет разницы, так?
– Почему же? – ответила Клаудиа. – Разница есть. Люди или работают, или не работают. Вот и вся разница, говорит Зепп.
«Дался ей этот Зепп!» – гневно подумал Курт Конрад. Но, поскольку потерпел неудачу с Клаудиа, он оставил ее в покое. И поднялся вверх на плато. Там Штефан и Катрин только что вернулись с пастбища с плохой новостью: бурей повалило ограждение загона и все козы разбежались. Теперь они остались и без молока. Оливер вздохнул. Это был жестокий удар. Катрин видела его отчаяние и попыталась его утешить.
– Я сделаю вкусный зеленый салат, – пообещала она.
– Я хочу есть! – вдруг воскликнула Лина. – Хочу горячего, настоящего и сытного, а не траву от Катрин. – Она была вне себя и набросилась на Оливера: – А во всем виноват ты! Почему ты не уследил за спичками? Ты же у нас в ответе за все! Дом рухнул, огонь погас, козы разбежались, мы голодные и трясемся от холода… К твоему сведению: я больше не буду исполнять твои приказы! – и она, рыдая, убежала вниз и скрылась в лесу.
Дети стояли сокрушенные и смотрели на Оливера, который молча взялся за метлу и продолжил мести пол.
«Началось, – подумал Курт Конрад. – Интересно, кто будет следующим?»
Следующими были, надо с прискорбием признать, Диана и Томас. Их преследовали неудачи со сбором фруктов. Ветер и дождь сорвали и побили о землю то, что висело на ветках. Стволы деревьев были мокрые и скользкие, и Диана ругалась самыми страшными цирковыми проклятиями. Томас тоже был не в духе: мокрый пудинг-плод выпал из рук Дианы и разбился о голову Томаса. Когда они вернулись к Оливеру со своей жалкой добычей, тот был не в восторге.
– И это всё? – спросил он. – На одиннадцать голодных ртов?
– Ах, еще и упреки! – крикнула Диана. – Если тебе этого мало, можешь сам полазить по деревьям.
И она резко отвернулась от Оливера и ушла прочь.
– Да, – подыграл Томас. – А потом пусть тебе на голову шмякнется пудинг-плод!
Революция шла полным ходом.
«Лина, Пауль, Диана и Томас на моей стороне, – прикидывал Курт Конрад. – При первой же возможности я нанесу удар».
К вечеру всеобщее отчаяние достигло предела. Дождь не переставал, дети кашляли и чихали, мерзли в мокрой одежде и хотели есть. Перспектива еще одной ночи под открытым небом всех удручала. С наступлением темноты все собрались у своей бывшей виллы. Недовольные тоже вернулись к старому очагу, потому что в одиночку в темном лесу было еще хуже, чем здесь, где они были хотя бы вместе. И вот они сидели на каменном плато, измученные и отупевшие, слишком усталые, чтобы хоть что-то предпринять против своей беды. У всех было только одно желание: добыть огонь, чтобы согреться и приготовить что-нибудь горячее.
И вдруг случилось что-то невероятное. В воздухе промелькнул маленький огонек, потом в темноте засветилась горящая точка, не больше жучка-светлячка. Дети безмолвно уставились на чудесное явление. Прошло некоторое время, прежде чем они поняли, что это было: перед виллой стоял Курт Конрад и курил сигарету! Оливер был первым, кто издал восклицание, после которого замер, как и все остальные, на несколько секунд. Его возмутило не то, что Курт Конрад курил, – какой же тринадцатилетний мальчик не балуется этим? – а то, что парень обладал зажигалкой и месяцами держал это в тайне; и что он оставил их всех, десятерых промокших и продрогших детей всю ночь и весь следующий день мерзнуть и голодать; все это привело его в такое негодование, что он в один прыжок очутился рядом с Куртом и выбил сигарету у него изо рта.