– Чего ж не сыграть, только я в шахматы играю, – неожиданно согласился Жарко, и отряд замолк как по команде. Хоть не сказал «на просто так» или не ответил на вопрос «на что играем?» неосторожным «ни на что»! Иначе бы Гоблин «развел лоха по самые не балуй» – коль «на просто так» играл, то и «за просто так» нагнет, коль «ни на что» – то для Гоблина и тыща есть ничто, самый что ни на есть пшик… Но и шахматы – в зоне игра азартная. А у Гоблина был свой гроссмейстер за пазухой, разрядник в свите имелся по прозвищу Бобон.
Пахану доложили, но не вышел Кузьмич. Он не светлячок во тьме светить и не комар на свет лететь… Ждал развязки. Первоход сам виноват, глуп как бабий пуп. У Бобона еще никто не выигрывал в эти чертовы шахматы, хотя и мухлевать в них сложно, особенно при зрителях в весь отряд.
«Шахматное дерби» началось, когда за спиной Гоблина вмиг очутился Бобон с картонным шахматным полем и коробкой с пластиковыми фигурами.
– На что играем? – поинтересовался местный «гроссмейстер», – Без интереса неинтересно.
– Да с первохода не вытянешь лишнего слова. Думает, что цепляться станем, а мы ж без наезда, чисто по-людски. Давай я предложу, чтоб всем интересно было! На твою шконку, Бобон, играйте! Проиграешь – будешь под ней спать, выиграешь – на ней! Сам виноват, раз тебе неинтересно без интереса. А так нормально тебе?
Наезд на собственного шныря, уже сломанного до уровня безропотного мычания, не вызвал ни у кого удивления. Бей своих – чтоб чужие боялись! Однако Бобону практически нечем было рисковать. Считался он в шахматах непревзойденным и доселе непобедимым виртуозом…
Аккуратно расставив фигуры, Бобон предложил жеребьевку и ему достались белые. Не мудрствуя лукаво он начал с заурядного хода «Е2Е4», на что Жарко ответил ходом конем.
Первоход почти не думал над ходами, предвидя каждый выпад противника как в центре поля, так и на флангах. В середине игры Бобон прозевал слона, а затем и ферзя. В эндшпиле любой ход Бобона оборачивался цугцвангом, но Жарко не спешил поставить мат, хотя возможности такие присутствовали чуть ли не после каждого хода попавшего впросак и уже трясущегося от неминуемого фиаско Бобона.
Даже не самые сведущие в этой интеллектуальной игре зэки могли подсказать нужный ход, причем в нескольких вариациях и разными фигурами, коих у Жарко осталось предостаточно, включая сокрушающего ферзя, но помалкивали. В зоне – каждый за себя, и у каждого свой статус.
Гоблин недовольно поглядывал на свой несостоявшийся таран в виде переоцененного шахматного гения, и готов был слить собственного человека в парашу. При этом ненависть к первоходу выдавливала глаза из орбит.
Все ждали сакраментального слова «Мат!». Но Жарко медлил до последнего, и методично щелкал фигуры и пешки своего противника, пока у Бобона в распоряжении не остался один король. Но и тут произошла какая-то невообразимая метаморфоза.
Жарко произнес совсем другое и совершенно неожиданное, неизвестное большинству зрителей слово:
– Пат…
– Что еще за пат? – не понял Гоблин.
– Ничья.
– Как так ничья, у Бобона же ни одной фигуры?
– Это в шахматах не имеет значения. Король спасен по моему решению, хоть и остался без армии.
– Не понял, то есть ты поддавался? Вы в шахматы играли или в поддавки?
– В шахматы, – ответил Зиновий.
– Так что ж ты мат не поставил?
– Не захотел. Пусть король живет. Я его спас.
– Ты чо? – взбеленился Гоблин, казалось, он в одно мгновение раздуется от нахлынувшей злобы и лопнет.
И вот тут состоялся выход Кузьмича. Он появился как всегда из ниоткуда, с неизменной расческой в руке.
– Что за шум, а драки нет? Опять ты наезжаешь на пацана по беспределу, Гоблин. Сказали же тебе – пат! Ничья, значит. Все, разбежались по нарам. А ты, первоход, ко мне давай, базар есть.
Все подчинились и даже Гоблин нехотя удалился на свое место.
За столом у Кузьмича чай разлили на две кружки. Пахан хотел «перетереть» с новичком глазу на глаз, поэтому шестерки «закрыли уши».
– Вижу, хитер ты, Жарко, отчего не выиграл у Бобона, мог же? Мастак ты в этой игре.
– Я выиграл тем, что не выиграл. Парадокс, – ответил Зиновий. – Спас чужого короля, но оставил его без армии. Без армии он не страшен.
– На что намекаешь? – сощурился догадливый пахан.
– На то, что ситуация со мной глаза и вам раскрыла, ведь поняли вы, кто на ваш авторитет посягает, – разложил все по полочкам Зиновий.
– Стало быть, спас ты меня? И я тебе обязан? А может, до конца пойдешь, коль в спасители записался, когда я никого не звал себя спасать? А то ведь выходит, на мокрое дело ты меня толкаешь, а не спасаешь. Завалишь нашего общего неприятеля? – искоса и оценивающе взглянул на первохода пахан, но тут же откашлялся или посмеялся, по звуку Зиня не определил… – Да шучу я. Разберемся.
На следующее утро в зоне случилось ЧП. Гоблин не появился согласно распорядку на утренней поверке. Его нашли мертвым с заточкой в шее. Орудие убийства обнаружили во время шмона по наводке отрядного стукача – двойного сексота – под матрасом заключенного, пострадавшего не так давно от перелома челюсти…
После этого случая двадцатилетнего Зиновия Жарикова-Година никто в зоне не трогал. Пылинки не сдували, но он оставался вне системы, не прогибаясь ни перед администрацией, ни перед блатными.
Все восемь лет перед УДО он жил не тужил относительно спокойно. На производстве Зиновий выполнял функции «бугра» – бригадира рабочей команды. Отличался гипертрофированным чувством справедливости при нормовыработке, наказывал и поощрял за дело, старался ни с кем не конфликтовать. Когда нормативы не выполнялись, приписками не занимался, сам включался в работу, чтобы заслужить поощрение и досрочный выход на волю.
Тот социальный лифт, что предлагала зона, был для Година слишком тесен. В этих рамках развернуться столь широкой натуре не представлялось возможным. А на свободе его ждали большие дела. Там работали иные лифты, скоростные и перемещающие на самый верх, выше и быстрее, чем рисовали сокровенные мечты и диктовали непомерные амбиции…
Глава 29Спицы
Новая жизнь в Доминиканской Республике безумно нравилась Царю. Вор наслаждался ласковыми водами Атлантики и зеленоватым оттенком моря на Карибской стороне острова. Он сменял отели как перчатки, разъезжая на кабриолете с водителем от Пунта-Каны до Бока Чики, ел омаров и любовался колониальной архитектурой Санто-Доминго.
Смешение стилей готики и барокко поражали воображение проведшего большую часть жизни в местах лишения свободы. Но больше радовали огромные кровати с белоснежными простынями и установленное в центре бунгало бурлящее джакузи с пеной. Дизайнеры вмонтировали ванную вместо пуфа, по углам стояли ведерки для шампанского. Можно было принимать ванну с видом на живописную террасу с пальмами. С экзотических деревьев свисали кокосы, которые местный раб или обнаженная молодка, вышедшая из джакузи, могли снять, продырявить и вставить трубочку всего за доллар или за пару песо.
Он каждый день, облачаясь в сомбреро и льняной пиджак, пил знаменитый кофе «Санто-Доминго» с мягким вкусом, разбавляя сладкий и почти без горчинки привкус курением длинной сигары «Ла Галера Империал» размера «Черчилль». Кайфовал Царь всецело и полноценно в неизменном присутствии мулатки или синей от черноты гаитянки.
Свой шестидесятилетний юбилей Царь решил отметить на райском карибском острове Саона, арендовав шикарную яхту и заказав на причале трио «марьячи». По возвращении артисты исполнили несколько песен ценой в сто песо за каждую. А затем гитара и маракасы проследовали за юбиляром до ресторана на набережной. Там Царь купил своим спутницам мороженое и коктейли мохито. А сам попросил для себя доминиканскую сигару.
Он пребывал в приятной истоме после того, как «справился» в каюте с мулаткой. В его возрасте это было двойной победой. Она исполняла любовь почти правдоподобно и шаловливо называла старого папашу Рикардо, что подняло его настроение и возбудило на кратковременный отрезок, коего хватило, чтобы успеть проявить свое угасающее с годами либидо.
Царь с трудом запомнил свое новое имя – Рикардо Гонсалес. По протекции спецслужб Соединенных Штатов Царь стал обладателем вида на жительство островного государства.
На его деньги, полученные через Гасана при посредничестве Сицилийца, кураторы не претендовали, хотя Царь не сомневался, что за них еще спросят. Ведь массово поднять арестантов на бунт не удалось – Сицилиец опростоволосился, а Калач оказался «крысой»… Но заинтересованность в Царе не отпала, ЦРУ ковыряло Россию, полагаясь на свою собственную стратификацию. Социальный слой, в котором Царь считался элитой, мог стать пассионарным, ведь война всучила в его руки оружие.
Охрану к новоиспеченному дону Гонсалесу не приставили. Кто же будет искать его за тридевять земель…
Официант принес инкрустированный дорогими породами дерева хьюмидор с сигарами, и мнимый Рикардо выбрал самую длинную. Гильотинка щелкнула, и лакей поднес зажигалку. Клиент затянулся и выпустил дым.
Спутницы заливались смехом над собственными же шутками, обнажая стройные ряды своих белых и блестящих как перламутровый жемчуг зубов. Тропическое солнце в этих краях греет щадяще, в мае до сезона ураганов далеко.
Как стемнело, Царь решил ехать в Пунта-Кану. Он соскучился по мясу, а в «Хард Рок отеле» мясо жарили на любой вкус.
– Счет, – вымолвил он сперва по-русски, а потом закидал официанта своими познаниями в иностранных языках: – Биль! Чек-аут! Пор фавор, кванто квеста?!
Мулатка из Бока Чики и негритянка из Гаити уже ждали «папочку» в кабриолете. Официант, принесший счет, был почему-то белый. «Похоже, неграм не доверяют деньги…» – подумал про себя вор.
Он стоял перед гостем с какими-то детскими счетами. На спицах этого допотопного бухгалтерского атрибута были разноцветные пластмассовые костяшки. И даже в этот момент Царь не почуял неладного. Мало ли, счеты… Может, у них так принято. Хотя, конечно, проще пользоваться калькулятором. Но что с них взять. Дикари… Проще обезьяну научить считать!