Оливер вскинул подбородок и властным жестом обвел рукой все пространство.
– Я объявляю этот остров нашей собственностью! – сказал он, и голос его звучал с хрипотцой от величия момента. Не смог обойтись без пафоса. И остроносый циник тут же отреагировал:
– Александр Великий!
– Здесь, наверху, мы и поселимся жить, – продолжал Оливер. – Построим здесь жилье и отсюда будем совершать охотничьи рейды.
На одной стороне гора была не каменистой, а под толстым слоем земли полого снижалась к лесу. И этот склон был как фруктовый сад, полный плодовых деревьев. Там были высокие кусты с еще зелеными бананами, росли рожковые деревья с плоскими стручковыми плодами и широколистные смоковницы, на ветвях которых висели, словно набитые котомки, лилово-коричневые фиги, некоторые уже полопались от спелости, и в трещинках светилась их нежно-розовая мякоть. А Оливер вдруг исчез. В три прыжка он спрыгнул с обрывистого плато, и дети с удивлением увидели, как он упал под деревьями и приник ухом к лесной земле.
Девочка-акробатка испуганно ткнула в бок Штефана:
– Что это он делает? Может, он не в себе?
– Я могу предположить, – иронично сказал остроносый, – что он слушает, не идет ли сюда стадо слонов. Ведь Александру Великому без них не обойтись!
– Ты спутал его с Ганнибалом, – усмехнулся Штефан, – когда тот шел через Альпы!
Девочка-змея удивленно помотала белокурой головой:
– Святой соломенный тюфяк! Какие образованные люди тут собрались! А меня вот убей, я не знаю, кто такой Ганнибал.
– Ты, видать, не в гимназии учишься? – свысока спросил остроносый.
– Ну и что такого?! – ответил Штефан, обидевшись за девочку. – Ничего позорного в этом нет!
– Я чаще всего вообще не хожу в школу, – заносчиво пояснила Змеедама, – и даже оставалась на второй год!
– Да? – ужаснулись мальчики.
Они не могли поверить в такое. Ведь девочка производила впечатление толковой. Но времени на объяснения не было. Потому что Оливер подскочил с земли так же внезапно, как и упал на нее, и теперь спешно удалялся среди деревьев, нагнув голову, как полицейская собака-ищейка.
– Побегу за ним, – сказал Штефан, – а то вдруг с ним что случится, а мы не будем знать, где его… – не закончив фразу, он побежал с горки вниз за Оливером. Остальные тоже последовали за ним по пятам. Лесная чаща казалась здесь гуще, чем с той стороны, откуда они пришли. Проходу мешали упавшие деревья, обвитые лианами. Мох рос здесь еще плотнее и выше, и всюду из темной зелени выглядывали неправдоподобной красоты цветы. Когда они догнали Оливера, тот присел и зачерпнул двумя ладонями родниковую воду.
– Вот! – радостно воскликнул он. – Идите сюда! Вы только посмотрите: это последнее, чего нам не хватало. Теперь мы обеспечены всем!
Они присели с ним рядом, умылись и вымыли руки в ручье. Вода была чудесно освежающей, прохладной. Они тут же напились и убедились, что вода вкусная, пропитанная лесом и землей. Намного лучше домашней воды из-под крана. Оливер поднялся.
– Теперь идем назад, – приказал он. – Предлагаю забрать остальных и сегодня же вернуться на плато. И тогда мы первую ночь на нашем острове проведем как дома… так сказать.
Дети слегка скривились на словах «как дома». Уж мог бы этот Большой выбрать более подходящее слово, такое, чтоб не ввергало их в тоску по дому; чтоб они проглотили его молча. Но, в конце концов, Оливер не был учителем родного языка и не мог так точно подбирать слова, как делают поэты. А в остальном он действовал доселе безупречно. Так что они его простили и в полном согласии пустились в обратный путь.
Зепп и Клаудиа
А детям, оставшимся на пляже, тоже было чем заняться. Лина и рыженькая разбирали рюкзаки. Они засучили рукава, а Лина даже связала свои косички под подбородком, чтобы не болтались и не застили взгляд при наклоне. Она сама себе казалась очень прилежной, когда раскладывала рубашки и носки и диктовала рыженькой:
– Три беретки, одна спортивная шапочка, капюшон от дождя…
– Не так быстро, – жаловалась рыженькая, – я не успеваю записывать.
Хорошенькая маленькая девочка с нежным лицом робко стояла рядом и накручивала на палец свой золотистый локон.
Лина строго оглядела ее с головы до ног:
– Ты же ничего не делаешь!
Хорошенькая опустила голову, потому что от строгого тона у нее моментально подступили слезы. К ней подошел мальчик в очках и коснулся ее плеча.
– Не надо так пугаться, – добродушно посоветовал он. – Она ведь не хотела тебя обидеть, да? – он вопросительно и слегка осуждающе взглянул на Лину.
– Ах, какая чувствительная, – обиженно сказала Лина. – Чуть что – сразу плакать. Ты всегда так делаешь?
Девочка отрицательно помотала головой.
– Ладно, оставь ее в покое, – посоветовал мальчик. – Она же тут самая маленькая.
Девочка наконец подняла голову:
– Если вы мне дадите делать то, что я смогу, то я сделаю.
Голос у нее был такой же нежный, как ее личико и вся ее изящная фигурка.
– Посмотри, – сказал мальчик, – не позаботиться ли тебе о нашем одеяле на ночь?
– Какое еще одеяло? И, между прочим, работу здесь распределяю я, – недовольно вставила Лина.
Мальчик поправил очки и спокойно ответил:
– Извини, я не хотел вмешиваться в твои дела. Меня зовут Зепп Мюллер, и я всего лишь хотел тебе помочь.
– Какое одеяло ты имеешь в виду? – спросила Лина.
– Я думаю, что ночью нам будет холодно спать под открытым небом. Самое лучшее будет всем лечь рядом, а наши пальто сшить в одно большое общее одеяло.
Лина поняла, что он предлагает.
– Ну хорошо, – сказала она маленькой неженке и достала из своего собственного рюкзака принадлежности для шитья: – Вот тебе иголка и нитки. И экономь, пожалуйста: неизвестно, сколько это продлится.
Маленькая подавленно смотрела на катушку ниток и хотела что-то ответить, но Зепп быстро отвел ее в сторону.
– Ты, наверное, не умеешь шить? – тихо спросил он.
– Не умею.
– У тебя, наверное, была нянька, которая все за тебя делала?
Малышка испуганно посмотрела на него.
– Камеристка, – сказала она.
– Камеристка? – не понял Зепп, уставившись на ее рот, из которого только что вылетело это неправдоподобное слово.
– И гувернантка, – продолжала несчастная девочка. – И еще горничные и учительница музыки…
– Ну, выкладывай давай, кто еще? – безжалостно потребовал Зепп.
Малышка сглотнула, слезы опять подступили к глазам:
– Еще управляющий, повар, два садовника и вся остальная прислуга…
– Прислуги не бывает! – решительно заявил Зепп.
– Бывает! – заверила малышка, радуясь, что превосходит его в познаниях. – Это такие же люди, как ты и я.
– Так, – мрачно заметил Зепп. – Да что ты говоришь! – Он гневно сверкнул глазами из-за очков: – Скажи еще, что ты живешь в замке!
– Да, – ответила она и снова виновато опустила голову.
– Да ты, поди-ка, еще и принцесса?
– Нет, всего лишь баронесса.
После этого разоблачения Зепп долго молчал, погрузившись в раздумья.
– Ага, и баронесса, конечно, не умеет шить, – сказал он потом. – И ей надо показать, как это делается.
Они сели на песке рядом и стали сшивать вместе все пальто. Малышка смотрела на его пальцы, которые ловко протягивали нитку сквозь толстую ткань. Игла у него так и летала. А у нее все получалось очень медленно.
– Как хорошо ты умеешь, – робко сказала она. При этом уколола себе палец, но не издала ни звука, только сокрушенно смотрела на красную капельку крови.
– А ты облизни, – сказал Зепп, качая головой: даже этого она не знала. Всему-то приходится учить этих баронесс.
– Ты и носки умеешь штопать? – спросила она через некоторое время.
– Само собой, а как же, – ответил он. – Я все могу: варить еду и стирать белье, пеленать младенца и колоть дрова. Потому что моя мать вот уже два года не встает с постели, а у отца только одна рука.
– Ох, – сказала девочка и с испугом посмотрела на него.
Она смотрит, как пугливая косуля, подумал Зепп и смущенно отвел глаза. Он еще никогда не видел таких мягких карих глаз и вообще такого нежного существа, как эта баронесса. Они молча сшивали толстые куртки и пальто. Было очень тихо. Только море блестело и бросало на берег мелкие волны. Слабый ветер играл с песком и доносил соленое дыхание воды. Время от времени слышалось бормотание Лины: «Две пары шерстяных перчаток, один галстук». Томас слонялся без дела, а чернокудрый молча сидел на песке, безутешный в своем горе.
– Послушай, – сказал Зепп малышке, – если ты такая богатая, почему твой отец не нанял для тебя самолет, чтобы переправить в Терранию? Тогда бы тебе не пришлось ждать транспорт для перевозки детей.
– Это случилось так внезапно, – сказала она. – Еще за десять дней до поездки я не знала, что поеду. Но тут случилось это происшествие с Карлом и Якобом…
– Кто такие эти Карл и Якоб?
– Дети нашего шофера. Они после обеда пошли вниз, в деревню за ветеринаром. Аллегро заболел и…
– А теперь еще и Аллегро! Кто он такой? – совсем запутался Зепп.
– Аллегро – это папин любимый конь. Его так зовут, потому что он быстро бегает. Это слово всегда пишут над нотами, когда надо играть быстро. Ты разве не играешь на пианино? – удивилась она, заметив на лице Зеппа непонимание по части нот и аллегро.
– Нет, – отчужденно ответил он.
– А я умею! – сказала малышка и зарделась от гордости. – Недавно я выучила менуэт Моцарта наизусть.
На Зеппа это не произвело никакого впечатления.
– Лучше бы ты шить умела, – холодно заметил он.
Малышка испуганно смолкла и снова взялась за иглу.
– Ну, что там дальше-то было, – напомнил Зепп, – с детьми шофера?
– Да, они побежали вниз, в деревню, и тут над ними вдруг летят самолеты. Они, вообще-то, летели в Цетеро, но, когда увидели мальчиков, один самолет снизился и выстрелил в них.
– Вот мерзавцы. И попал?
– Нет. Но Карл и Якоб были бледные как мел, когда рассказывали об этом, и дрожали всем телом. И тут мой отец сказал, что под огонь может попасть и Клаудиа, я тоже иногда хожу в деревню. И они быстро решили отправить меня к тете Доротее в Терранию.